Хамелеон - Виктория Абзалова

— Давай поговорим, как взрослые люди. Ты понимаешь, что развод поставит тебя вне общества, как такового, — продолжал Морис, — И несомненно отразится на моей карьере…

Я улыбалась уже так широко, что сводило скулы.

— Даже жиголо не сравнится с твоей моралью. Жермен по сравнению с тобой, со всеми вами, просто ребенок!

— Разумеется! Его мораль закалялась в самых злачных местах, — впервые в его голосе промелькнуло нечто, похожее на тень чувства.

— Ты собирал о нем сведения, — меня уже нельзя было удивить.

— Разумеется. Это было нетрудно. Твой… друг, — Морис особенно выделил последнее слово, — прекрасно известен полиции!

— Жене начальника департамента тоже.

Морис Рошар поднялся и открыл сейф.

— Я все таки посоветовал бы тебе ознакомиться, прежде, чем ты опять уедешь. Повторяю, мне нет дела, до того как ты проводишь время, пока это не переходит определенные рамки, конечно. Но гордится подобной связью…

На стол лег пакет. Я взвесила его на руке.

— Мне нет дела до Жермена, морали и всего прочего! Но я ненавижу каждую минуту, проведенную в качестве мадам Рошар! Даже если ты не подпишешь соглашение, я сделаю так, что тебе придется со мной развестись, Морис, и мне плевать на твою карьеру!

— Если ты продолжишь глупить, — холодно сообщил он, — то твой 'друг', о котором ты так заботишься, отправится в тюрьму по обвинению в подлоге, мошенничестве и так далее!

Я смотрела на него в изумлении и растерянности.

— Прочти, — Морис указал на пакет, — Имя, которым он использует, настоящее, но даже отдаленно не связано с родом Совиньи. И с их побочными ветвями. Доказать, что документы, которыми он пользуется, получены за взятки — не составит труда. Даже если ему удастся сохранить свободу, его больше не пустят на порог ни в один дом. Согласись, что ублюдку уличной девки не место в приличном обществе.

Я знаком остановила его пылкую речь. Наверное, если в дебатах он выступает так же, то он все-таки хороший политик. И… ох, что же мне делать…

— Я не задерживаю тебя, Аделиз. Однако попросил бы тебя вернуться к началу сезона. Не стоит давать слишком явный повод к сплетням, — завершил разговор Морис.

Похоже, он был абсолютно уверен в себе и в моем решении.

Угрозу Мориса я восприняла более чем серьезно: одного у него не отнимешь, — слов на ветер он не бросает. Прежде чем мучиться угрызениями совести, — а я не настолько альтруистична, что бы жертвовать своим спокойствием ради другого, — я рассудила, что в скандал окажусь вовлечена не только я, но и многие другие подруги Жермена. Можно ли предположить, что Рошару не дадут вывесить грязное белье на широкое обозрение?

И тем не менее, Жермен Совиньи перестанет существовать вернее, чем если бы он умер. Перед ним закроются все двери…

Я посмотрела на переданное Морисом досье. Меня не трогало его шокирующее происхождение: родителей не выбирают, и детей не покупают в магазинах. Я на полном серьезе все еще считала его выше и лучше большинства моих светских знакомых. Не думаю, что эта папка скрывает какие-нибудь жуткие и омерзительные тайны…

Однако, пакет манил и тревожил. Открыть его, прочитать чужую жизнь, было так подло и так притягательно, что я не сумела его уничтожить, лишь засунула перед отъездом так далеко в секретер, как могла.

Во Париже я задержалась больше, чем на неделю, но разговора с Морисом никак не получалось. Проснувшись однажды утром, я поняла, что просто хочу обратно в свой коттедж, и собрала вещи. Кроме того, Жермен имел право знать, что его ждет.

Но… предполагать — это одно, а сказать человеку в лицо совсем другое! Я поняла, что боюсь, но на второй день не выдержала: мне просто необходимо было с кем-нибудь поговорить, и я знала только одного человека. И сразу же убедилась, что Жермена нет. И нет давно. Мой рай опустел. Один день, полный тишины и уединения к которым я так стремилась, показался вдруг просто невыносимым. А мысль о том, что рядом может поселиться кто-то другой — просто бесила.

Когда он уехал? Куда? А вдруг, что-то случилось…

Когда через пару дней мы столкнулись с Жерменом на площади, я почувствовала почти облегчение.

— Жермен? Какого черта ты не зашел ко мне, когда вернулся?! Я беспокоилась! — я даже не понимала, что именно сейчас говорю, однако как ни странно, но это была правда. Не сказала бы, что это мне самой нравилось.

— В самом деле? — на его лице отразилось что-то похожее на радость и смущение.

— Конечно! А как я еще должна себя чувствовать, когда на моих глазах человек ни с того ни с сего валится с ног?!

— А, — кажется, он меня неправильно понял, — не волнуйтесь, это не заразно.

— Я не это имела в виду!

Лед растаял быстрее, чем появился. Жермен рассмеялся.

— Делиз, у тебя манеры…

— Это ты на меня так действуешь.

— Ну, спасибо!

Мы наняли коляску и поехали ко мне.

— Так у тебя все в порядке?

— Вполне, — быстро отозвался он.

Нет, не все, поняла я, но больше он мне ничего не скажет.

— Как твой развод?

— Могло быть и хуже. Морис считает, что мы любовники, — зачем-то рассказала я.

— Ты говорила ему обо мне? — Жермен невероятно удивился.

— Он сам узнал, — я обернулась.

Он явно ждал продолжения.

— И дал добро на мелкие шалости.

Жермен внимательно смотрел на меня, слегка склонив голову на бок:

— Тебя это оскорбляет.

— Может быть, я слишком хорошо о тебе думаю, но тебя это тоже должно оскорблять, — я ответила ему не менее пристальным взглядом.

Жермен отвернулся и делано пожал плечами.

— Делиз, я уже давно привык к тому, что меня рассматривают в качестве мелкой шалости. И вполне понимаю, почему твой муж считает нас любовниками.

Повисла неловкая пауза.

— Делиз, эта сплетня может стоить тебе доброго имени, — Жермен был очень серьезен.

— Мне все равно, если суд примет решение о разводе! Я лишь хочу избавиться от присутствия этого человека в своей жизни. И от своей жизни, какой она стала!

Момент настал, а я все еще не могла сказать, что его ждет. Не глупо ли?

— Подумать только, я умудрился испортить репутацию женщине, с которой даже не целовался!

Это была шутка, но это была грустная шутка.

— Зато я, возможно… Испорчу тебе не только репутацию! Морис предоставил мне на тебя полное досье…

Господи! Глаза и улыбка остались прежними, руки не дрогнули, но он так побледнел, что мне стало страшно!

— Он угрожает обвинить тебя в подлоге за использование фамилии Совиньи…

— Вот как, — Жермен поднялся и отошел к окну.