Земля без людей - Джордж Стюарт

2

Уже лежа в кровати, он понял, что сон не хочет идти к нему. И когда холодные объятия тумана ласкали стены его дома, он чувствовал сначала одиночество, а потом страх, сменившийся ужасом. Он встал с кровати. Зябко кутаясь в махровый халат, сидел перед приемником, лихорадочно вращая ручки настройки. И оставался один, окруженный далеким свистом и потрескиванием атмосферных помех.

С неожиданной решимостью он потянулся рукой к телефону. Снял трубку и слушал длинный тягучий сигнал свободной линии. Доведенный до отчаяния, набрал номер — случайный номер! И слушал, как где-то в далеком доме зазвонил телефон… и еще раз зазвонил. Он слушал и представлял, как должно звучать эхо в пустых комнатах неизвестного и далекого дома. Он насчитал десять гудков и повесил трубку. Он набрал еще один номер, а потом еще один и больше не стал.

А в мятущемся сознании уже родилась новая идея, и, вооружившись мощным фонарем, он стоял на крыльце дома, высоко над всем остальным городом и одну за другой посылал вспышки в темноту ночного неба. Точка — точка — точка, тире — тире — тире, точка — точка — точка. SOS — старый сигнал, мольба отчаявшихся. Но раскинувшийся внизу город молчал, и не было ему ответа. И потому он не сразу понял, что на залитых электрическим светом улицах вряд ли заметят жалкий огонь его фонаря.

Он вернулся в дом. Проникая под самое сердце, сырой туман ночи заставил его дрожать. Он щелкнул переключателем электрического нагревателя и на мгновение услышал, как разбуженно и немного сердито заурчало в его утробе. С поступающей в дом электроэнергией и полным баком трансформаторного масла он не должен мерзнуть. Некоторое время он сидел, вжимаясь в спинку кресла, а потом, решив, что горящие огни дома могут быть подозрительны, встал и погасил их все. Он позволил темноте и туману окутать себя, укрыть в своих объятиях. Но и невидимый, продолжал испытывать страх одиночества и тогда, готовый при первой необходимости сжать его рукоятку, положил рядом с собой молоток.

Дикий неистовый вопль рванул тишину. И пока крупная дрожь сотрясала скрюченное ужасом тело, мозг понял, что это всего лишь блудливый кот домогается любви своей подружки. Обычные ночные дела, которые и в лучшие времена не обходили стороной даже такую респектабельную Сан-Лупо-драйв. Очередной кошачий вопль достиг своей запредельной высоты и внезапно оборвался, сменяясь грозным собачьим рыком и шумом удаляющейся погони. Тихая ночь снова вступила в свои права.

Для них насчитывающий двадцать тысяч лет мир был сброшен со своего пьедестала и лежал в покрытых прахом руинах. Высунув распухшие языки, умершие от мук жажды в загородках собачьих питомников лежали и они — пойнтеры, колли, пудели, игрушечные пекинесы, длинноногие хаунды. А их более счастливые, не запертые решетчатым забором собратья свободно бродили по улицам городов и полям их пригородов, утоляя жажду в быстрых ручьях, в фонтанах, в прудах с золотыми рыбками; охотясь за всем, что уступало им в силе и проворстве и что годилось в еду: за курицей в заброшенном саду, за легкомысленной белкой в городском парке. И с каждым новым днем когти голода, впиваясь в веками воспитанные законами цивилизации табу, заставляли их все ближе и ближе подбираться к местам, где неубранными лежали трупы их бывших хозяев.

Теперь никто не наденет на них красивый кожаный ошейник, не выведет на арену, где серьезные люди озабоченно станут проверять их осанку, форму головы и окрас шерсти. Никогда теперь «Золотой мальчик» — чемпион Падмонта — не превзойдет в значимости последнюю подзаборную дворняжку. Главный приз — имя которому жизнь — перейдет к тем, у кого хватит сообразительности, быстроты лап, силы челюстей; кто сможет быстрее приспособиться к новой жизни, и кто в древней борьбе сильного со слабым найдет способ выжить.

Пичи — несчастный, золотистый коккер-спаниель — слишком глупый, чтобы добывать пищу хитростью, слишком коротконогий, чтобы преследовать жертву, — слабел и медленно умирал от голода… Споту — доброй дворняге, любимцу детворы — повезло; он нашел коробку, полную маленьких котят и убил их всех и был сыт… Нед — жесткошерстный терьер, всегда предпочитавший состояние свободы и независимости красивому поводку, бродяга в душе — кажется, неплохо чувствовал себя в новой жизни… Бриджет — рыженькая сеттериха — дрожала, тряслась и слабенько подвывала, и если кто-нибудь услышал, то оказал бы: это не собака, так может стонать только глубоко несчастный человек; нежная душа Бриджет не испытывала желания оставаться в таком мире, где нет хозяина или хозяйки, кому могла она подарить свою любовь.

К утру в голове его созрел план. В основе его лежала твердая уверенность: там, где жили два миллиона человек, должны остаться живые. Задача простая — он должен найти человека. Кого угодно, где угодно. Другое дело, где искать этого человека.

В надежде, что вдруг повезет и он встретит знакомых, решил, для начала пешком обойти соседние дома. Здесь его ждало разочарование — пустота, признаки запустения, пожелтевшая от зноя трава на лужайках да поникшие к земле головки увядших цветов. По дороге домой он прошел через маленький парк, где когда-то, забираясь на высокие каменные глыбы, играл мальчиком. Два обломка скалы, склоняясь друг к другу, образовали нечто похожее на узкую высокую пещеру. Играя, маленький Иш часто прятался здесь от матери. Вот и сейчас пещера показалась ему таким естественным, первобытным убежищем и защитой от страха и опасности, что он, не раздумывая, заглянул внутрь. Никого.

Он пересек широкую каменную плиту, одним краем плавно уходившую по склону холма, туда, где внизу раскинулся город. Ровная, словно отполированная поверхность камня, как оспинами, была испещрена круглыми ямками, в которых когда-то индианки, орудуя каменными пестиками, толкли зерно.

«Мир тех индейцев умер, — подумал он. — И наш, пришедший ему на смену мир тоже умер. Так неужели я единственный, кого оставили жить?»

Возле дома он забрался в машину и некоторое время, не трогаясь с места, мысленно представлял свой путь, чтобы не пропустить ни одного района, чтобы почти на каждой улице был слышен гудок его машины. Ехал он медленно, каждую минуту сигналил, останавливался и ждал. Ждал и, с любопытством оценивая перемены, наблюдал.

Застывшие машины у края тротуаров, почти никакого беспорядка. На первый взгляд обыкновенные улицы обыкновенного, встречающего раннее утро города. Все как обычно, если… Языков пламени он не видел, но поднимающиеся столбы белесого дыма подсказывали, что город горит. И еще трупы. Неожиданно встречающиеся, редкие трупы тех, кто, наверное, сопротивлялся до конца, кого все равно победила смерть. Возле одного он видел суетившихся собак. Свернув на перекрестке, Иш резко затормозил. На перекинутой через перекладину телефонного столба грубой веревке, неестественно вытянув шею, мерно покачивался труп повешенного. На прикрученной к груди табличке с крупными корявыми буквами Иш прочел одно короткое слово — Вор. Не оглядываясь, он ехал вперед, пока не оказался в торговом центре и здесь впервые понял значение слова «погром». Огромная витрина винного магазина бесчисленными осколками устилала асфальт тротуара и мостовой.

Выехав из центра, он снова, с уже привычной последовательностью, стал подавать сигналы, и вдруг… не прошло и минуты, как до слуха его донесся слабый, приглушенный расстоянием ответный сигнал. «Этого не может быть, — думал он. — Слишком быстро и слишком просто. Это слуховая галлюцинация». Он снова надавил черный диск клаксона, и невероятно, но теперь ясно услышал четко различимый ответный сигнал. Эхо — не сдавался он, чувствуя, как, отчаянно проваливаясь вниз, колотится сердце. Он снова подал сигнал, сначала длинный, потом короткий, замер и наконец услышал — точно услышал — один длинный.

Иш развернул машину и поехал в направлении источника звука, который, по его прикидкам, находился где-то на расстоянии полумили. Проехав три квартала, остановился и снова посигналил. Есть ответ! Теперь он слышал его справа. Лихорадочно выворачивая руль, он повернул, запетлял по незнакомым улицам, уперся в глухую стену, развернулся и поехал назад. Резко засигналил и, теперь уже совсем рядом, услышал ответный призыв. Теперь это было где-то впереди. Иш рванул вперед и, наверное, проехал, потому что следующий гудок услышал позади и справа. Он снова развернулся, выехал на перекресток, за которым, как он знал, начинался небольшой деловой центр. Абсолютно пустая улица с рядами застывших в безмолвии машин. И тогда он подумал, почему так странно, почему так настойчиво подававший ему сигналы не стоит посередине улицы, не машет радостно рукой? Он посигналил и от неожиданности вздрогнул — ответ пришел с расстояния вытянутой руки. Иш распахнул дверцу, выскочил, кинулся к ближайшей машине. За рулем сидел человек. Иш замер, и в ту же секунду сидящий нелепо согнулся и рухнул грудью прямо на руль. Придавленный клаксон задушенно всхлипнул, а тело, покачавшись, снова откинулось на спинку сиденья. В нос ударил густой запах перегара, а потом Иш увидел всклокоченную бороду и красное опухшее лицо доживающего последние часы человеческого существа. Беспомощно оглядываясь, Иш увидел то, что ожидал увидеть — распахнутую настежь дверь винного магазина.