Смертельный удар - Ричард Цвирлей

у него бритая голова, окровавленная рука, и в придачу ко всему он убегал, а это значит, что он преступник.

Довольный проделанным анализом, старший лейтенант Медушевский наклонился над лежавшим на земле парнем. Для полного счастья не хватало только чистосердечного признания.

Старший лейтенант Медушевский не был случайным человеком. Он читал профессиональную литературу и знал, что признание в принципе завершает расследование. Есть труп, есть подозреваемый и есть наконец признание. И дело закрывается после составления протокола. У него были все составляющие, кроме последней. Но это чистая формальность, думал старший лейтенант, который хорошо знал, как профессионально подойти к делу.

Этот подозреваемый сам подвернулся, и это не могла быть случайность. После оцепления территории по поручению того засранца из Познани – а вообще, что творится в Гражданской милиции, если он такой молодой, а уже офицер, не мог успокоиться Медушевский – так вот, по его поручению территорию оцепили, и он мог со своими доверенными людьми отправиться на поиски преступника. Долго не пришлось искать. Они отошли от палатки, в которой начали работать криминалисты, всего на двести шагов. Вблизи душа и уборной был небольшой сквер, где нельзя было ставить палатки. По замыслу организаторов это должно было быть место для приема пищи, потому что на траве стояли деревянные столы и скамейки. Никто ничего там не принимал, кроме алкоголя, конечно, и поэтому во время ежедневного обхода они всегда задерживали там пьяных правонарушителей. Они отвозили их в вытрезвитель или в изолятор, в зависимости от настроения сотрудников.

Старший лейтенант был уверен, а это подсказывало ему милицейское чутье, что если им нужно найти виновного, они могут на что-то или на кого-то наткнуться именно в этом месте. Они наткнулись на кого-то. На вытоптанном газоне лежал бритоголовый парень с забинтованной рукой. Медушевский заметил его издалека. Он приказал двоим сотрудникам окружить лежавшего на земле, а потом сам направился в его сторону. Правонарушитель, наверное, что-то почувствовал, потому что поднял голову, посмотрел на приближавшегося старшего лейтенанта, а потом вдруг вскочил на ноги и бросился бежать. Но ему не повезло. Он столкнулся с Мжиглодом, который профессионально его подсек, а когда парень падал, сзади на него набросился Конярек. Вскоре подозреваемый уже сидел в наручниках в «Нисе».

Медушевский решил довести дело до конца. Он приказал Коняреку заехать в лес по дороге к Острову-Великопольскому. Там милиционеры вытащили подозреваемого из машины и быстро подготовили его к допросу.

– Я сейчас спокойно спрошу, зачем ты это сделал. И жду правильного ответа. Это значит такого, чтобы мне не пришлось спрашивать еще раз. А я не буду спрашивать, если все будет понятно и рассказано начистоту. Ты меня понимаешь, лысое чмо?

Задержанный ничего не ответил, поэтому старший лейтенант с размаху ударил его дубинкой по ноге. Прежде чем допрашиваемый успел закричать, очередной удар пришелся по другой ноге.

– А-а-а! – заорал парень, а старший лейтенант посмотрел на Конярека.

– Заткни ему пасть.

Конярек повернул голову задержанного и приложил ладонь к его рту, плотно прижимая.

– Еще раз спрашиваю. Отвечай, говнюк, чтобы я остался доволен. Но сначала я помогу тебе освежить память, чтобы ты ничего не перепутал.

Он присел рядом с парнем, которого крепко держали милиционеры. Первый удар пришелся по спине, а затем удары посыпались по всему телу и ногам.

Спустя несколько минут старший лейтенант устал, а допрашиваемый согласился бы подписать даже признание в том, что это он несет ответственность за бойню на шахте Вуек. Но Медушевскому достаточно было признания в убийстве постояльца красной палатки. Старший лейтенант даже не знал, убили женщину или мужчину, он забыл спросить у того молодого офицера, а потом решил не усложнять ситуацию и ни о чем не расспрашивать. Главное – получить признание.

Глава 2

г. Познань

11:10

Теофиль Олькевич посмотрел на свои грязные ногти на левой руке. Он удивился, что под ними такой толстый слой грязи. Обычно он старался выглядеть прилично. Когда он чистил ногти перочинным ножом, конечно, оставался тонкий черный контур, но сегодня его руки выглядели ужасно. Все из-за огорода, на котором ему приходилось работать. Какое-то время назад его жена Ядвига пришла домой и сказала, что умер сосед Антковяк с пятого этажа, и подвернулся случай, чтобы купить его участок, потому что вдова едва передвигается на костылях, и огород ей не нужен. Если уж появилась такая возможность, стоит ей воспользоваться, потому что скоро набросятся другие и отберут. Теофиль был не против, чтобы набросились и отобрали, потому что был уверен, что участок ему ни к чему. Однако Ядвига считала иначе, тем более, когда узнала, что местоположение отличное, между Нижней Вильдой и Бема, то есть совсем недалеко от их дома, всего двадцать минут пешком. Она умела убеждать. Сначала Теофиль отказался и сказал, что ему участок не нужен, потому что у него нет времени на ерунду, то есть, что он не будет копаться в земле. Свободное время он хочет проводить у телевизора в тапочках, как культурный человек, а не в резиновых сапогах, как какой-то батрак. Но Ядвига не сдавалась. Она сказала, что на участке растет несколько кустов смородины, из которой можно делать домашнее вино. И это был аргумент, с которым трудно было поспорить. Он убеждал себя, что вино – это не самогон, но в конце концов и его можно пить, а если оно будет невкусным, то его всегда можно прогнать через дистиллятор, а спирт ведь все равно из чего сделан, из смородины или из картофеля. Вкус тот же, пришел к выводу Теофиль и поддался на уговоры. К сожалению, он не учел, что кроме сбора урожая смородины, придется делать и другую работу. Белить деревья, чинить забор и разваливающийся домик, а хуже всего было то, что ему приходилось копать грядки. И вчера он копал, прежде чем принялся за дегустацию югославского спирта. Он вспомнил, что хотел помыть ногти щеткой, но отложил это на потом, и так уж получилось, что не получилось. Утром он забыл о ногтях и помчался на работу, а теперь выглядел совсем нетоварно – грязный и страдающий от помелья.

– Что там у тебя? – спросил он, услышав в трубке голос Блашковского. Он минуту слушал, а потом начал громко смеяться.

– Подожди, – сказал он, когда приступ смеха уже прошел. – Расскажу Миреку, что к чему.

– Что случилось? – Бродяк оторвался от «Познанской газеты» и вопросительно посмотрел на коллегу.

– Блашковский звонит из Яроцина, – объяснил развеселившийся Олькевич. – Он там на задании со своей школой. И