Чечня рядом. Война глазами женщины - Ольга Аленова

Колонна с продовольствием, направляющаяся в одно из подразделений южнее Ведено, была обстреляна с ближайшей высоты. Пока удалось вызвать и скорректировать огонь авиации и артиллерии, три БТР и два «уазика» были подбиты из гранатометов. Находившиеся в них солдаты и офицеры погибли или были ранены. Генерал Макаров с утра не выходил из палатки. Штабные офицеры сообщали самые противоречивые сведения. Говорят, что о готовящемся нападении знали еще накануне, но ни одна колонна в этот день не должна была проходить в этом районе.

Весь день мы пытались вылететь из Автуров к месту боя. Разгоряченные летчики, десантники, разведчики матерились и кричали, что мы всем мешаем. К 16.00 какой-то полковник штабной разведки согласился взять нас на борт:

– Сам я лечу на место боя, вас выкину под Энгеноем. Там 104-й полк ВДВ, они воевали сегодня весь день.

Мы выпрыгнули из вертолета, помахали полковнику, и вертолет ушел к месту боя. В расположении воздушно-десантного полка также неспокойно. Весь день в штабе слушали радиопереговоры боевиков. Выяснилось, что напавшими на колонну руководит «ангел». Это позывной Руслана Гелаева, о разгроме которого в Комсомольском так много говорили.

На подмогу расстрелянной колонне вышли бронегруппа пермского ОМОНа и комендантская рота, но их тоже обстреляли. Был подбит еще один БТР. Боевики также понесли потери, но в горы, как обычно, не ушли. Из последнего радиоперехвата разведчики узнали, что Гелаев дал своим команду разбить блокпост, расположенный неподалеку от нас, на высоте 813. Что происходило дальше, узнать не удалось. Командир полка, ошалело посмотрев на нас, закричал:

– Кто пустил?! Все назад! На борт!

До взлетной площадки нас сопровождал боец с автоматом наперевес. Сквозь шум закручивающихся лопастей мы услышали мощные залпы «Града», которыми федералы пытались достать Гелаева.

После истории с Геной Алехиным я поняла одну вещь – с пресс-службой ездить не надо. Если они и берут тебя с собой, то, как правило, ты сначала ждешь этой милости несколько дней, потом они привозят тебя куда-то на час, загружают ненужной информацией и, не давая шагу ступить, увозят обратно. Результат таких поездок нулевой.

Я стала ездить сама.

Конечно, пришлось отказаться от открытой одежды, которая спасала меня в летней, невыносимо жаркой Ханкале. И теперь, даже при сорокаградусной жаре, я носила джинсы и рубашку с длинным рукавом. Я выходила из Ханкалы на трассу, голосовала, садилась в первую остановившуюся машину и ехала в Грозный, Аргун, Гудермес. Я не безбашенная, какой меня считали тогда мои коллеги на военной базе, и мне было очень страшно – я понимала, что могу не вернуться назад, но у меня была какая-то счастливая уверенность в том, что ничего плохого со мной не случится. Сейчас я знаю, отчего это было – просто в 20 лет все такие.

– Грозный разминирован – значит, безопасен? – спрашиваю я у замкоменданта Грозного полковника Сергея Щербины.

– Сегодня разминирован, а завтра появятся новые растяжки. В городе более сотни боевиков, очень много и сочувствующих им.

В том, что в городе продолжается минная война, убеждаюсь через несколько минут. Из ворот территориального управления МЧС выехала машина с людьми в белой спецодежде. На минуту шофер притормозил у КПП, и я успеваю задать пару вопросов:

– Почему в белом?

– Потому что похоронная команда.

– В завалах еще есть трупы?

– И в завалах, и в других местах.

– Много?

– Было очень много. Теперь меньше. Раньше находили тела на площади Минутка, в Ленинском и Заводском районах, где велись активные боевые действия. Теперь находим и там, где не было войны, – подрываются на минах.

Похоронщики уезжают отрабатывать очередной сигнал о страшных находках.

– Недавно в Октябрьском районе нашли тела трех человек в подвале – мужчины, женщины и подростка, наверное, это их сын, – рассказывает жительница Грозного Роза Сатуева. – Когда наши ребята полезли за ними, в подвале раздался взрыв. То ли растяжка была установлена, то ли мина. Один парень был ранен в живот. Вызвали саперов. Зачищая дом, нашли несколько бомб.

С Розой я разговариваю на рынке. Он появился две недели назад. На прилавках хлеб, сыр, колбаса, фрукты и конфеты. Народу – не протолкнуться. Несколько женщин прямо на рынке жарят пирожки и тут же их продают. Чумазый мальчишка клянчит у продавщицы:

– Продай за рубль, у меня больше нет.

Омоновец, набивающий пакет пирожками, делится с пацаном:

– На, только фугасы нам не подкидывай.

Военные сидят под деревом, у мангалов с жарящимся шашлыком. Бутылка водки, сочное мясо, речь, пересыпанная шутками. Автоматы лежат рядом, на земле. Веселые парни в камуфляже.

– Опасность чувствуешь, – говорит омоновец Сергей, – но обычно это происходит вечером, в сумерках. Волки, они ведь по ночам воют.

Уверены федералы и в том, что на рынке им не продадут отравленный товар:

– Если что – в землю зароем! А потом, мы здесь постоянные клиенты. Правда, Ибрагим?

Хозяин закусочной Ибрагим Хайсулаев утвердительно кивает головой.

На своих шашлыках Ибрагим зарабатывает неплохо, до 500 рублей в день. В Грозном это большие деньги.

– Вот соберу денег и уеду к брату на Ставрополье, – мечтает Ибрагим.

В ожидании комендантской машины, которая должна была отвезти меня в Ханкалу, я решила пройтись по улице. Обычная улица. Ничем не хуже других.

Вдруг как из-под земли появляется рослый омоновец. Задыхается от мата:

– Ты что, совсем охренела? Тут растяжек до фига, потом собирай вас по частям. Вчера один тут тоже гулял, теперь реанимируют.

В конце апреля я полетела в Москву, во второй раз. Мой непосредственный начальник Саша Стукалин с ходу сказал:

– Идем к Васе, он тебя ждет. Кого называли Васей, я узнала только в кабинете главного редактора «Коммерсанта» Андрея Васильева. Он сидел, закинув ноги на стол, и я вдруг растерялась.

– Вот, Алленова, – представил меня Стукалин.

Васильев достал откуда-то из-за стола букет каких-то невероятных длинных роз и протянул со словами:

– В этом месяце вы не сходили с первой полосы.

Я вдруг подумала, что сейчас он предложит работать в штате редакции. Сколько бы проблем это решило! Но Васильев не предложил. Попасть в штат «Коммерсанта» всегда было делом нелегким. Он сказал, что надо писать дальше, что у меня способности, и уже должен был сказать «до свидания», и тут что-то со мной случилось. Впервые в жизни я почувствовала, что это такое – когда ты отчаянно не хочешь что-то говорить, но помимо своей воли говоришь – как падаешь в пропасть. И я сказала:

– Если вы не возьмете меня в штат, я больше не буду работать на «Коммерсантъ».

Васильев и Стукалин такого поворота не ожидали. У меня по лицу предательски поползли слезы. Я встала, понимая, что теперь-то действительно все кончилось, и направилась к двери. Но Васильев, как мне кажется, пожалел меня и сказал:

– Ну, подождите, Оля. Давайте обсудим все завтра, я вас в ресторан приглашаю.

В ресторан я опоздала на два с половиной часа. Не намеренно, конечно. Хотела купить что-то из одежды, но, проплутав по незнакомым шумным магазинам и не имея ни малейшего представления о том, что сейчас носят, в результате надела старую мини-юбку и футболку с владикавказского рынка и отправилась в клуб «Кино». Меня ждали Васильев, Стукалин и Ждакаев. Ни упреков, ни недовольства. Андрей, с бильярдным кием в руке, только и сказал, вполне добродушно:

– Теперь я понимаю, что на войне свои представления о времени.

Мы сидели в ресторане «Дориан Грэй», и за моей спиной все время стоял официант. Васильев сказал, что берет меня собкором в штат, и обещал добыть спутниковый телефон. Мы обсуждали, как работать дальше, и я понимала, что мечты сбываются. И еще я видела, что всем плевать на то, что я не читала модных журналов и не умела одеваться. Потому что здесь меня ценили за другое. И все же мне отчаянно хотелось назад, в уже пыльную от солнца Ханкалу, в грязные и душные железнодорожные вагоны, туда, где все было знакомо и понятно.

Со штатной ксивой и спутниковым телефоном стало еще легче работать. В ту весну я познакомилась с братьями Ямадаевыми, съездила в Ведено и Беной, пыталась найти Масхадова, общалась с полулегальными бывшими боевиками и переговорщиками, освобождавшими солдат в Чечне, жила в семье такого переговорщика в Старых Атагах, – селе, где не было ни одного военного, но куда приезжали боевики, у которых выкупали солдат, – и по-прежнему продолжала работать на базе в Ханкале.

В Гудермесском районе Чечни у федералов проблем намного меньше, чем в других частях республики. Недаром именно там находится ставка российского постпредства. Город и район относительно безопасны, потому что их контролируют вооруженные формирования братьев Ямадаевых – именно они являются там реальной силой и властью. В прошлую войну Ямадаевы яростно воевали с федералами, зато теперь стали их главными союзниками.