Пятьдесят слов дождя - Аша Лемми

– В каком году ты родилась?

Нори испуганно икнула. Акира терпеливо ждал ответа, ничуть не смущенный ее запинками. Ей понадобилось мгновение – прокрутить годы в обратном порядке.

– Тысяча девятьсот сороковой, – наконец заключила она, раскрасневшись от гордости, что сумела посчитать.

О своем дне рождения Нори думала не часто, знала, что он где-то в теплые месяцы.

– Тысяча девятьсот сороковой, – бесцветно повторил Акира. – Как раз перед тем, как дело приняло действительно паршивый оборот. Логично.

Растущее замешательство Нори, должно быть, стало ощутимо, потому что Акира пожал плечами – явно западный жест. Нори читала об этом в одной книге о хороших манерах.

– Тебе ничего не рассказали, да? О том, что случилось, когда ты родилась?

Нори была совершенно не готова к допросу. Она просто смотрела на юношу, беспомощно разинув рот и ломая голову, чтобы придумать ответ, который бы ему понравился. Как и следовало ожидать, ничего не вышло.

– Простите… я не понимаю.

Акира снова пожал плечами.

– Я умею читать! – выпалила Нори.

Акира моргнул.

– Что?

– Я умею читать, – повторила она, как полная идиотка. Все и так полностью испорчено, почему бы не продолжить. – Я читала книги о Токио. Знаю, что раньше вы там жили. Боюсь, в сравнении Киото не очень интересен. Наверное, я ни разу не была в городе… Я вообще нигде никогда не была, если честно, но вы найдете, чем там заняться, если захотите. Скоро летний фестиваль. Акико… Акико – служанка, очень милая… Все, кто здесь работает, обрадуются вашему приезду. Бабушка всегда сожалела, что в доме нет мальчика, она будет в восторге. Так вот, Акико иногда приносит мне газету, которую остальные уже прочитали. Знаю, что когда я была маленькая, была война. Знаю… что отчасти поэтому у меня такая внешность. Я как-то связана с этой войной. Но по большей части я хорошая девочка. Окасан сама так сказала. Она вернется! И здорово, что мы теперь вместе, ведь тогда она заберет нас обоих. О, а еще на заднем дворе пруд, и там рыба. В смысле, здесь не так уж плохо. Совсем не плохо.

Нори наконец заставила себя поднять взгляд. На фарфоровом лице юноши ничего не отразилось. Лишь безмятежность, которую Нори не могла всецело осознать. Манера брата держаться, его стан… все это обычно бы ее напугало. Однако он не внушал ей страх.

– Ты умеешь читать, – повторил за ней Акира.

Нори показалось, что он слегка удивлен. Ее кожа так пылала, что даже стало интересно: не чувствует ли брат исходящий от нее жар.

– Да, – шепотом подтвердила Нори.

Вернулась Акико и послушно встала у девочки за спиной, прижавшись к двери. На первый взгляд, она словно ждала, вдруг маленькой госпоже понадобится помощь. Однако Акико никогда не действовала по собственной воле. За ней скрывалась властная рука, дергающая за веревочки марионеток, и послание было предельно ясным.

Пора уходить.

Нори подавила желание захныкать. Когда ей вновь позволят увидеть Акиру? Находиться с ним под одной крышей и знать, что до него не дотянуться…

Нори еще раз поклонилась, стараясь больше не смотреть на брата. Она не доверяла себе.

– Оясуми насай. Спокойной ночи, Акира-сама.

– Спокойной ночи.

Нори подошла к Акико, без всяких вопросов взялась за протянутую руку. Ее надзирательница изобразила слегка извиняющуюся полуулыбку. Нори не ответила тем же. Она просто позволила себя увести.

– Кстати, Норико, – окликнул ее юноша, словно вспомнил позабытую мысль.

Она сразу же повернулась.

– Да?

– Не нужно называть меня «Акира-сама». Это странно.

Ветер оставил паруса Нори так быстро, что она чудом не рухнула на пол.

– Как же мне тогда вас называть?

Акира слегка свел брови, затем снова пожал плечами.

– Как тебе угодно. И не на «вы».

Акико непреклонно потянула Нори за руку. Задержись они дольше, обеим несдобровать.

Девочка поднялась сперва по одной лестнице, затем по второй и, наконец, по третьей. Акико, извинившись, ушла, и Нори осталась в одиночестве.

Ее чердак как будто стал много теснее.

Снимая и убирая новый наряд, Нори справилась так быстро, что даже не стала любоваться мастерством швеи.

Ей стало неинтересно думать о новых платьях, которые время от времени дарила бабушка. Это ведь просто вещи – отрезы окрашенной ткани. Их недостаточно, чтобы сделать жизнь полной.

Нори завела руку за голову, распустила волосы, повязала ленту – подарок матери – вокруг шеи. Вскарабкалась на кровать, прижалась лицом к прохладному окну. Было слишком темно, но ее мысленный взор столь тщательно запомнил все детали, что зрение не требовалось, чтобы увидеть двор. Нори провела мизинцем по запотевшему стеклу, выписывая свое имя, как проделывала до этого сотни раз.

Но-ри-ко.

Она чертила и чертила его, пока не закончилось место. Повторение – отличная колыбельная. Контроль над сознанием начал ослабевать, и Нори мгновенно исполнилась облегчения. Нелегко дававшийся ей сон дарил ей то, в чем постоянно отказывала явь – свободу.

Она легла, устроилась под теплым одеялом, и в голову вдруг пришла мысль. Девочка приподнялась и осторожно начертила на стекле, под своим именем, еще одно слово: Аники. Старший брат.

Глава третья

Хикари (Свет)

Киото, Япония

Январь 1951 года

Однажды Нори прочитала в учебнике о гравитационном притяжении. В то время она мало что поняла, однако ухватила основной принцип: малое вращается вокруг большого. Земля вращается вокруг солнца. Луна вращается вокруг Земли. Великой иерархии существования.

Какой бы одинокой, испуганной или несчастной Нори ни была, она никогда не покидала чердак. Никогда. Бабушка не чувствовала необходимости запирать дверь, настолько абсолютной была ее вера в то, что подопечная не осмелится переступить порог.

После приезда Акиры повиновение Нори продлилось ровно шесть дней, шесть часов и двадцать семь минут. Если бы не крайнее нежелание ослушаться прощальных слов матери, оно бы не продержалось и малой части того. Даже самое беспрекословное послушание в конце концов уступает нужде. Все равно что велеть голодной собаке сидеть, а на другом конце комнаты оставить еду. Собака рано или поздно позабудет команду.

Мать говорила: важнее послушания лишь воздух, которым дышат люди. Однако в доме появился новый центр притяжения, какой-то необъяснимой силой высасывающий воздух. Не приблизившись к нему, нельзя прожить долго.

И воздух Нори был уже на исходе.

Все шесть дней она отказывалась от любых занятий, беспокойно расхаживала по чердаку и позволяла себе только есть – ровно столько, чтобы подавить приступы голода – и принимать ванну. Книги стояли нетронутыми на полке, волосы растрепались и торчали, как буйная листва на дереве. В голове снова и снова прокручивалась