Последний прыжок - Владимир Мильчаков

— Эй, — крикнул сторож замурзанному, почти голому мальчишке-слуге, передавая ему повод осла, — поставь в тень и накорми хорошенько. Идем, господин.

— Подождите здесь, — с поклоном попросил он Тимура, приведя его в одну из внутренних комнат дома Абдурахима. — Хозяин сейчас придет.

Тимур огляделся. Небольшая, похожая на келью комната, видимо, использовалась как хранилище ненужных вещей. В одном из углов была свалена большая куча седел, уздечек и потников. Стены комнаты скрывались под свернутыми коврами и сюзане, а в стенных нишах лежали большие стопы стеганых одеял и подушек. На полу был постлан ковер, но очень старый, с совершенно стертым ворсом. Откуда-то доносился шум многих голосов. Осмотревшись, Тимур обнаружил, что в стенной нише, где сложены подушки и одеяла, выбит порядочный кусок ганчевой стенки и прикрыт стопой одеял. Голоса из соседней комнаты доносились через это отверстие. Тимур прильнул к нише.

— Угощайтесь, дорогие гости, — услышал он чей-то голос. — С вашего разрешения, святой отец, я удаляюсь отдать распоряжение по хозяйству и тотчас вернусь.

Замаскировав поплотнее отверстие одеялами, Тимур отошел от ниши и сел на корточки у самых дверей. Скоро в комнату вошел Абдурахим Нурмухамед. Это был еще не старый, сильный и, видимо, очень энергичный человек, одетый по случаю приезда знаменитого гостя в богатый парчовый халат. На Тимура глянули умные, глубоко посаженные глаза. Взгляд был мрачный и недоверчивый.

— Счастливо ли доехали, дорогой гость? — проговорил Абдурахим, окинув Тимура изучающим взглядом.

— В дороге все было хорошо, — ответил Тимур. Достав из-за пазухи листок бумаги и протягивая его Абдурахиму, он добавил: — Уважаемый Байрабек Мирза Рахим приветствует вас, почтенный Абдурахим Нурмухамед, и шлет вам это письмо.

Хозяин дома взял письмо и неторопливо, внимательно прочел его. Затем снова оглядел Тимура.

— Когда ты видел Мирзу Рахима? — наконец спросил он.

— Шесть дней тому назад я был у него в доме. Его человек проводил меня через перевал, а затем я шел один.

— А кто тебя направил к Байрабеку?

— Один мулла по имени Таджибай.

— Где ты встретился с Таджибаем?

— В тюрьме. Он помог мне бежать.

— Значит, это о тебе предупреждал меня Байрабек, — удовлетворенно проговорил Абдурахим и, заметив недоумевающий взгляд Тимура, объяснил: — Провожавший тебя через перевал человек не вернулся обратно. Байрабек заподозрил, что он переметнулся к красным, и прислал гонца узнать, что случилось с тобой.

Отметив про себя, что у врагов связь налажена неплохо, Тимур с улыбкой ответил Абдурахиму:

— Можно успокоить почтенного Байрабека насчет меня. Я прошел благополучно.

— Боюсь, что Байрабек об этом никогда не узнает, — мрачно усмехнулся Абдурахим.

— Что с ним? — изобразил на своем лице тревогу Тимур.

— Чекисты каким-то образом узнали, что Байрабек ведет своих воинов к Насырхану, ну, и по их указке…

— Надеюсь, сам-то почтенный Байрабек спасся? — видя, что Абдурахим не думает заканчивать фразу, спросил Тимур. Но его собеседник не ответил. Поглощенный уже другими мыслями, он несколько раз прошелся по комнате, а затем, остановившись против Тимура, проговорил:

— Сегодня я очень занят. Обо всем поговорим завтра. Сейчас тебе принесут поесть и приготовят постель. Спи спокойно, здесь тебя никто не потревожит.

В михманхоне Абдурахима Нурмухамеда было душно и дымно. Высокие стрельчатые окна, несмотря на жару, плотно закрыты.

Абдурахим Нурмухамед старался доставить гостям возможно больше удобств и удовольствий. Конечно, при тех разговорах, которые велись в комнате для гостей, широко окно не откроешь. Поэтому Абдурахим не мог обеспечить своих гостей прохладой. Зато уж всем остальным они должны быть довольны. Пол застилали великолепные ковры, ярко расписанные стены украшали шелковые сюзане искусной работы. Всю середину комнаты занимал дастархан — скатерть с угощением. Правда, сейчас от угощения остались только жалкие объедки. Гости сидели вокруг скатерти на полу, поджав под себя ноги и облокотившись на подушки. Они уже насытились обильным угощением и теперь медленно отхлебывали из маленьких «кашгарских» пиал душистый чай и дымили чилимами.

Гостям прислуживал сам хозяин. Впрочем, сейчас его заботы проявлялись только в том, что время от времени он брал чайники с горячим чаем, которые ему подавали, чуть приоткрыв дверь, чьи-то руки. Приняв чайники, Абдурахим плотно прикрывал дверь и с поклоном просил дорогих гостей отведать свежего, только что заваренного чая. Но Миян Кудрат Хозрету он прислуживал отдельно с особым, почти рабским почтением. Сам наливал чай в его пиалу, навевал прохладу, обмахивал его куском легкой шелковой материи. Остальные гости пользовались чилимами из обычных тыкв, а перед Мияном стоял курительный прибор изумительно тонкой индийской работы.

За дастарханом, кроме Мияна Кудрат Хозрета и Абдурахима, сидели приехавшие с Мияном ишан и два всадника, местный мулла и десятка два самых богатых людей из Чаркесара и соседних кишлаков. Все время шел оживленный общий разговор, но как только начинал говорить Миян, все почтительно умолкали.

— Величественная идея газавата с восторгом встречена всеми правоверными, — закатывая от умиления глаза, слащавым тенорком напевал Мияну Кудрату мулла. — Мы отправили всеми нами уважаемому Насырхану-Тюре более пяти тысяч рублей добровольных пожертвований от жителей нашего кишлака.

— А сколько джигитов отправлено Насырхану? — непочтительно прервал муллу один из приехавших с Мияном всадников. — Пять тысяч рублей — это хорошо, но для того чтобы воевать, нужны люди.

— Восемнадцать самых уважаемых людей кишлака готовы встать под знамена газавата, — с готовностью сообщил мулла.

— Уважаемые люди… — недовольно проворчал черноусый. — А сколько послано простого мяса?

— Но почтенный Насырхан-Тюря не испытывает недостатка в мясе, — удивился мулла. — В любом кишлаке он может получить сколько угодно баранов.

— Уважаемых людей, вроде вас, дорогой мулла, не бросишь с саблями в атаку на красноармейские пулеметы, — насмешливо скосившись на муллу, процедил сквозь зубы усатый. — Для этого нужны одуревшие от водки, анаши и желания райских гурий простые джигиты и мясо.

— А-а-а! — догадался мулла и смущенно развел руками. — С простыми джигитами гораздо труднее говорить. Коммунистов в кишлаке всего шесть человек, но это очень вредные люди. Сейчас колхоз…

— Ясно, — пренебрежительно кивнул усатый. — И это везде так.

— Камчинбай говорил мне… — начал мулла.

— Я сам скажу… — перебил его Камчинбай, высокий, худощавый седой человек в простом темном халате, большой чалме и с четками на руках. При взгляде на Камчинбая трудно было понять, кто он — переодетый воин или фанатик, готовящийся поступить в дервиши. Во время разговора Камчинбай все время перебирал четки, словно молясь про себя, но говорил властно, отчеканивая фразы, как человек, привыкший командовать. — Мой родной кишлак Ашова по окончании полевых работ весь уйдет к Насырхану. Дома останутся только старики со старухами, женщины и дети. По воле аллаха нам удалось уберечь кишлак от коммунистической заразы. Мои односельчане ни о каком колхозе и слышать не хотят. Было два человека колеблющихся, но их по воле аллаха придавило камнями на горной дороге.

Внимательно следивший за разговором Миян Кудрат Хозрет удовлетворенно кивнул головой и отставил пиалу.

— Вы всегда были одним из самых лучших моих мюридов, мой верный Камчинбай, — милостиво улыбнулся он. — Но почему я не слышу голос Шадыбая? Все ли благополучно у вас в Кокташе? Нет ли каких новостей?

Шадыбай — плотный, угрюмый человек лет сорока, со шрамом от сабельного удара от уха до подбородка. Искоса взглянув на Камчинбая, он заговорил низким, глухим голосом:

— В Кокташе все благополучно. Когда наши джигиты уйдут под знамена славного Насырхана, в кишлаке останутся только женщины и старики. Мы подготовили семьдесят джигитов, но это не орда вроде ашавцев, которые пойдут с саблями и мултуками. Наши джигиты будут иметь винтовки, наганы, сабли и даже два легких пулемета. Они хорошо обучены воинскому делу потому, что большинство служило у Рахманкула.

— Хорошо, очень хорошо, — благосклонно кивнул Миян. — И все они кокташцы?

— Разные, — уклончиво ответил Шадыбай и, заминая неприятный вопрос, продолжил — Кроме того, в кишлаке Гава есть один мой человек. Он сейчас советский работник, и ему доверяют коммунисты. Но по первому моему сигналу он уйдет к Насырхану. С ним уйдут еще два человека. Их всего трое, но они унесут с собою три нагана и десять винтовок с патронами.

— Отлично, отлично, — еще более благосклонно повторил Миян. — Вижу, что святой ислам имеет в вас верных и ревностных защитников. Всех желающих принять участие в газавате необходимо держать наготове. К вам будут приходить люди от нашего славного Насырхана-Тюри. С ними вы будете отправлять джигитов. Остерегайтесь предательства. Доверяйте только тем, кто прибудет с письмом самого Насырхана, да и в этих письмах джигиты будут называться не воинами, а уракчами-жнецами. Допустим, в письме будет сказано: «Прошу прислать десять уракчи». Значит, вы посылаете десять джигитов в то место, которое будет указано в письме.