Багряный лес - Роман Лерони

Здесь не принято расспрашивать о старом, о том прошлом, которое осталось за воротами "Специализированной психиатрической больницы № 12 МВД Украины по Львовской области". Прошлое таит в себе опасность, о которой нет желания ни думать, ни вспоминать. Она — это вновь кошмар безумия, обостренный безумием окружающих. Здесь всегда представляются, называя прозвища вместо имен: никого не интересует твое имя, твое положение там, на свободе, возраст и достижения. Только прозвище — спрессованный и лаконичный ярлык твоего характера и твоих способностей. В нем весь ты. Врачи и персонал также следуют этой традиции, хотя и являются той высшей инстанцией, которая все может отменить и, наоборот, применить. Никого не удивит, если вместо имени впервые попавшего сюда человека прозвучит что-то вроде, Тюфяк или Солома. Это принимается всеми не только, как обыкновенное, но и как обязательное.

Лекарь. Он умел не только слушать. Самых буйных успокаивал только ему известным способом, да так, что прибежавшим санитарам оставалось только дернуть плечами и бросить в угол "матушку", как именовали в больнице "фиксирующий медицинский костюм", более известный, как смирительная рубашка, бросить ее в угол и убраться к черту. Они охотно использовали его, "брали на службу": помещали в палаты к самым буйным, а сами спокойно проводили ночное дежурство за просмотром видеофильмов. Он же, в свою очередь, охотно и прилежно "служил", принимая в оплату за услуги различную домашнюю снедь, фрукты и безопасные бритвы, которыми потом старательно выбривал свой страшный череп.

Но не все гладко было с Лекарем, иначе бы он не оказался в клинике и не получил бы это прозвище.

Никто из сокамерников не знал, когда и за что он попал сюда, но все прекрасно помнили события, которые персонал прозвал звучно и соответственно — "салют". Этот термин применялся только к Лекарю.

"Салютов" было несколько.

Вся больница замирала, слушая в одной из палат нечеловеческий вой, шум борьбы, звон чего-то бьющегося, топот в коридорах неисчислимых легионов санитаров и охраны. Такое могло продолжаться несколько часов подряд, а затем стихало. Несколько дней после "салюта" все находились в странном возбуждении: персонал занимался генеральной уборкой, постоянными обходами, больные же получали больше лекарств и тумаков. Всех потенциально буйных упаковывали в крепкие объятия "матушки", либо отправляли в "люксовые номера" — камеры в подвале, обитые от пола до потолка мягкими матрасами. Остальных накачивали предельными дозами успокоительных до такой степени, что терялось ощущение времени. Примерно через два месяца после "салюта" появлялся Лекарь, осунувшийся, изнуренный, с воспаленными глазами, и все становилось на свои места.

Он смотрел на своего спящего соседа и вспоминал тот момент, когда стал свидетелем такого "салюта".

Очередной новенький поступил в больницу ночью. Его завели в палату, дали постельные принадлежности, пижаму, подождали, пока он переоденется в нее из своей черной тюремной робы, заправит постель, после чего сделали ему укол и ушли. Из-за того, что кожа вновь прибывшего была идеально чистой (она не имела привычных родимых пятен, шрамов, и всякой другой чепухи, естественной для нормальной человеческой кожи), а волосы были светло-желтого цвета, его сразу прозвали Белым. Это прозвище в палату принесли санитары.

Это была палата № 34. Особенная. Одним словом, сюда помещали тех, чья вина в совершении преступления прямо не доказана, либо в вынесенном приговоре были сомнительные пункты, или адвокаты вон из кожи лезли, чтобы отработать свой гонорар и вытащить на волю клиента, и, наконец, здесь были те, кто совершил тяжкое преступление в состоянии аффекта.

— Полный комплект, братаны, — сказал кто-то, переворачиваясь на другой бок.

Как только дверь в палату заперли, парень, сидя на кровати, как-то сразу оплыл, уперся головой в руки, закованные в наручники (таков был порядок — первая ночь для новичков в наручниках), и захныкал, хотя до этого держался браво. Никто не мог заснуть, особенно после того, как эти всхлипывания перешли в громкие рыдания, а затем в нудный и однообразный скулеж. "Концерт" продолжался около двух часов. Первым не выдержал Лекарь, который по своему обыкновению страдал бессонницей и очень чувствительным сном. Он поднялся с кровати и подошел к парню.

— Белый, Белый, — затормошил он плачущего парня за плечо. — Паренек! Ты здесь новенький и должен усвоить одно простое правило: здесь все психи, и всем нужен покой, чтобы набраться сил и пережить еще один день в этих стенах. Если ты думаешь, что здесь лучше, чем на "зоне" — вынужден тебя огорчить: еще хуже и уже завтра ты все сам узнаешь. Я понимаю, что у тебя случилось что-то ужасное и, как кажется, непоправимое, но сон позволит завтра все осмыслить по-новому. Здесь все через подобное прошли. Кроме этого, надо иметь немного уважения к окружающим.

Юноша сел ровно, и все увидели его лицо, сухое, не заплаканное, скривленное гримасой издевательской улыбки. Его надменный взгляд уперся в Лекаря.

— Отойди от меня, урод, — зло, с ненавистью, четко и громко произнося каждое слово, бросил он. — У меня ничего ужасного не произошло. Все просто прекрасно! Мне только не нравится это вонючее место и ваши морды шизиков. Ты меня понял?

— Понятнее некуда, — разочарованно вздохнул Лекарь и лег на свою койку. — Сегодня прощается тебе, малыш, но впредь запомни: заносов на поворотах здесь не любят, а лихачей по утрам выносят вперед ногами. Пристегни ремень и ложись спать.

Малый огляделся:

— Где здесь выключается свет? Вырубите эту чертову лампочку!

— А ты представь, что лежишь на пляже — солнце светит, — сострил кто-то. — На курорте. Ложись, а то на процедуры опоздаешь.

— Пошел вон, дурак! — рявкнул новенький.

Он залез на кровать, стал на ней во весь рост и закричал что было сил, до хрипоты в голосе:

— Хотите спать? Отдохнуть? Сейчас я вам устрою концерт, дурики!..

Он стал прыгать на кровати, лаять, выть на лампочку. В ответ на эту простую выходку в палате раздался дружный смех.

— Вот, клоун — думает, что удивил!..

— Мы, брат, не таких чертей видели. Тут такие артисты были, залюбуешься. А то, что ты показываешь — детские забавы. Может на "зоне" это и нравится кому-то и производит впечатление, но здесь, профессионалам…

— А ты попробуй по стене пробежаться. Давно не видел. Вот потеха будет!

— Крепче шуми, малыш! Сейчас кумовья сбегутся, сватать с дубьем начнут, потом ребра клеить полгода будешь.

Он перестал прыгать и обвел всех взглядом. Кровь прилила к его миловидному лицу, и оно засветилось рубиновым светом, и это свечение заиграло на обильно скатывающихся каплях пота. Глаза огромные, немигающие, наполненные до предела безумным азартом.