Лев Эль’Джонсон: Повелитель Первого (ЛП) - Гаймер Дэвид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда вам к тяжелому челноку «Монарх» в отсеке девять.
— Я имел в виду — после этого.
Клерк пожал плечами.
Гримн съежился в своей толстой шинели так, словно его удостоили чести выполнить критически важное задание, а он все провалил. Разочарование обрушилось на маршала-адъютанта тяжким грузом, когда клерк добавил в планшет заметку и спустился по рампе. Оказавшись на настиле палубы, чиновник дал водителю «Дракосана» сигнал закрыть бронемашину. Люк с лязгом захлопнулся, и Гримн вновь оказался наедине с собственными мыслями. Чувствуя себя опустошенным, он снова обратил свое внимание на покрывающие стены волокна.
— Постой… — пробормотал маршал-адъютант, хотя и не мог сказать, к кому именно обращается. — Очень скоро мы узнаем.
А затем в дальней части десантного отделения «Дракосана» мелькнуло нечто. Нечто холодное. Тогда Гримн слабо улыбнулся, ощутив, как его сознание вновь погружается в волоконную мозаику.
V
Никто не останавливал Энит Форсаулт, когда она попала на командную палубу через вспомогательную аппарель ауксилии и оттуда спустилась на операционные субпалубы. Ее разрешения были в порядке, а приказы оказались действующими. Сейчас шла не смена Энит, но среди тех, кто служил легиону, любопытство не приветствовалось, да и она пользовалась хорошей репутацией у своих непосредственных руководителей, поэтому никого не обеспокоило, что Форсаулт так рано приступила к исполнению долга.
Гнездо с оборудованием, располагающееся на вершине аппарели доступа, представляло собой набор черно-белых пикт-экранов и парящих три-И гололитов, изображающих систему Муспел. Вокруг сновали около дюжины одетых в форму младших офицеров, а время от времени они даже проходили сквозь мигающие изображения.
Энит недавно рекрутировали во флотской схоле на Гравеллаксе, и она была специалистом по авгурам и ауспектории. До своего перевода на Четвертую и практически мгновенного повторного перевода на Две тысячи третью она думала, что состав смертного экипажа «Непобедимого разума» окажется отражением состава самого легиона: преобладающее число калибанцев с оставшимся ядром офицеров-ветеранов с Терры в старших чинах. Однако Энит не приняла во внимание одного факта — до своего обнаружения около ста лет назад Калибан был псевдофеодальным миром смерти. Большинство населяющих его людей не смогли бы смастерить из подручных материалов рекафмашину или истолковать показания авгура даже перед лицом грозящей им гибели. Так или иначе Великий крестовый поход шел так долго, что с Калибаном «Непобедимый разум» не имел связи десятилетиями, а с Террой не контактировал практически никогда, поэтому члены экипажа набирались отовсюду. Все они походили друг на друга лишь одеяниями и соблюдением немногочисленных общепринятых порядков.
Мысленно паря в собственной голове, Энит наблюдала, как нечто — судя по всему, некий разум внутри разума — просеивает ее знания, воспоминания, подсознательные связи и изучает их.
Женщина в простых одеяниях и фуражке мичмана с головизором покинула свой пост на перископии и подошла к ней. Энит знала ее. Она извлекла из воспоминаний имя.
Мередет Галион.
— И что привело тебя на мостик? — спросила Мередет.
— Легион готовит какую-то операцию. Находящихся не на службе членов экипажа отозвали обратно на свои посты.
— Это для меня новость.
— Ты же знаешь, каким может быть легион.
Мередет улыбнулась и уже собиралась развернуться, когда в ее взгляде появилось беспокойство, а вокруг глаз образовались морщинки. Она наклонилась вперед и прищурилась, так как в помещении работала лишь крапчатая подсветка, которую Темные Ангелы предпочитали использовать вместо открытых источников света.
— Когда ты в последний раз проходила медосмотр? Выглядишь бледной.
Мередет провела большим пальцем по щеке подруги.
— Трон, я почти могу нащупать вены в твоей…
Мичман осеклась. У Энит возникло странное и чудесное ощущение объединения, когда нечто отцепилось от ее разума и посеяло свои семена в голове подруги.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Что планирует легион? — спросила Энит.
— Я… не знаю, — промямлила Мередет, не разрывая зрительного контакта. — Мы не задаем вопросов, а легионеры никогда нам ничего не говорят.
На посту Галион с резким отрывистым звуком загорелся сигнал тревоги, и она помотала головой, словно только что заклевала носом над своим пультом. Хлопая глазами, Мередет повернулась к нему и начала водить пальцами, погрузив их в парящие ячейки изображения и гололитовый свет. Работать с показаниями авгура мичману помогали механорецепторные перчатки. Вставшая сбоку от подруги Энит чувствовала себя гак, будто нечто слишком крупное и очень, очень холодное надевало на себя пальто из ее кожи. Она бывала на множестве кораблей, посещала самые лучшие учебные заведения и, в отличие от среднестатистического калибанца, умела истолковывать показания авгура.
— Что это? — спросила Энит, хотя глубоко внутри прекрасно знала, свидетелем чего стала.
Она смотрела на ковчег Механикума с флотилией военных транспортов и сопровождающих их фрегатов. То была настоящая армада, которая, судя по движению создаваемой ею ауспик-тени, летела к Муспелу со стороны точки Мандевиля системы, развивая скорость самого медлительного и разваливающегося грузовоза. В самом же центре того облака… в самом центре… Прищурившись, Энит взглянула на расчетное три-И изображение. Исходя из очертаний корабля, он явно был не имперским, а длина его составляла несколько километров. Корпус судна оказался настолько узким, что лишь один из миллиона сигналов авгура мог хоть что-нибудь засечь. Это была рептилия, таящаяся в косяке незначительной добычи и рыскающая на холодных внешних границах сенсорного диапазона.
— Ерунда, — тихо сказала Мередет.
Затем она отключила тревогу.
Глава четвертая
I
Через затемненную панель из звуконепроницаемого стекла Аравейн наблюдал за работой апотекария Сатариила. Его дополнительные приспособления с торчащими скальпелями поблескивали в приглушенном свете, пилы жужжали, а поверхность белого доспеха была скрыта под костной пылью и пятнами крови. Очистительные масла в металлизированных колбах горели синим пламенем, портя дымом остатки пригодного для дыхания воздуха. Апотекарий трудился и суетился, будто какое-то насекомое, но наблюдающие за ним библиарии не слышали ни звука.
— Я до сих пор пребываю в неведении, почему ты вызвал меня с «Неистовства» на это вскрытие.
Старший библиарий Эликас был облачен в доспех голубоватого, как у цветка белладонны, оттенка. Поверх него он носил изящный бело-серый балахон. Поблескивала пурпурная металлическая бейка, а саму ткань украшала вышивка в виде символов из загадочной ночи древнего Калибана. Капюшон был плотно затянут, и Аравейн почти не видел лица под ним: только крупный острый нос и глубокие морщинки, выдающие хмурость Эликаса.
— Могу предположить лишь следующее: ты подозреваешь, что ведьма либо коснулась этого бедняги, либо стоит за его действиями на борту «Обрина». — Скрываемый тенью капюшон Эликаса повернулся обратно к окну апотекариона. — Однако я не ощущаю ни того ни другого.
— Поверьте, у меня есть на то причины, господин, — произнес Аравейн.
— Хорошо, но я сказал то, что чувствую, и жду от тебя как минимум того же. Твой дар всегда заключался в угадывании скрытого. Вот почему капелланы Крыла Огня забрали тебя в свое братство, в то время как большинство библиариев служат в Крыле Ужаса. — Едва заметно кивнув, он показал в сторону лежащего на столе апотекариона тела. — Брат, ты ощущаешь в этом трупе нечто скрытое? Возможно, что-то, чего еще не случилось?
— Наоборот, мой господин.
Эликас вновь повернул лицо к Аравейну, но вопроса не последовало.
Аравейн нахмурился, но смотрел он не на старшего библиария, а на собственное отражение в затемненном стекле. Темный Ангел хранил преданность многим воинам легиона, и его верность походила скорее на паучью сеть, нежели на четкую и неразрывную цепь.