Ветер влюбленных - Елена Габова

Ушла я в rest room[3] ресницы подкрасить-подправить, то да сё, телефон запел.

– Ветка, Лёву увел Кислицин, – доложила Аня.

Ну вот! Так я и знала, что Захар не упустит возможности выяснить с ним отношения. Ждал удобного момента! А Лёва, значит, ошибся. Не такой уж он хороший психолог.

– А не знаешь, где они сейчас?

– Нет, конечно! Наверно, на улице!

В своем открытом платьице я выскочила на крыльцо. Никого.

На улице кружились снежинки, танцуя свой зимний бесшумный вальс. За школой тоже никого не было. И здесь вальс снежинок… Но где парни?

Найду – просто не знаю, что сделаю с этим Захаром! Он сказал, что я сегодня тигрица? Да я загрызу его с потрохами! Зачем он вмешивается в мою жизнь? Он не имеет права! Я не его девушка! А то, что было, быльем поросло! Замело снегом!

На третьем этаже, около нашего класса, парней обнаружила.

В темном, без света, коридоре, маячили три высоких силуэта, хорошо заметные под светом фонарей, проникающим с улицы. Оп! Двое, получается, на одного! Очень честно! Захар, Лёва, а третий, кажется, Тимка Певченко! Точно, это он в белом джемпере. Только, кажется, ребята и не дерутся вовсе?

Я прижалась к стене. Не буду приближаться. Если разговор нормальный – зачем мешать? Пусть Захар живет-поживает, так и быть, пусть остается целым, не погрызенным.

– Понимаешь, Захар, – говорил Лёва. Голос у него был довольно мирный, это меня успокоило. – На свете существуют миллионы женщин. Миллиарды…

– Миллиард баб, прикинь? – засмеялся Тимка. – Я представил, и крыша поехала…

– …Ты встречаешься с сотнями, – Лёва не обращал на Тимку внимания. – Они для тебя – никто. Как растения, как деревья. Ты проходишь мимо них, не замечая, часто даже не глядя… – Лёва говорил медленно, словно рассуждая сам с собой. И парни слушали, вот чудо! Не мутузят Лёву, не угрожают ему, не ругаются. Чем-то их Капитонов пронял. – …Как проходишь по аллее мимо прекрасных цветов. Но среди этих цветов есть единственный твой. Вот его и надо отыскать. Ты читал Маленького Принца?

– Ну, читал… кажется… давно… – это Захар. Тоже мирно и спокойно. Нет, правда, как им удается так мирно беседовать? Прямо-таки встреча дипломатов, а не разборка соперников.

– Там была Роза. Единственная для Маленького Принца Роза.

– Деревья, розы колючие, пни елово-дубовые… А при чем тут девчонки? – наконец-то вспылил Захар.

Не читал ты, Захарыч, Экзюпери. А то бы сразу все понял!

– Так ведь, чудак, девчонки – те же цветы, те же розы! И среди тысяч и сотен роз ты должен найти свою, единственную!

– И что, ты сам-то ищешь? Нашел?

– А как же! И ты ищешь, и все мужчины. Это даже на подсознании происходит.

– Га-а, – грубо засмеялся Певченко, – ты что, мужик уже? Уже попробовал?

– Певченко, я всегда знал, что ты пошлый, – бросил Лёва.

– Да сам ты, – разозлился Тимошка, – баянист!.. Захарыч, ты идешь, нет? Я ухожу! Зачем ты меня позвал, эту фигню слушать?

– Постой, Тимыч, – отозвался Захар, – щаз.

– Я не о частностях говорю, парни, – продолжал Лёва. – Не о Певченко, Капитонове. Я вообще.

– И чё же ты нарыл? – спросил Захар.

– Я еще ничего не нарыл. У нас время еще позволяет. Тьма времени впереди. Но я ищу. И понимаешь, твоя девушка может быть рядом. А может, и за тридевять земель, тоже где-то сейчас вальсы танцует. Где-нибудь в Коста-Рике, у пальмы. Пусть она даже не очень хорошая, может, в ней куча колючек, но она – твоя, и ты чувствуешь, что жить без нее не можешь… Я не очень туманно выражаюсь? Понимаешь?

– Ну чё же тут не понять, я чё, тупой?

– И если я почувствую, что она – моя, я никому ее не уступлю.

– Ты чё, ее любишь? Покровскую, слышь?

– Я этого не говорю. Я даже и не о Виолетте вовсе. Я о жизни. А Покровская… Прости – это мое личное, не лезь в эту музыку, о’кей?

– А если это и мое личное, тогда чё?

– Тогда пусть она нас рассудит.

– Она рассудит, ага! Даст как по кумполу! Слышь, Капитоныч, а может, зря мы… в театре-то разошлись, а? Тогда-то?

– Может, и зря.

– Но это вааще… было… Вместо девушки – парень сидит. Просто отпад был. А тебе как? Понравилось?

– Да, я ведь тоже… Круто нас девушка провела. Мы с тобой и разбежались, скорей всего, от неожиданности.

– Да она вааще крутая, блин. Особенно сегодня! Как ей в платье-то обалденно!

– Да, – просто сказал Лёва, – согласен.

Парни отклеились от подоконника и направились в мою сторону.

Я скорей свернула за угол рекреации. Ни к чему им знать, что я слышала, как они философствовали.

Шаги вниз по лестнице… Их голоса… милые… родные… И Захар стал мне роднее. Точно троюродный брат. Как они хорошо рассуждали… Захару полезно общаться с Лёвой. И Певченко. Да всем парням! И не парням тоже. Мне, например.

Может, Капитонову в дипломаты пойти? Посоветовать, что ли?

А я… выходит, я не совсем была глупа, когда задумала подружить Лёву и Захара в театре. Они это сегодня сами признали. Сорри, об этом Захар догадался. А Лёва решил, что я их провела. Не понял мой замысел. Эх, Лёва! Что же ты? Ты же умный.

Захар на вечере больше не вязался ко мне. Только когда я спускалась с лестницы, он увидел и сказал сверху:

– Ну-ну. Вот, значит, как…

Я промолчала. Сделала вид, что не услышала.

Во время одного из медленных танцев Лёва стал рассказывать про свой родной город. Как ему там здорово жилось. Как прекрасно северное сияние. Небо расцвечивается лучше любых фейерверков! Про белые ночи летом, когда солнце не заходит за горизонт, а катается по небу: туда-сюда, туда-сюда, точно кто-то перекидывает с руки на руку оранжевый баскетбольный мяч. И так мне захотелось на этот город взглянуть хотя бы одним глазочком, просто сил не было. И я спросила: – У вас ведь квартира еще не продалась?

– Нет. Трудно там с этим. Все оттуда бегут. Работы же не стало, шахты закрываются.

– Слушай, Лёв. А я не знаю, куда себя на зимних каникулах деть. Можно я съезжу в эту твою Эльдорадо?

– Да пожалуйста, Ветка. Но ведь там ничегошеньки интересного! Шахтерский город.

– Ничего себе: интересного нет. А кто столько всего нарассказывал только что?

– Да это, наверное, потому что у меня ностальжи.

– Хочу в Воркуту. Хочу в Воркуту. Хочу в Воркуту, – как заклинание, задолбила я.

– Поезжай! Ключ я тебе обеспечу. Мебель там есть – мы не все увезли. Рухлядь оставили. Ты не боишься безногой табуретки?

– Слышь, Лёв. Я даже безногого пирата не боюсь!

– Тогда все в порядке! Езжай!

Прокачусь дня на три-четыре в эту неизвестную заполярную землю! Просто сгораю от любопытства. Далеко – да! Край света! Но время есть! Каникулы две недели. Шесть дней дорога. Четыре там. Десять получается. Самолет я не осилю по финансам. А на поезд у меня деньги найдутся! Я накопила с карманных за два года. Даже на купе! Ехать, так с удовольствием.

Мама разрешила поехать. Я рассказала, какое это чудо – город в тундре. Олени по улицам бегают, бубенцами звенят, детишек катают. Реклама переливается неоновыми огнями, город же – европейский! Современный. Большой!

– Поезжай, – подумав, решила мама. – Копченой оленины привезешь. Говорят, это очень вкусно.

А папа – он всегда, как мама скажет. Тоже оленины захотел. Так что на пятое января я купила билеты в загадочную для меня Воркуту.

Перед самым-самым Новым годом, перед боем курантов, когда родители прочно уставились в телевизор, я сбежала из дому. Такая тоска пялиться в ящик! Как маме-папе не надоест! Мне и компьютер надоел, что там делать, в виртуальном пространстве? «ВКонтакте» тусить тоже тоска. Лёвы там нет, а больше я ни с кем не хочу. С Анькой лучше по телефону поболтаю.

Сначала я ушла от родителей с их жизнерадостным ящиком в свою комнату. Подошла к окну, не включая света. Ну вот… Новый год на носу, а встретить его не с кем… Грустно. Лёва с родителями ушел в гости. С родителями – неинтересно. Они даже между собой не разговаривают. Слушают, что говорит телевизор, смеются на его шутки. А как президент их поздравит, поцелуются друг с другом и выпьют шампанского. Вот и весь Новый год. Ну салатов мама наготовила, это – да… теперь неделю будем есть вкусности.

По небу махнул рукой ветер, и все снежинки полетели в сторону моего окна, зашептав шелестящим хором:

– С нами, с нами. …Встретишь Новый год с нами.

– Отлично! – обрадовалась я и произнесла вслух: – Выхожу, ждите, подружки!

Я вдруг поняла, что со мной случится что-то волшебное, стоит мне только выйти на улицу в двенадцать часов.

И вот часы пробили двенадцать. Я осторожно закрыла за собой дверь, чтобы не слышала мама, вышла из дому и не спеша побрела по улице.

Падал снег пушистыми хлопьями. В этом году у нас такие снегопады, какие только в сказках бывают. Снежинки летели на фонари, а те весело отмахивались от них, словно снежинки шептали им что-то смешное и глупое, а они отгоняли надоедливых болтушек.

Снежинки-канатоходцы садились на провода, но взглянув на сверкающую повсюду красоту, отказывались куда-либо двигаться и просто любовались городом с высоты.