Мироходец - Линн Абби

Странная улыбка промелькнула по лицу Мироходца. Между тем Ксанча продолжала:

— Пожалуйста, пойди в Базерат и Морверн. Местный спор перерастет в войну. Именно так все начиналось у Иотии и фалладжи. Кто знает, может быть, там тоже есть братья…

Урза снова проник в ее сознание, чтобы узнать дороги и языки, и уже через секунду шагнул в межмирие.

— Удачи, — прошептала ему вслед Ксанча и опустилась на колени.

Множество крохотных механизмов оказалось погребено под осколками глиняных скал. Некоторые очутились внутри ртутных шариков. Остальные беспорядочно кружились по полу. До полуночи Ксанча собирала их в маленькую коробочку, а затем отнесла ее в чулан, где Урза хранил свои материалы.

В кладовой царил идеальный порядок. На всех шкатулках и колбах имелись ярлыки с надписями на языке, которого Ксанча не знала. Да ей и не нужно было его знать. Колба, за которой она пришла, единственная сияла особым светом. Это был настоящий флотон, очищенный огнем и звездным светом. Крохотные фигурки, помещенные во флотон, вспыхивали и исчезали. Ксанча запечатала колбу, поставила ее на полку и вернулась в свою комнату.

У нее имелся свой собственный план, который она поклялась привести в исполнение, как только настанет подходящее время. Если Урза не сумеет помочь жителям Базерата и Морверна из-за того, что случилось с Мишрой в прошлом, то ей ничего не остается, как привести к нему и брата и прошлое. Она все тщательно продумала: надо найти молодого человека, похожего на описание Кайлы, научить его, как правильно отвечать на вопросы, а затем убрать его подальше с глаз Мироходца.

Новый Мишра не излечит Урзу от безумия, да и никому это не под силу, пока его драгоценные глаза служат ему. Но если удастся отвлечь Изобретателя от его стола, уже этого будет достаточно.

Глава 3

Рассвет застал Ксанчу в прозрачном шаре, летящем над весенними лугами в предгорьях Оранского хребта. Этот шар подарил ей Урза, или, точнее, он подарил изобретение, способное создавать его. Ксанча вспомнила, как Мироходец заставил ее проглотить нечто по размеру совсем небольшое, но на вид очень странное и лишь после этого объяснил, что называется оно «кист», сделано по технологии древних транов и служит для образования защитной брони, необходимой для путешествий между мирами.

Неожиданный подарок камнем лег в желудок Ксанчи, и, еле справившись с тошнотой, она прослушала подробную инструкцию о том, как им пользоваться. Намеренная зевота и соответствующее заклинание, которое Урза продиктовал ей, активизировали кист.

Позже девушка поэкспериментировала с транским устройством и научилась создавать сферу, которая, выходя через рот, образовывала вокруг нее прозрачный летающий шар. Увидев его однажды, Урза заворчал, что она превратила изобретение великих транов в какую-то фирексийскую гадость. Но пользоваться шаром все же не запретил, понимая, что тот помогает Ксанче самостоятельно добывать пропитание, одежду и все, что требуется существу из плоти и крови. Ведь несмотря на то что они с Урзой были ровесниками, она оставалась смертной. Как и все фирексийцы.

Ксанча заставила шар подняться над горными вершинами. Путешествие будет долгим, и ей необходим сильный ветер, чтобы вернуться домой раньше Урзы. Шар поднимался вверх до тех пор, пока горный пейзаж не стал напоминать рабочий стол Изобретателя, затем остановился и начал вращаться. Ксанчу это не испугало. С кистом или без него она обладала сильным телом и великолепной способностью ориентироваться в пространстве, но на подобные маневры уходила масса времени и сил. Девушка вытянула одну руку перед собой, а другую — отвела в сторону. Шар остановился. Затем, вытянув обе руки в том направлении, куда она собиралась лететь, Ксанча подумала о парусах, о твердой руке у штурвала, и сфера поплыла навстречу ветру.

Сначала она двигалась очень медленно, но не успело солнце подняться над самой высокой горой, как Ксанча уже мчалась на север быстрее любого иноходца. Она не могла объяснить, каким образом шар удерживает высоту. Это не было колдовством, а она не обладала способностью парить над землей. Урза не желал ничего объяснять, и в конце концов Ксанча вовсе перестала ломать над этим голову.

Намного больше вопросов хранилось в ее памяти. Обычно они подкрадывались тогда, когда шар начинал двигаться плавно и уверенно, а Ксанче ничего не оставалось, как думать и вспоминать.

Сначала она ощутила себя погруженной в густую жидкость, теплую, словно кровь, темную и безопасную. Потом появились свет и холодная пустота. Первым, что она увидела, оказались закопченные своды Храма Плоти в Четвертой Сфере Фирексии. Это не стало ее рождением в прямом смысле слова, ведь здесь не было ни отцов, ни матерей. Только жрецы, затянутые в кожу и металл, снующие между огромными каменными чанами.

Жрецы Храма Плоти не были такими уж значительными фигурами. Из инструментов у них имелись лишь простые крюки и лопаты, а их сознание не многим отличалось от сознания рожденных в каменных чанах существ. Приказы они получали сверху. В Фирексии всегда что-нибудь было сверху. А точнее — из центра за восемью Сферами, где обитал Тот, чье имя запрещалось произносить вслух, дабы не потревожить его священный сон.

— Ты тритон, ты обязана повиноваться! — проговорил жрец. Ксанча ощутила свое тело и вдруг увидела, как маленький теплый камешек скатился с ее руки. — Это — твое сердце, — продолжал жрец, — и оно будет храниться там, где хранятся все сердца. В Великой Фирексии все имеет свое место. Твои ошибки будут записаны на твоем сердце, и, если ты совершишь слишком много ошибок, Он возьмет тебя в свой сон и ты умрешь. Повинуйся и будь осторожна, не допускай ошибок! Теперь иди.

Позже, когда Ксанча повидала больше миров, чем могла сосчитать, она поняла, что второй такой Фирексии не найти. Ни в одном другом мире не встречались существа, рожденные из чаши, заполненной питательной жидкостью и кусками плоти. Только тритоны Фирексии могли вспомнить, как они впервые открыли глаза. Угрозы и предостережения были первыми словами, которые они слышали в своей жизни.

Сначала был только Храм Плоти, где она лежала, скорчившись на каменном полу, не имея сил подняться. Но ее кости очень скоро стали крепкими, она научилась держаться на ногах и проделывать все то, что подобает тритонам. Когда Ксанча усвоила первые уроки, жрецы отвели ее к Учителям, готовившим новых тритонов к превращению в настоящих фирексийцев. Именно они и объявили ей, что она Ксанча. Это не было именем, а скорее чем-то вроде порядкового номера в шеренге тритонов, когда они слушали наставления Учителей. Этим же словом обозначалось место, где она получала еду и тот ящик, в котором спала по ночам. Делилось ли тогда время на дни и ночи? Фирексия была миром без солнца, луны и звезд. В Храме Плоти всем командовали жрецы: они определяли, когда учиться, когда есть, а когда спать. Но там не было времени на отдых и дружбу. По ночам ей снились солнечный свет, зеленая трава и теплый ветер. Если бы тогда она вполне владела своим сознанием, ей, возможно, показалось бы странным, что в ее снах витают совершенно не фирексийские пейзажи.