Убийство-2 - Дэвид Хьюсон

Странге обошел мебель и встал у окна.

— Ее насильно усадили в кресло. На это указывает количество крови.

Лунд смотрела на фотографии из дела. Рядом с телом женщины была найдена маленькая целлофановая упаковка.

— Он курил? Нашли пепел или окурки?

— Этот пакет не от сигаретной пачки. Мы не знаем, от чего он.

— От жвачки, может быть?

— Мы не знаем, — повторил он. — Муж говорит, что он приехал около полуночи. Хотел поговорить о продаже дома. Сказал нам, что выпил перед этим. Судя по анализу крови, выпил он прилично.

— То есть был пьян?

— В стельку.

— Где он был до этого?

— Со своей подружкой. Но у него все равно было достаточно времени.

— Что он рассказывает?

— Она не открыла дверь на его звонок. Он увидел, что окно в подвал распахнуто. Забеспокоился, влез в дом.

— У него не было ключей?

— Несколько недель назад она поменяла замки. И установила новую сигнализацию.

Лунд тоже подошла к окну, включила наружное освещение. Садовый участок упирался в лес. Где-то неподалеку проехал поезд. Возможно, по той же линии, что проходила мимо Минделундена.

Стук двери у них за спиной — прибыл Брикс.

— Должно быть, Драгсхольм по-настоящему боялась его, — сказал он. — Она расторгла контракт со своей прежней охранной фирмой, наняла вместо нее новую — очень дорогую. Заказала новые датчики движения для сада.

Лунд кивнула:

— Что-то ее пугало.

— Рад вас видеть, — добавил Брикс. — Простите, днем в управлении не нашлось времени сказать это.

Он сделал глубокий вдох, как человек, перед которым стоит трудный выбор.

— Если здесь вы уже все осмотрели, то, пожалуй, можно съездить туда, где мы ее нашли.

Они не знали, как именно убийца пронес тело Анны Драгсхольм в Минделунден. Мемориальный парк на ночь закрывался, но не слишком надежно. К тому же близость к центру города давала возможность кому угодно проникнуть на неохраняемую территорию с любой стороны.

Странге включил мощный полицейский фонарик, и они двинулись по упругой траве старого полигона к трем бронзовым столбам, вырастающим из земли перед насыпью.

Брикс казался подавленным, не похожим на себя.

— Анна Драгсхольм должна была получить половину денег мужа и половину фирмы, которой они владели, — сообщил Странге.

— Она как-то связана с этим местом? — спросила Лунд.

Брикс нарушил свое молчание:

— Мы ничего такого не нашли. Совершенно очевидно, что преступник взломал деревянную калитку служебного входа и втащил тело сюда. Почему…

Лунд вновь открыла папку с отчетами криминалистов, попросила Странге посветить на страницы.

Женщина лет сорока или около того, в окровавленном халате, обвисла на веревках, которыми была привязана к центральному столбу. В таком священном месте это выглядело кощунством.

— А муж совсем не дурак, — сказал Странге, указывая на снимки. — Он намеренно пытался сбить нас с толку. Хотел представить это делом рук сумасшедшего. А как еще…

Не дослушав, Лунд направилась вперед, обошла вокруг столбов несколько раз. Брикс ходил за ней, приложив к щеке палец в перчатке.

— О чем вы думаете? — спросил он.

Она внимательно посмотрела на него, озадаченная странным выражением его глаз.

— Я думаю, что все это напрасно. Я трачу ваше время. Вы сами знаете, что делать. Зачем позвали меня?

— Затем, что у вас может быть свое мнение.

— Нет, — сказала она, возвращая ему папки с бумагами. — У меня его нет.

— Не спешите. Утро вечера мудренее, тогда и поговорим.

— У меня нет никаких идей.

— Может, появятся.

— Нет.

— Позвоните мне, если все же что-то придет в голову. Если нет, тоже хорошо. Ситуация такова, что завтра мне придется отпустить мужа из-под стражи. У нас нет достаточно доказательств для обвинения.

— Понятно. — Лунд посмотрела на часы. — Мне пора ехать. Кто-нибудь подбросит меня до Эстербро? Это недалеко.

Брикс кивнул:

— Конечно. Но сначала я бы хотел познакомить вас кое с кем.

Томасу Буку достаточно было увидеть, как Эрлинг Краббе и Биргитта Аггер усаживаются за большой стол, чтобы понять: его первые переговоры на посту министра юстиции не будут простыми.

Ситуация в парламенте напомнила ему драконов на шпиле Бёрсена: партии так же сплетены воедино и так же находятся в постоянном конфликте, скаля друг на друга зубы.

Высокий и худой, Краббе выглядел так, словно проводил слишком много времени в спортивном зале. Его дед в годы Второй мировой был знаменитым партизаном, которому посчастливилось выжить и не стать еще одной строкой на стенах Минделундена. Краббе возглавлял националистов Народной партии, которых сами левые иногда сравнивали с нацистами. Бук считал это сравнение несправедливым. Сторонники Краббе были против иммиграции, подозрительно относились к иностранной культуре, отличались нетерпимостью и отсутствием гибкости, имели склонность к саркастичным и едким заявлениям. Но потому-то они и не преуспели. Та небольшая власть, которой они обладали, являлась следствием коалиционной политики. Правительство в фолькетинге много десятилетий не оказывалось в руках какой-то одной партии. И для решения любого мало-мальски сложного вопроса требовалось идти на уступки.

Биргитта Аггер отнюдь не походила на представителя партийного меньшинства, подбирающего крошки со стола власть имущих. В пятьдесят два года она сделала карьеру профессионального политика, пробившись в лидеры прогрессистов благодаря собственному уму и целеустремленности. Надежда левых, она была элегантным, тщательно наманикюренным хамелеоном, который менял убеждения в зависимости от настроений в обществе.

Судя по опросам, Аггер шла ноздря в ноздрю с Грю-Эриксеном. Она видела себя следующим премьер-министром. Бук прекрасно понимал, что любые переговоры по антитеррористическому законопроекту будут вестись в контексте ее честолюбивых устремлений.

И вновь его взор невольно обращался на драконов, разинувших пасти на крыше старой биржи.

Правительство сейчас разрывалось между Краббе и Аггер, первый из которых упрекал Грю-Эриксена в слабости, а другая — в подрыве гражданских нрав. Различные аспекты законопроекта — усиление пограничного контроля, дополнительное финансирование службы безопасности, увеличение срока заключения под стражу без предъявления обвинения для подозреваемых в терроризме — стали для двух этих политиков полем боя, на котором каждый из них жаждал победы только за счет поражения противника.

— Новые экстремистские группировки исламистов появляются чуть ли не каждую минуту… — Речь Краббе против того, что он называл проникновением зарубежных влияний в датское общество, была в полном разгаре. — Они хотят сбросить нашу демократию и заменить ее шариатом…

— У нас уже есть законы против пропаганды насилия, — терпеливо заметил Бук.

— Их недостаточно. — В голубой рубашке и синем галстуке, с аккуратной короткой стрижкой Краббе выглядел безупречно. Он напоминал повзрослевшего бойскаута, жаждущего новых испытаний. — Эти люди хотят вернуть нас в Средневековье.

— Все это просто смешно. — Аггер собрала свои бумаги, готовясь уйти. — Если Народная партия хочет, чтобы мы начали сажать людей в тюрьму за убеждения, то это ее проблемы. Мы все знаем, почему мы здесь. Все из-за этой ужасной войны. Если бы не она…

— Война всегда ужасна, — сказал Бук. — Я согласен. У меня есть серьезная причина ненавидеть ее.

Его собеседники умолкли. Йеппе… Не следует слишком часто прибегать к этому приему, укорил себя Бук.

— Но тем не менее война идет, и нам приходится действовать именно с этой позиции, нравится нам это или нет. Очевидно, что на границе необходимо усилить контроль. Очевидно, что полиции и разведке недостаточно средств для эффективной работы в нынешних условиях.

— И надо ввести запрет на этих проклятых исламистов, — вставил Краббе.

— Вот видите? — Она встала, похлопала Бука по плечу. — Удачи вам. Старик подсунул вам непростую задачку. Когда я видела Монберга в последний раз, он был близок к отчаянию. Вам велели найти квадратуру круга, а это невыполнимо. Передайте Грю-Эриксену: пусть скажет НАТО, чтобы они убирались отсюда ко всем чертям.

— Как только будет можно, мы так и сделаем, — сказал Бук. — Но не сейчас. Если бы вы сидели в его кабинете, то принимали бы точно такие же решения.

Она рассмеялась:

— Посмотрим! До свидания, Краббе. Возвращайтесь к своим фантазиям о маленькой Дании, которой никогда не было и не будет.

И Аггер ушла.

Эрлинг Краббе налил себе еще кофе из термоса.

— Простите, если я был слишком резок. Просто невозможно молчать. Мы обязаны защитить себя. Вспомните Нью-Йорк. Вспомните Лондон и Мадрид.