Земля без людей - Джордж Стюарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Нет, — думал он. — Что бы ни случилось и когда бы ни случилось, я никогда не поверю, что я бог. Нет, я никогда не стану богом!»
А пока непрерывный поток мыслей будоражил его сознание, он с удивлением понял, что предвкушение предстоящего одиночества придает ему силу, вселяет уверенность и, что совсем странно, даже доставляет удовольствие. В прошлой жизни все его переживания и неудобства были в основном связаны с людьми. От одной мысли о танцах он покрывался холодным потом; он никогда не умел смешивать виски с содовой; никто никогда не предлагал ему вступить в студенческое братство. В добрые старые времена отсутствие подобных достоинств являлось серьезной помехой. Теперь, и это он с удивлением понял, «недостатки» становились достоинствами. Когда участие в многолюдных людских собраниях становилось неизбежностью, чувствуя неспособность принимать живое участие или вмешиваться в чужие разговоры он отступал в тень и оттуда слушал, запоминал и критически переосмысливал чужие слова и мысли. Вот и теперь он вполне переживет отсутствие живого общения и снова сможет тихо сидеть, смотреть и ждать, что произойдет. Его слабость стала силой. Такое может испытать слепой среди зрячих в мире, неожиданно лишенном света. В таком мире несчастным зрячим останется лишь бестолково сталкиваться друг с другом в поисках выхода, а слепец будет у себя «дома» и теперь из того, кто нуждался в помощи, сам превратится в надежного поводыря.
Но стоило ему оказаться в постели, и когда в темноте холодные щупальца тумана, поднимаясь с залива, снова сжали в объятиях дом на Сан-Лупо, былая решимость отступила, и состояние одиночества уже не казалось таким простым, безопасным удовольствием, как представлялось в его радужных мечтаниях. И снова великий страх накрыл его, и заставил корчиться тело его, и слушать звуки темноты, и думать об одиночестве и о том, что может случиться и с ним, когда в двери его дома постучится беда, которую назвал он Вторая Смерть. И тогда страстное желание в бегстве искать спасение пришло к нему. Он чувствовал, что должен уехать — уехать далеко; он должен все время двигаться и делать это как можно быстрее, чтобы всегда быть впереди страшной неизвестности, которая, возможно, уже пустилась за ним в погоню. И в поисках оправдания своему мистическому ужасу он решил, что болезнь могла и не захватить все Соединенные Штаты, и где-то осталось в живых маленькое человеческое сообщество, которое он обязан найти.
3
К утру ощущение ужаса от одиночества немного притупилось, оставив, и наверное навсегда, глубокие корни страха. Он осторожно поднялся с постели и стал судорожно глотать, ощупывать горло, боясь, что вдруг началась ангина. Он лелеял и оберегал себя, как может лелеять и беречь себя только престарелый ипохондрик. Спускаясь по лестнице, он побелевшими от напряжения пальцами цеплялся за перила, внушая себе мысль быть предельно осторожным, так как даже подвернутая лодыжка может закончиться мучительной смертью.
Не теряя времени, он начал немедленные приготовления к бегству и, всякий раз приступая к чему-то определенному — хотя план его в основе своей был лишен какого-либо здравого смысла, — ощущал прилив сил, покой и возвращение душевного равновесия. Его машина была уже давно не новой, поэтому он начал с того, что среди сотен застывших у обочин дорог машин стал искать достойное цели средство передвижения. Большинство машин стояло без ключей зажигания, но в одном из гаражей поиски его увенчались успехом в виде пикапа{1} с ключом и полным соответствием его практическому вкусу. Он повернул ключ, и мотор послушно заурчал, тронул педаль газа — и здесь все оказалось в полном порядке. Уже на выезде Иш почувствовал легкое неосознанное беспокойство. Он вовсе не жалел расставаться с собственной машиной, беспокоило что-то другое. Наконец он вспомнил. Вернулся к старой машине, забрал молоток, перенес в пикап, бросил под ноги и только тогда выехал из гаража.
Возле магазина сделал короткую остановку, перекусил крекерами с сыром, а заодно захватил немного консервных банок. Он понимал, что в любом городе сможет без труда набрать любых продуктов, но некоторый запас все же лучше иметь под рукой, прямо в машине. После посещения других магазинов Иш стал обладателем спального мешка, топора, лопаты, плаща, сигарет, еды из расчета на несколько дней и бутылки хорошего бренди. Вспомнив опыт предыдущего дня, заехал в охотничий магазин и выбрал оружие на все случаи жизни: карабин, охотничье ружье, небольшой пистолет, который сможет носить в кармане куртки, и охотничий нож.
Заканчивая погрузку, он невольно огляделся по сторонам и, наверное, впервые за все это время серьезно подумал о собаках. За последние два дня он видел много собак и пытался не думать о них, так словно тварей этих не существовало. Иша раздражал их жалкий вид, казалось, собаки так и не поняли, что уже произошло и что продолжает происходить. Одни медленно умирали от голода, другие, наоборот, были сыты и довольны жизнью. Одни, поджав хвосты дрожали от страха, другие, демонстрируя собственную значимость, рычали и скалили клыки. Этот пес был похож на маленькую гончую — с длинными свисающими ушами, белый, с красно-коричневыми пятнами. Наверное, бигль, хотя он не мог сказать с уверенностью, потому что плохо разбирался в собачьих породах. Пес стоял на безопасном расстоянии, метрах в трех от машины, махал хвостом, тихонько и жалобно поскуливал.
— Пошел прочь! — чувствуя, как защемило сердце, прикрикнул Иш, грубостью помогая выстроить глухую стену против вдруг нахлынувшей жалости, потому что любое проявление жалости и привязанности к животному когда-то заканчивается переживаемой вместе с его смертью болью. — Пошел прочь! — повторил он. Но вместо этого пес сделал вперед осторожный шаг, потом еще один, вытянул передние лапы, положил на них морду и стал смотреть на человека виноватыми, о чем-то беззвучно просящими глазами. Длинные, уныло повисшие уши усиливали выражение безысходной собачьей тоски. Со всей очевидностью пес говорил: «Ты разбил мое сердце». Неожиданно для себя Иш улыбнулся и подумал, что это, наверное, его первая за последние дни улыбка, если не считать той горькой усмешки, когда он смотрел на укушенную змеей руку.
Он вернулся к действительности от ощущения, что пес, в одно мгновение почувствовавший перемену в настроении человека, уже трется о его ноги. Но стоило Ишу взглянуть вниз, как тот в испуге, или изображая испуг, кинулся прочь. Демонстрируя какие-то свои собачьи ужимки, стремительно промчался по кругу, улегся на землю, снова примостил морду между вытянутыми вперед лапами, коротко пролаял и закончил представление протяжным воем, как поступают выследившие добычу гончие. И снова Иш улыбнулся, и на этот раз это была добрая, широкая улыбка, и пес снова почувствовал его настроение, и тогда принялся описывать стремительные круги, ловко менять направление, показывая, что будет делать, когда выследит несчастного зайца. Закончив демонстрацию своих широких возможностей, уже без тени страха подбежал к ногам Иша, потерся о них и застыл, ожидая ответной ласки и словно спрашивая: «Ну как, понравилось мое представление?» Понимая, что от него ждут, Иш опустил руку и, немного злясь на себя, потрепал собаку по голове, ощущая пальцами гладкую собачью шерсть. Довольным повизгиванием пес выразил полную признательность и удовлетворение.
При этом хвост его с такой стремительностью метался из стороны в сторону, что, казалось, все тело и длинные уши пришли в наполненное радостью движение; глаза умильно закатились, открывая белые полукружия — все вместе создавая образец высшей собачьей преданности и обожания. Смешные уши и морщинки на морде говорили о любви с первого взгляда: «Вот единственный и неповторимый человек, который нужен мне в этом мире!»
И что-то случилось в душе Иша, потому что почувствовал он радость и необъяснимую легкость. Он присел на корточки и, уже не стесняясь проявления чувств, гладил собаку по голове. «Вот и хорошо, — думал он. — Хотел я того или нет, но я нашел себе собаку. — А потом мысленно себя поправил: — Я имел в виду — собака нашла меня».
Он открыл дверцу пикапа, пес, не раздумывая, прыгнул на переднее сиденье и устроился на нем совсем как дома. Зайдя в магазин, Иш вынес коробку с собачьими галетами и покормил собаку с руки. Животное брало еду без каких-либо заметных проявлений признательности и благодарности. «Вот для чего нужен человек. Если ты обзавелся человеком, совсем не обязательно так часто демонстрировать ему свою признательность». Только сейчас Иш понял, что никакой это не пес, а самая настоящая сучка, и тогда, усмехаясь, громко произнес:
— Вот вам типичный пример акта обольщения.
По пути он заехал домой, собрал кое-какие мелочи: немного одежды, бинокль, несколько книг. Огляделся, думая, что еще может понадобиться в путешествии, которое возьмет да и приведет его на другой край страны, и, ничего не придумав, просто пожал плечами.