Всемирный следопыт, 1930 № 01 - Петр Оленин-Волгарь

Я втащил в шлюпку несколько увесистых камней, затем проковырял в днище ножом дыру, плотно заткнул ее обернутым в кусок рубахи деревянным клином и радостно оттолкнулся от проклятого острова.

Заработали весла, шлюпка бодро побежала по коротким волнам. В густом мраке подбирался я к пароходу, тихонько обошел его и пристал к нему со стороны моря. Вахтенный не заметил меня. Я нащупал свисавший с борта трос, потом вытащил клин из дыры в днище шлюпки. Теперь, нагруженная камнями, она быстро пойдет ко дну. Бесшумно вскарабкался я по трапу на борт и на цыпочках пробрался в свою каюту. К счастью ни на кого не напоролся. Открыв дверцу, тихонько окликнул мирно спавшего Чурина. Приятель вскочил как ошпаренный и уставился на меня вытаращенными от ужаса глазами.

Я поспешил его успокоить и убедить в своей реальности. Потом запер каюту и рассказал ему обо всех моих испытаниях. Чурин слушал, время от времени прерывая меня негодующими возгласами. Потом и он в свою очередь рассказал мне обо всем, что произошло на «Кронштадте» за мое отсутствие.

Туман, который настиг меня и боцмана в бухте, скоро закутал и пароход. Когда же рассеялся часа через два, то ни в заливе ни на берегу никого не было видно. Дали свисток, другой, третий. Никого. Тогда решили, что в тумане мы прошли мимо парохода и очутились в открытом море. Снялись с якоря и раза два обошли вокруг острова. Шлюпки нигде не заметили. А к вечеру разыгралась такая буря, что о высадке на остров нельзя было и думать. Утром несколько раз подходили к бухте, давали свистки, но отчаянный ветер дул с юга и не позволял бросить якоря. Вечером снова обходили остров и давали свистки. Задерживались в разных местах: то одному, то другому казалось, что он видит дымовой сигнал.

Буря продолжалась и весь следующий день. Начали искать места для высадки на берег с северной, подветренной стороны. Не нашли и принялись осматривать восточный берег. Еще того хуже. Искали всюду хоть обломков шлюпки, но ничего не нашли. (Я сообразил теперь, что увидеть с парохода вытащенную на берег шлюпку не могли из-за тучи брызг, которые поднимал узенький риф, защищавший маленькую гавань.) Наконец, разглядели удобное для высадки место. Но было уже поздно, и шлюпку решили отыскивать завтра утром.

Товарищи крепко обо мне жалели. И меня и Трофимыча не надеялись найти в живых. Капитану основательно досталось. Если комиссар бесновался из-за меня, то и старики окрысились за Трофимыча. Настроение у всех препоганое.

— Пусть оно таким и останется до поры до времени, — сказал я. — Ты сам понимаешь, что меня никто не должен здесь ни видеть ни слышать.

На другой день Чурин сообщил мне, что шлюпку отправляли на остров. Товарищи обшарили его вдоль и поперек, набрели на скелет Трофимыча, узнали его по шапке и бутылке рома, и похоронили. Не найдя нигде моих следов, окончательно убедились в моей гибели.

Как тяжко быть затворником, это я узнал на собственной шкуре. Однако шла большая игра, и потому только у самого Гамбурга я попросил зайти ко мне комиссара. Чурин взял с него крепкое слово, что после разговора со мной он немедленно захворает и не увидится с капитаном.

Комиссар, как сошел с парохода, так разом к нашему консулу. Тот немедленно снеся с нашим полпредом, который и дал нам руководящие указания. Капитан вместе со старшим помощником и механиком были арестованы и препровождены в тюрьму для дальнейшей их отправки в Петроград, где эти голубчики должны были предстать перед советским судом. Назначили ревизию и сразу обнаружили в порту готовые для погрузки никуда не годные машины. Когда же в Гамбурге стали наводить справки в страховом обществе, то там сделали большие глаза и заявили, что они знать ничего не знают и ведать не ведают. Они страховку «Кронштадта» снимать не намерены вплоть до самого Петрограда. Так и не удалось уличить этих мошенников.

Пришлось задержаться некоторое время в Гамбурге, пока не раздобыли и не погрузили нужные нам машины. Командование судном принял на себя второй помощник, комсомолец, дельный моряк.

Мы благополучно дошли до Петрограда. Через месяц был суд над капитаном, старшим помощником и механиком Шнипом, который, как я и предполагал, оказался участником заговора. Выяснилось, что негодяи намеревались посадить пароход на подводные скалы у Ревеля. Капитан и его сообщники должны были покинуть гибнущее судно на шлюпке и удрать в Германию, где их ожидали тепленькие места. Рассчитывали, что команда погибнет и таким образом все концы будут спрятаны в воду.

Преступники понесли заслуженное наказание.

А «Кронштадт» и до сих пор служит не за страх, а за совесть нашей молодой республике. Теперь я его командир и смею утверждать, что судно в надежных руках.

Изобретения профессора Вагнера:

Хойти-Тойти.

Серия научно-фантастических рассказов А. Беляева.

I. Необыкновенный артист.

Огромный берлинский цирк Буша был переполнен зрителями. По широким ярусам как летучие мыши бесшумно сновали кельнеры, разнося пиво. Кружки с незакрытыми крышками, означавшими неудовлетворенную жажду, они сменяли полными, ставя их прямо на пол, и спешили на призывные знаки других жаждущих. Дородные мамаши с великовозрастными дочками разворачивали пакеты пергаментной бумаги, вынимали бутерброды и пожирали кровяную колбасу и сосиски в глубокой сосредоточенности, не отрывая глаз от арены.

К чести зрителей однако надо сказать, что не китайцы, висящие на своих косах, не самоистязатель-факир и не лягушкоглотатель привлекли в цирк такое огромное количество публики. Все с нетерпением ожидали конца первого отделения и антракта, после которого должен был выступить Хойти-Тойти. О нем рассказывали чудеса. О нем писали статьи. Им интересовались ученые. Он был загадкой, любимцем и магнитом. С тех пор как он появился, на кассе цирка каждый день вывешивался аншлаг: «Билеты все проданы». И он сумел привлечь в цирк такую публику, которая раньше никогда туда не заглядывала. Правда, галлерею и амфитеатр наполняли обычные посетители цирка: чиновники и рабочие с семьями, торговцы, приказчики. Но в ложах и в первых рядах сидели старые, седые, очень серьезные и даже хмурые люди в несколько старомодных пальто и макинтошах. Среди зрителей первых рядов попадались и молодые люди, но такие же серьезные и молчаливые. Они не жевали бутербродов, не пили пива. Замкнутые как каста браминов, они сидели неподвижно и ждали второго отделения, когда выйдет Хойти-Тойти, ради которого они пришли.

В антракте все говорили только о предстоящем выходе Хойти-Тойти. Ученые мужи из первых рядов оживились. И наконец наступил давно жданный момент. Прозвучали фанфары, выстроились шеренгой цирковые униформы в красных с золотом ливреях, занавес у входа широко раздвинулся, и под аплодисменты публики вышел он — Хойти-Тойти. Это был огромный слон. На голове его была надета расшитая золотом шапочка со шнурами и кисточками. Хойти-Тойти обошел арену, сопровождаемый вожаком — маленьким человеком во фраке, отвешивая поклоны направо и налево. Затем он прошел на середину арены и остановился.

— Африканский, — сказал седой профессор на ухо своему коллеге.

— Индийские слоны мне нравятся больше. Формы их тела округленнее, мягче. Они производят, если можно так выразиться, впечатление более культурных животных. У африканских слонов формы более грубые, заостренные. Когда такой слон протягивает хобот, он становится похож на какую-то хищную птицу…

Маленький человек во фраке, стоявший возле слона, откашлялся и начал говорить:

— Милостивые государыни и милостивые государи! Честь имею представить вам знаменитого слона Хойти-Тойти. Длина туловища — четыре с половиной метра, высота — три с половиной метра. От конца хобота до конца хвоста — девять метров…

Хойти-Тойти неожиданно поднял хобот и махнул им перед лицом человека во фраке.

— Винорат, я ошибся, — сказал вожак. — Хобот имеет в длину два метра, а хвост — около полутора метров. Таким образом длина от конца хобота до конца хвоста — семь и девять десятых метра. Съедает ежедневно триста шестьдесят пять кило зелени и выпивает шестнадцать ведер воды.

— Слон считает лучше человека! — послышался голос.

— Вы заметили, слон поправил своего вожака, когда тот ошибся в счете! — сказал профессор зоологии своему коллеге.

— Случайность, — ответил тот.

— Хойти-Тойти, — продолжал вожак, — гениальнейший из слонов, когда-либо существовавших на земле, и наверно самое гениальное из всех животных. Он понимает немецкую речь… Ведь ты понимаешь, Хойти? — обратился он к слону.

Слон важно кивнул головой. Публика зааплодировала.

— Фокусы! — сказал профессор Шмит.