Поцелуй воина - Кэрри Лофти

Снова ночные кошмары.

– Вы не можете сделать этого!

– Я собираюсь это сделать, – сказал Габриэль, – с твоей помощью или без нее.

– Вы собираетесь держать меня пленницей?

– Я буду более добрым хозяином, чем любой из тех, кто купил бы тебя вчера вечером.

Она попыталась вскочить, но две руки, твердых как железо, удержали ее за плечи. На мгновение, короткое как проблеск молнии, они были лицом к лицу. Как и волосы, его глаза отблескивали другими цветами – цветами заката и высокогорного плато. В этих глазах она не увидела ни намека на сочувствие или доброту. Только гнев.

Зеркало. Отражение ярости, такой же глубокой, как ее собственная.

А потом он толкнул ее мощными руками, и она оказалась снова в повозке. Ада поморщилась, но на губах промелькнула улыбка. Все-таки он не так уж бесстрастен.

– Мы должны до темноты приехать в Епес, это на полпути к Уклесу. Сиди молча, или я свяжу тебя и заткну рот. – Габриэль отступил назад и издевательски изобразил поклон. – Выбор за тобой.

Ада со злостью посмотрела на всех троих. Габриэль стегнул лошадей, снова направляя их по дороге на восток.

Он ехал впереди остальных, спина прямая, взгляд не отрывается от безграничного горизонта. Однако его возбужденный разум все время возвращался к Аде, как жаждущее животное к ручью. Королевы смотрели на своих подданных с меньшим высокомерием, чем она. Впрочем, Габриэль не был обязан опускать взгляд и подчиняться ее приказам.

Негодование кипело в его теле, каждая частичка его восставала против послушания, которое дал ему Пачеко. Ему придется жить с этой тяжкой ношей или рисковать вернуться в мир, где его жажда мести будет царствовать безраздельно. Орден удерживал Габриэля от совершения убийства.

В Уклесе его клятвы соблюдать было гораздо легче. Если не считать того, что она тоже будет там, принеся с собой искушения.

Нет. Эта мокрая крыса, эта женщина была почти что шлюха, несмотря на дорогую одежду и высокопоставленных покровителей. Очистившиеся от действия опиума, ее глаза не содержали ни намека на то опьяняющее умиротворение, которому он позавидовал. Все это была ложь. Она была женщиной, разрываемой пороком, и чары, которыми она окутала его в борделе, слава Богу, разрушились.

Он глубоко вдохнул. Он подчинится наставнику, сделает то, что хорошо для Ады – несмотря на ее сопротивление, – и займет свое место среди доминиканцев.

С Фернаном, едва-едва управляющимся со своей лошадью, и Адой, временно смирившейся с заключением, их небольшой отряд продолжил путешествие. Плато тянулось перед ними на восток, обесцвечивая все цвета, кроме коричневой земли и бледной зелени пшеницы и жесткой травы.

Как отличалось это от Маркеды, где вырос Габриэль! Умеренная и зеленая, Маркеда щедро питала виноградники, а также цитрусовые и оливковые сады. Сидя высоко на коне, кажущийся маленьким из-за бесконечности неба и плоской земли, он чувствовал себя таким уязвимым.

Габриэль поднялся на небольшую возвышенность и посмотрел на неглубокую лощину внизу. На большом расстоянии в восточном направлении тащился купеческий караван. По бокам трех громоздких повозок ехали всадники. Солнечные лучи отблескивали на их оружии и шлемах. Впереди, перекрывая дорогу, толкалась отара овец, направлявшаяся на север. Приглушенное эхо разносило крики возничих по пастбищам. Кучер передней повозки и один из пастухов обменялись сердитыми жестами.

Фернан со смехом обратился к своей пугливой лошади. Габриэль бросил на него мрачный взгляд.

– Что? – спросил тот. – Эта лошадь в ужасе.

К нему подъехал Пачеко.

– Что происходит?

– Выглядит достаточно безобидно, – ответил Габриэль. – Вон там вооруженные люди помогают пробраться через стадо овец. Присмотрите за женщиной, пока я съезжу вперед. Не хотелось бы дать ей возможность...

– Сбежать? – Она выбралась из повозки и встала прямо позади их лошадей. Улыбаясь как ангел, она покачала головой, тряхнув нечесаными волосами. – Что заставляет вас так думать?

Он натянул поводья и развернул коня в ее сторону.

– Вернись в повозку.

– Нет. Как тебя зовут?

– Габриэль де Маркеда. А теперь возвращайся в повозку, пока я не приволок тебя туда сам.

– Мне это может понравиться.

Полные губы изогнулись в улыбке. Она говорила на безупречном кастильском, но ее необычный акцент заставлял знакомые слова звучать по-новому.

Она подошла с грацией кошки. Габриэль наклонился, приблизив лицо к ее лицу.

– Ты бы сказала это любому мужчине, у которого есть то, что ты хочешь, – сказал он.

– Si.

– Ты забываешь, я не мужчина, – прошептал он. – Я слуга Господа.

– И мой тюремщик.

Он кивнул:

– Пока что.

– И это для моего же блага, я полагаю?

– Разумеется.

Она призывно посмотрела на его пах. Ее приоткрытые губы словно предлагали ему любой грех, который он только мог вообразить, и никакие бесчисленные молитвы и епитимья не могли притупить живость его воображения.

– Для моего блага или для твоего? – спросила она.

На вершине холма Фернан слез со своего коня, его глаза не отрывались от Ады и Габриэля.

– Никто не говорил мне, что здесь будет так весело.

– Замолчи, Фернан, и возьми повод ослика, – сказал Пачеко. – Мы должны обойти этот тупик, если хотим к ночи добраться до Епеса.

– Или на нас могут напасть бандиты. – Фернан показал на что-то за их спинами. Его идиотская улыбка исчезла. – Например, вон те.

Габриэль резко обернулся. Девять вооруженных мужчин на боевых конях скакали к ним с юго-запада. Бандиты альмохада. Грабители, захватывающие людей в заложники в надежде получить выкуп.

К ее чести, Ада не закричала и даже не вздрогнула. Она взлетела на лошадь Фернана, дернула поводья и опытной рукой развернула коня.

– Мы не можем убежать от них, – сказал Пачеко. – И не можем сражаться с ними.

– Нет, но они могут – стражники, что едут с караваном. – Габриэль рывком поднял Фернана к себе в седло. Он обогнул повозку и вставил палку поперек колес, чтобы она не двигалась. – Последний шанс показать, что ты умеешь хорошо себя вести, inglesa. Или я должен терять время, привязывая тебя к лошади?

Он мог бы и не говорить этого, потому что в руке она держала украшенный драгоценными камнями кинжал. Решительное выражение сделало суровым ее лицо.

– Я бы порезала тебя, если бы ты попытался. – Она осмотрела его с ног до головы с одобрением, которого не заметил бы только труп. – И вот это был бы позор.

Ее зад все еще болел от удара, когда Габриэль швырнул ее в повозку, но Ада изо всех сил скакала верхом по неглубокой лощине. На такой скорости весенний ветер развевал ее волосы и юбки как армейский флаг. Ее цвета. Она щурилась от яркого солнечного света на выгоревшей траве. Караван становился все ближе, отчетливее.