Гладиаторы «Спартака» - Георгий Миронов

Комната была пуста. Слева у стены — низкая широкая тахта с низкой, непривычно низкой тумбой. На тумбе букетик незабудок в крохотной хрустальной вазочке, белая чашка из толстого фарфора с водой, какие-то маникюрные принадлежности.

В центре комнаты, у большого окна — длинный фирменный стол под компьютер с витиеватым, известным на всю Европу логотипом «Константин».

Знакомым по рекламным журналам и буклетам, бесплатно рассылаемым клиентам по всему континенту, было и кресло. Он знал такие кресла, принимавшие форму тела владельца и легко перемещающиеся вдоль стола, позволяя подолгу работать, не уставая, а при необходимости — превращавшиеся в кресло-качалку с перемещающимся вдоль спины под музыку леса валиком, массирующим позвоночник. На нем тоже была золотая корона и длинная надпись на спинке — «Константин».

Кресло мягко покачивалось, словно его хозяйка вышла буквально минуту назад. Парень напряженно прислушался.

В квартире стояла мертвая тишина.

Он нервно взглянул на монитор.

На нем радовал глаз красками карточный пасьянс.

— Старушечьи радости, — хмыкнул парень.

Впрочем, ему было все равно, кто работал на компьютере, — старая графиня или ее прислуга. Задание было достаточно точным: ликвидировать людей, стереть информацию.

Понимай как хочешь. Но в начале XXI века профессиональный киллер понимает такое задание однозначно.

Парень сел в кресло и, пробежавшись пальцами по клавиатуре, поиграв «мышью», забредя в потаенные уголки компьютерной памяти, стер все файлы с ключевым словом «Спартак».

Когда он выходил из комнаты, на экране дисплея по-прежнему радовал глаз карточный пасьянс. На картах были изображены красивые обнаженные женщины. Как понял киллер, убравший за последние три месяца уже двух крупных коллекционеров по заданию все того же таинственного заказчика, — это были репродукции с картин больших художников.

«Как живые», — удовлетворенно заметил про себя киллер, любуясь прекрасной полной белокожей женщиной на «даме-треф», ласкаемой неугомонным сатиром.

Впрочем, его ждала куда более прозаичная картина: надо было найти и бесшумно убрать прислугу.

Он уже отметил про себя некоторые странности, с которыми столкнулся в этой квартире, — и старая графиня, словно бы ждавшая его и даже обрадовавшаяся ему, и эта комната прислуги — с компьютером и низкой мебелью, и эта напряженная тишина.

Он вышел в столовую. Огляделся. С улицы не доносилось ни звука, — предусмотрительная старая графиня поставила на окна стеклопакеты. В квартире царила мертвая тишина. Лишь из-за белой двери, ведущей из столовой неизвестно куда (он знал, что в квартире четыре комнаты, а наводчики еще ни разу его в обрисовке планов квартир клиентов не подвели), был слышен какой-то шорох, словно там некто разворачивал бумагу огромного пакета, чтобы вытащить подарок и порадовать именинника.

В сложившейся ситуации подарок мог предназначаться лишь ему.

Киллер медленно приоткрыл створки двери.

Перед ним была так называемая темная комната — неглубокая, но достаточно вместительная кладовая. Прямо перед ним, слева и справа от него шли стеллажи, битком набитые банками с консервами, банками с вареньем, пакетами муки, вермишели, круп. С потолка свисали пряно и душисто пахнущие связки каких-то трав.

Глушитель «беретты» медленно двигался по кладовой слева направо.

Когда же глаза киллера и, соответственно, ствол пистолета опустились чуть ниже, парень понял, что оставшиеся у него минуты жизни провел не так, как следовало бы.

Ему бы догадаться по мебели комнаты для прислуги, что прислуга эта — либо карлица, либо лилипутка.

А поняв это, сразу бы направить «беретту» вниз.

Но, увы, нужное время было безвозвратно упущено.

Словно завороженный, он, как в фильме с ускоренной съемкой и замедленным воспроизведением, видел: вот толстомордая карлица двумя руками растянула ручки огромных ножниц, предназначенных для разделки птицы; вот она, отведя назад толстые локти, резко направила свои короткие ручонки вперед, вонзив острые концы ножниц ему одновременно в печень и селезенку...

Боль была неимоверной и бесконечной.

Он еще нашел в себе силы, чтобы, направив черный толстый глушитель в плоское как блин, потное, с выпученными от ужаса и напряжения глазами лицо карлицы, нажать на курок и выпустить в нее столько пуль, сколько времени сумела удержать под пальцем курок его правая рука.

Но карлица, уже умирая, каким-то сверхчеловеческим усилием сумела свести ручки ножниц вместе, разрезав его поджелудочную железу, желудок, и, продолжая давить на огромные пластмассовые ручки, достала острыми концами страшного оружия и его сердце.

Умерли они почти одновременно.

Он тяжело и медленно осел, привалившись спиной к стеллажу с банками консервированной спаржи. Она упала размозженной головой ему на колени, запачкав кровью некогда белоснежную куртку. Впрочем, он и сам был виноват — тут и его крови было достаточно. Но какое это теперь имело значение? Наследников у него не было.

Внутри компьютера за стеной вдруг что-то екнуло и, если бы кто-нибудь в это время заглянул в комнату прислуги, он с удивлением увидел бы, что из принтера выскочила бумажка, лист с каким-то коротким текстом. Тем временем дверцы шкафа после падения киллера сами захлопнулись благодаря пружине. От образовавшегося в результате небольшого дуновения лист из принтера выскользнул со стола и упал на пол текстом вниз...

ГЛАВА 4

БУКЕТ С АМЕТИСТОМ

"Борьба длилась уже более часа. Спартак благодаря своей непостижимой ловкости и удивительному искусству фехтования получил только три легких раны, вернее — царапины, но теперь он оказался один против четырех сильных противников. Хотя все четверо были ранены более или менее тяжело и истекали кровью, все же они еще оставались грозными врагами, так как их было четверо.

Как ни был силен и отважен Спартак, однако после гибели своего последнего товарища он понял, что настал его смертный час...".

Начальник Отдела специальных операций Генпрокуратуры России Юрий Федорович Патрикеев встал в то воскресное утро рано.

Казалось, накопленная за неделю усталость не позволит проснуться раньше восьми-девяти. Но на часах, когда он открыл глаза, было всего шесть. И сна — ни в одном глазу. Стараясь не разбудить жену, Патрикеев тихо поднялся, прошел в ванную комнату, принял контрастный душ и побрился. На кухне сварил себе чашку крепкого кофе по-турецки с маленьким тостом. Устраивать серьезный завтрак в такую рань не было смысла по двум причинам: во-первых, есть еще не хотелось, а во-вторых, через пару часов поднимется теща и будет жарить на всю семью свои фирменные сырники из рыночного творога. А пока и кофе хватит. Там же на кухне полковник уютно устроился на коротком диванчике, раскрыл свежие каталоги крупнейших европейских аукционов и принялся их просматривать, обращая особое внимание, во-первых, на картины с обнаженной женской натурой, так называемые ню, и ювелирные изделия с крупными драгоценными камнями.

Такой целенаправленный поиск объяснялся не искусствоведческими пристрастиями профессора Патрикеева, а профессиональными сегодняшними интересами полковника Патрикеева.

Дело в том, что в последние год-полтора в России стали «пропадать» именно такие произведения живописного и ювелирного искусства.

Пока были украдены брошь и перстень в Калининграде и Санкт-Петербурге, пока в результате дерзких ограблений провинциальных музеев были похищены в Костроме, Саратове и Астрахани картины Франсуа Буше «Пастух и пастушка», Фрагонара «Юная пейзанка» и Кустодиева "Этюд к картине «Русская Венера», — эти кражи, ограбления и даже убийства, как это произошло в Питере, привлекали внимание работников местных органов прокуратуры. Но как только эти разрозненные сведения были аккумулированы в Аналитическом управлении Генпрокуратуры и в виде распечатки-справки о прецедентных преступлениях оказались в ОСО у Патрикеева, можно было не говорить о случайных совпадениях.

Патрикеев, пришедший в Генпрокуратуру уже имея степень доктора искусствоведения и ученое звание профессора и за прошедшие десять лет если и не ставший юристом, то научившийся анализировать ситуации как криминалист, в случайности такого рода не верил.

Разрозненные банды или преступники-одиночки действовали явно по наводке, работали, бесспорно, на конкретного заказчика. И заказчик этот был за рубежом, скорее всего. Потому что столь известные вещи продать у нас невозможно. Правда, и в России, и за ее пределами есть с десяток коллекционеров, собиравших свои коллекции в том числе и с применением криминальных методов и наслаждавшихся редкостями в одиночку, не засвечивая похищенные раритеты на выставках и в каталогах.

Но российские собиратели были в разработке ОСО. И, как правило, знали об этом. После создания Отдела специальных операций в Генпрокуратуре преступления, связанные с хищением чрезвычайно редких и очень дорогих и известных в мире произведений искусства резко пошли на убыль. Достаточно было арестовать двух-трех собирателей, подержать их с десяток дней в Бутырках или Крестах и без предъявления обвинения выпустить, взяв подписку о невыезде, как волна такого рода преступлений пошла вниз. В рамках закона все, хотя, конечно, и не очень демократично. Зато эффективно.