Марион. Мне всегда 13 - Нора Фрейсс

Мы сообщили об этом в кабинет министра Винсента Пейлона, который взял на себя труд позвонить в день твоих похорон, а также поручил своим службам провести административное расследование. На тот момент нам вовсе не казалось, что они бездействуют, хотя позже у нас возникло ощущение, что от нас просто хотели отделаться.

Через два месяца после твоей смерти, 15 марта, двери колледжа снова открылись для нас. В этом нужно отдать должное уполномоченному министра и автору доклада о насилии в школе Эрику Дебарбье. Мы требовали присутствия твоего классного руководителя, а также заместителя директора, которая выступила по третьему каналу на следующий день после твоей смерти. Ни один, ни вторая не явились. Ни один, ни вторая не послали нам объяснений или извинений.

Никто не ожидал нас у входа в колледж. Уже в холле нас встретила надзирательница – ответственная по школьной жизни в ректорате, которую отправила к нам заместитель директора. Кабинет директора находился на первом этаже. Директор и его заместитель уже ожидали нас. Табель с оценками лежал на столе. Нас с отцом удивило отсутствие двух лиц, которых мы ожидали увидеть. Я напомнила слова, сказанные для третьего канала, прежде чем дать слово заместителю директора, которая не отрицала этого: «Марион была козлом отпущения для некоторых учеников – школьная инспекция подтвердит это».

Я напомнила, что несколько раз просила о смене класса. Мне вновь ответили, что это было невозможно, однако не отрицали того, что климат в четвертом классе – невыносимый. Я спросила у директора, углублялся ли он в твое досье после твоей смерти, на что получила ужасный ответ: «Нет, я не веду расследований». В твоем табеле с оценками стояло двадцать из двадцати, несмотря на то что преподаватели по обучению обязанностям гражданина и по наукам о жизни и земле (SVT) отмечали изменения в твоем поведении за три недели до твоей смерти. Речь шла о многочисленных опозданиях без причины, болтовне на уроках, грубости, несделанных домашних заданиях… Откуда тогда двадцать из двадцати?

Нам передали папку с сообщениями, написанными учениками в память о тебе. Я спросила, подписаны ли они, на что директор возразил: «Нет-нет, там нет никаких имен!» Когда мы уже уходили, в тот день, 15 апреля, нас спросили, могут ли преподаватели «почтить память Марион». Самой лучшей данью памяти в тот день было бы присутствие на собрании некоторых преподавателей.

Было уже слишком поздно. «Почтить память», когда классный руководитель даже не потрудился явиться на собрание? Мы уже были слишком разочарованы их отношением спустя два месяца. И мы уже слишком много знали.

Когда я позволила себе взять слово, директор резко меня оборвал: «Мадам, вы хотите вести собрание?» Я спросила у него, кто был администратором сайта школы в Интернете. «Для чего вы хотите это знать?» Я настаивала: «Я хотела бы знать, кто ответственный за публикации». Это был он. Видео, которое снимали на вашем уроке испанского, до сих пор продолжало висеть на сайте. Ты была одной из лучших в классе по этому предмету, поэтому тебя много показывали. Это доставляло мне боль. Если бы я еще могла тебя спасти, я бы забрала тебя из колледжа. Раздраженная, я бросила: «Вас не смущает, что Марион мертва, а видео до сих пор показывают?» Директор пожал плечами: «Это сделано автоматически…» – «До чего вы любезны…Это же моя дочь!»

Раскрылась тайна твоего шкафчика. Мы нашли ключи от него в твоей старой сумке, которую ты не носила уже по меньшей мере два месяца. Куда ты складывала свои вещи? Мы пришли к выводу, что ты не пользовалась шкафчиком. Но почему? Вы делили его с Хлоей, твоей так называемой лучшей подругой, ставшей одной из инициаторов травли. Может быть, тебя гнали от шкафчиков? Может, ты не имела права появляться в этой части раздевалок, где, ты знала, тебя будут доставать?

Я спросила у директора, лежали ли вещи, которые нам вернули 14 февраля, в твоем шкафчике. «Да, конечно». – «Откуда вы знаете?» – «На них было ее имя…» – «Вовсе нет. Не на всех. Например, на подносе для пирожных – не было…» На самом деле, мы хотели знать, кто открывал шкафчик. Полицейские? «Нет, та девочка, с которой они делили шкафчик».

Итак, мы никогда не узнаем, не была ли совершена пересортировка. И мы никогда не разгадаем тайну ключа, закинутого в старую сумку.

Директор упрекнул меня в том, что я говорила с учениками и преподавателями. Я вздрогнула: «Но у меня есть право общаться с кем я хочу, до тех пор пока не найду доказательств!»

В самом конце Эрик Дебарбье удивленно спросил у директора: «Вы до сих пор не принесли соболезнований?» Тот ничего не ответил.

Глава 6

Букет красных роз

«Я больше никогда не надену платье»

Каждое утро я заходила к тебе на кладбище. И каждый вечер я возвращалась, чтобы зажечь свечи. Каждую пятницу я находила там по букету красных роз. На них не было имени, ничего, только красные розы. Я спрашивала себя, кто мог приносить их для тебя. Если честно, меня беспокоило то, что я этого не знала.

В пятницу в обед я вышла от подруги и машинально приехала на кладбище. Вместо того чтобы повернуть налево, я повернула направо, и машина привезла меня к тебе. Это было неосознанно, понимаешь?

И тут, у памятника, я увидела плачущего мужчину. Это было странно – мужчина, который лил по тебе слезы. Это зрелище заставило меня оцепенеть. Кто он был для тебя, чтобы так плакать? Я резко вскрикнула: «Что вы тут делаете? Кто вы?» Он медленно повернулся. Я его не знала, но я узнала черты его лица. Его сын так на него похож. Это был отец Романа.

Он представился: «Я папа Романа». – «Да, я знаю, я вижу это». Я была в ярости: «Но что вы делаете здесь? Почему вы плачете?» У него был подавленный вид: «Ну… Я в отчаянии. И Роман тоже». Он объяснил, что каждый день после твоих похорон он заходил сюда. «Каждую пятницу мы приходим вместе с Романом принести для Марион розы».

Я оставалась на месте, в нерешительности и недоверии, не зная, как реагировать. Он сказал мне: «Если бы мой сын сделал что-то, я бы вам сказал». Он тут же уточнил: «Роман мне сказал, что никогда не делал Марион ничего плохого. Однако если окажется, что он как-то причастен к ее смерти, я сообщу властям». Затем он извинился за то, что не обращался к нам напрямую: «Я не контактировал с вами, потому что в колледже нам всем сказали этого не делать. Нас вызывали несколько раз и повторяли это». Он также добавил, что многие родители, как и он, хотели бы выразить нам свою поддержку, но им мешали, отговаривали.

Ты знаешь, сейчас, когда я пишу эти строки, отец Романа все еще продолжает приходить к тебе и остается надолго. Как-то раз он воскликнул: «Хотите верьте – хотите нет, но я чувствую, что умерла моя невестка!» Ты понимаешь, Марион, насколько эти люди тебя любят? И Роман продолжает приносить тебе букеты красных роз, каждую пятницу.

Весной 2014-го его семья решила стать гражданским истцом. Жизнь Романа тогда тоже перевернулась. Он был поражен тем, что никто больше с ним не разговаривал. Некоторые говорили, что ты покончила с собой из-за него. Он вынужден был перейти в другой колледж, в другом городе, где жили его бабушка с дедушкой, у которых он оставался два раза в неделю. Но он продолжал жить в той же коммуне, где пересекался с теми, кто нападал на Марион. Без сомнения, это не прошло бесследно для тринадцатилетнего мальчика. Ему было трудно прийти в себя.

Он едва закончил учебный год. Он был настолько несчастен после твоей смерти, его родители били тревогу. Они звонили в колледж: «Обращайте внимание на него, если что-либо случится – предупредите нас!» На самом деле, никто за ним особо не наблюдал. Происходили странные события. Например, он рассказывал родителям, что в один из дней его вызвали к школьной медсестре. Одна девочка только что вскрыла себе вены. Медсестра попросила ее поднять рукава и показать Роману окровавленные руки. Он был сильно шокирован. Никто не понял, почему медсестра сделала так без разрешения родителей. Говорили, что это была просьба той девочки. Однако родители Романа плохо это восприняли. Они подали жалобу в администрацию: «Зачем вы сделали это? Чтобы вызвать у него чувство вины?»

В другой день, когда уроки начинались в девять утра, родителям Романа позвонили из колледжа в одиннадцать и сообщили, что их сын пропал. Телефон Романа не отвечал. В панике они обыскали всю округу. К полудню им снова позвонили из колледжа: «Все в порядке, мы нашли вашего сына. Медсестра попросила его сопроводить одного из учеников в медпункт и забыла нас предупредить. Поскольку он не ответил на наш звонок, мы решили, что он отсутствует».

Родители Романа попросили, чтобы их приняли. Им потребовалось много труда, чтобы добиться этой встречи. Сперва им это удалось, но накануне встреча была отменена, а другой день им не предложили. На письма им больше не отвечали. Они отправили в ректорат письмо, в котором сообщали, что забирают своего сына из колледжа ради его безопасности, и поэтому их должны принять. В ректорате выслушали отца Романа, но продолжили недооценивать проблему. В итоге семья была вынуждена взять отпуск, чтобы присматривать за ним. Они уехали за город, а вернувшись, обнаружили письма из колледжа, в которых от них требовали объяснить причины отсутствия Романа в июне.