Ветер влюбленных - Елена Габова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давно тебя поздравить хотел, – сказал Лёва, открыв Бродского и быстро пропуская страницы через большой палец, так что они сливались в полупрозрачный веер. Поглядел на меня робко и снова увел глаза в сторону. – …Я встретил Водонаеву, она сказала, что у вас с Захаром все хорошо, что ты сидишь с ним… и вообще.
– Что вообще? – Я закусила губу, ожидая ответа. У меня проявилось сердце. Прямо забрыкалось, как конь. Я взяла со стола книжную закладку и двумя руками установила ее на лоб наподобие козырька.
– Ну… что вы с ним плотно общаетесь. – Вообще не смотрит в мою сторону! Как будто ему стыдно за что-то! Кота увидел, пошевелил ногой, чтобы Тарас убрался, подтянул шарф на диван. Кот обиженно ушел в угол, он привык, что гости брали его на колени и гладили, а не прогоняли.
– Да? И ты думаешь – все хорошо? – Моя закладка проехала по волосам к затылку. Я прижала ее с двух сторон на макушке. Голова моя склонилась к столу под неестественным углом. Я тоже не смотрела на Лёвку. Сердце брыкалось, уши и щеки горели, а ноги вдруг стали холодными. Что он знает-то, что? Пианист несчастный! Ничего он не знает! Не видит! Не понимает!
– Конечно. Оказывается, это я мешал вашим отношениям. – Лёвка стал похлопывать книжкой по коленям.
– Ничего ты не знаешь, – сказала спокойно и холодно.
– А что я должен знать? Что? – Книжку отбросил. – Ты не рада этим отношениям? Разве? Ты же этого почти полгода добивалась! – Книжку еще дальше отодвинул, она отправилась на свое место на диван, где лежала в самом начале.
– Не рада.
– Почему?
– Потому что случился форс-мажор. – Я перевернула закладку другой стороной. Пусть хоть чуть-чуть охладит мою горячую взволнованную башку.
– Форс-мажор? Каким таким образом? Почему?
– Потому что любовь кончилась.
– Вот как! – Лев помолчал. Наконец-то на меня смотрит! Какой взгляд! Какие голубые глаза! Они пронизывают меня насквозь! – Точно? Может, ты ошибаешься?
Я горько ухмыльнулась.
– Вета. Посмотри на меня.
Смотрю в сторону.
– Вета!
На него, прикусив губу.
– Ты не любишь Захара? – удивленно, расширив глаза. – Разве так бывает? Только что любила и вдруг… нет?
– Нет.
– Может, ты ошибаешься? – снова повторил он. – Может, тебе кажется?
– Кажется, ага. – Я усмехнулась. – Хорошо, если б казалось. Увы… я его не люблю.
Лёва помолчал, пододвинул книжку к себе, погладил обложку ладонью.
– Знаешь, я и этому рад. И рад даже больше, чем тому, что вы сидите вместе.
Тарас прыгнул на диван и снова направился к Лёвиному шарфу.
– …Потому что ты знаешь, как я относился к Кислицину, – продолжал парень. – Он тебя недостоин.
– А кто меня достоин, Капитонов? – я спросила это тихо, почти прошептала. И в первый раз его по фамилии назвала. В первый раз в жизни вообще.
– Ну, не знаю. Сложно сказать. Такой же умный, как ты – по крайней мере. Ну и такой же симпатичный… Красивый, – поправился он.
– А может, такой, как ты? А?
Я сказала это и, отшвырнув закладку (она полетела на пол), вылетела из комнаты. Меня трясло.
Мне вдруг показалось, что я призналась ему в любви! Люблю его! Да, призналась! Я включила воду в кухне и стала набирать в чайник. Щелкнула его рычажком. Осталась ждать, пока чайник закипит, а внутри меня уже кипело и никак не переставало бурлить. Я стояла в кухне спиной к выходу и спиной услышала, как хлопнула входная дверь. Я вздрогнула от хлопка.
Ушел! Я его вспугнула! Зачем я задала этот вопрос? Идиотка!
Чайник вскипел. Ни для кого.
Я вернулась в комнату. Закладка аккуратно лежала на столе. Ее вежливо подняли с пола. Я опустилась на стул, схватила эту закладку и снова прижала ко лбу. Хоть какая-то прохлада. Она нагрелась мгновенно. Я положила руки на стол, крепко сцепив ладони. Закладка валялась рядом. У меня отличное зрение. Сверху на закладке, которая изображала какую-то фарфоровую фигурку из Эрмитажа, я увидела меленькие буквы. Почерк у Лёвы покрупнее. И все-таки это писал он. Просто свободного места на закладке не хватало, и он написал мелкими буковками, чтобы вся фраза поместилась.
ВЕТКА, я тебя недостоин. Лев.
Я закусила губу и сжала кулаки. Потом отчаянно застучала ими по столу. Закладка снова слетела на пол. Я ее подняла, поцеловала слова. Буквы. Которые написал он, его рука с длинными музыкальными пальцами. Черт! Зачем я ушла? Зачем мне был нужен этот чай?
Мне он не нужен! Хотела Льва угостить!
Нет! Я просто сбежала! Я призналась ему в любви и позорно сбежала в кухню! Струсила!
Я взяла Бродского, которого не стал читать Лёва. Не понравился? Может быть. А может, просто настроения не было, не всегда хочется стихи читать, это точно так же, как не всегда же хочется петь. Или музыку слушать. Я раскрыла томик и прочла первое, что попалось на глаза:
Любовь сильней разлуки, но разлукаДлинней любви…
Нет! Нет! Неужели это так? Если это так, я просто не переживу!
Не хочу разлуки. Никакой. Хотя вроде бы она невозможна, наши квартиры рядом. Но оказывается, несмотря на то что мы живем дверь к двери, разлука может быть вечной.
Я набралась храбрости и послала ему эсэмэску.
Я налила тебе чаю.
Я знала, что он не придет. Но пошла в кухню и все же налила ему чаю в самую красивую чашку.
Он не пришел. Не пришел, не ответил. Я проверяла свой телефон раз сто до сна. Пусто. Пусто от Лёвы. Пустота во всем без него.
Я не находила себе места. Понял ли Лёва, что я люблю его? А разве он мог это понять? В вопросе «может, такой, как ты?» намек есть, но нет прямого признания. Я же не спросила: «Может, ТЫ достоин меня?» Я спросила: «А может, такой, как ты?» И где здесь признание, где?
Теперь меня стало мучить сознание того, что я НЕ призналась ему, что недостаточно дала понять, что люблю его.
Почему так устроен человек? Почему он все время сомневается? С одной стороны, я хочу, чтобы он узнал – люблю его! Его и только его! С другой стороны, этого не хочу. Я боюсь! Почему-то боюсь!
А вот почему: я боюсь, что не получу ответа. Что я ему совершенно безразлична. Боюсь этого, боюсь… Какая-то я стала трусливая. И еще несчастливая. Сначала безответно любила Кислицина. Теперь без ответа – Лёву.
Может, у меня такая судьба – любить тех, кто меня не любит?
Захар пришел в школу с елочной лапкой в кармане. Да, такая маленькая лапка, три елочных пальчика. Отломил от большой ветки где-то по дороге. На истории двинул по парте в мою сторону.
– Нашел, – коротко бросил. – Тебе, колючке.
– Спасибо, – прошептала я.
Я понюхала ее, потерла хвоинки пальцами. И потом держала их у носа, а когда запах пропадал, брала хвойную веточку и снова мяла в руке. Пахло Новым годом. Чем-то обещающим. Чем-то новым. К нашему столу подошел Порфирий Петрович и протянул руку с раскрытой ладонью в мою сторону. Вздохнув, я положила в нее еловую веточку.
– Не плачь, я тебе другую найду, – прошептал Захар.
Я усмехнулась. Странные какие-то учителя. Чем я мешала историку? Тем, что нюхала ветку?
Елки носили по всему городу. Искусственные – в больших коробках, настоящие – связанными, как лесных пленниц. Да они и есть пленницы. Пленницы, которых везут умирать. Сначала вокруг них попляшут, похлопают в ладоши, похороводят, может, выпьют шампанского под тихий душистый запах, поцелуются, признаются в любви… а рядом будет увядать настоящая живая пленница. Елочка. Вот она, наша жизнь. Счастье рядом с несчастьем. Жизнь рядом со смертью. Туман в сознании елки, а потом – свалка. Все. Выросла как смогла, расцвела, как сумела… прощай. И даже прощай никто не скажет, а скажет: фу, как намусорила… теперь подметай за ней пол. Вот и вся наша людская благодарность. Я уже года три назад уговорила родителей не покупать настоящих елок. У нас искусственная, которую собирает папа тридцатого декабря. Украшаем я или мама или вдвоем, вешаем мандарины, которые я пожираю во время зимних каникул, а потом елка снова отправляется в коробку. И все довольны.
На городской площади установили большую ель, начали всверливать в ствол другие ветки, чтобы дерево получилось стройным. Зачем так делать? Ну и что, что елка немного кривобокая. Украшать, делать красивой, чтобы через месяц распилить ее и вывезти на помойку. Извращение. Почему елкам нельзя быть кривобокими? Сочувствую тебе, елочка!
Перед самым Новым годом наш класс погнали в филармонию на концерт студентов музыкального колледжа. Наверное, приучали студентов к полным залам и несмолкающим овациям. Мы проходили по площади Макарова мимо елки, которая с каждым часом становилась роскошней. Рядом с ней рабочие выпиливали из прозрачных кусков льда сказочные фигуры. Каким-то образом в них поместят разноцветные лампочки, и фигуры будут светиться изнутри. Это очень, очень красиво! Я люблю наш город в Новый год. В нем тогда так все сказочно, так душевно. И так тепло, несмотря на то что зима.