Чердынец - taramans

получится всем на зависть! А сейчас вмешаетесь, разведете их — так он вам назло найдет себе какую-нибудь халду, женится и будет с ней пить-гулять. Сопьется и сдохнет под забором!

На кухне затихли. Потом прокашлялся батя. Что-то пробубнил дед Гена. Но потом снова — баба Дуся чуть не в крик:

— Да чё вы мальчонку слушаете! Малой же совсем, да и в себя ишшо не пришёл! Чё он может знать-то? Чё он понимат? И молотит-то чё! Не болел ба — ремня всыпать, чё б не встревал, куда не просют!

Раздражение вылилось в злость на бабку, головная боль усилилась, захотелось придать весомости своим словам:

— Мам! — я окликнул маму.

— Что, сына?

— А деда Гнездилина нашли?

Опять затихли на кухне.

Как я смог вспомнить, что именно в конце апреля потерялся один старик!? Я даже год, когда это случилось, впоследствии точно бы не вспомнил! Ну мал я был еще, не интересно мне это было и прошло мимо меня! Может на днях, пока я спал, кто-то что-то говорил на эту тему, да сначала это мимо моих ушей пролетело? А здесь как осенило — как можно их всех заткнуть! Даже не задумывался о последствиях!

Называли его дедом Гнездилиным, хотя фамилия у него была какая-то другая. Просто он жил с одной зловредной и очень неприятной бабкой по фамилии Гнездилина. Гнездилиха! — ей пугали друг друга ребятишки, а встретив на улице, убегали. И даже взрослые старались перейти на другую сторону улицы — очень уж горластая, вредная, толстая была! Но вот мои бабушки с ней хоть изредка, но общались — чаще зацепившись языками на улице! А еще она было очень неопрятна и от нее откровенно пованивало! Зимой вечно ходила в старой фуфайке и платке, в стоптанных валенках. Летом же — в какой-то затертой кацавейке, давно потерявшей свой первоначальный цвет и такой же длинной юбке; в стоптанных, обрезанных кирзачах. Некоторые, слышал, называли ее ведьмой. Вроде бы бабы РТС бегали к ней за какими-то травками, настойками.

Был этот дед на пенсии, но сколько ему было лет — я понятие не имел. Ведь для ребятишек — все, кто старше их на пять лет — взрослые, а те, кому тридцать и больше — вообще старики!

Старик этот постоянно болтался по лесам, лугам и болотам. Собирал грибы и ягоды, травки тоже. Охотился в сезон. В общем, дома толком и не находился. Ну тут-то понятно — если у тебя дома такая «грыжа» ошивается — кому ж охота дома сидеть! Только так — «На волю! В пампасы!».

Вот этот дед и пропал. Пошел вроде бы на охоту и уже дней пять его ищут. Мужиков, работников РТС, снимали с работы чуть не полном составе, а еще из Дорстроя, Мелиорации, да и из города тоже люди были. Послезнание давало ответ, что деда так и не найдут, сгинул он без следа. Точнее, со следом — помню разговор деда с батей, что на островке на болоте нашли рюкзак Гнездилина и его ружьишко. И все!

— Нет, не нашли! Вон деды, да и отец тоже — только-только с болот вернулись! — мама, сидя у проема на табурете, заглядывала в комнату, приотодвинув дверную занавеску. За ней было видно бабушку Марию и лица у обоих были удивленные.

— Не найдут! Сгинул дед с концами! — я пробурчал, отведя взгляд в кожу на спинке дивана.

— А ты то как знаешь?! — мама поднялась с табурета и зашла в комнату. Сюда же сунулась и баба Маша.

— Знаю и все! — я повернулся лицом к спинке и укрылся одеялом с головой.

Слышал, что мама с бабушкой, постояв немного, вернулись на кухню. Голоса стихли, баба Дуся не взвизгивала, и я уснул, еще не понимая, что натворил.

Позднее я думал, что заставило меня тогда так «выступить» — и не мог найти ответа! По всем канонам, мне нужно было «тихариться» и делать вид, что я по-прежнему двенадцатилетний пацан. Зачем шестидесятилетнему, умудренному разным, в том числе и негативным, опытом мужику, так выпячивать странности? Может эмоции пацана взяли верх? Другого объяснения у меня на было.

Пробуждение на следующее утро было ужасным! Толи мне приснилось что-то, толи еще чего — но проснулся весь в поту, тяжело дыша и подергиваясь. И еще вонь какая-то неимоверная, аж дышать нечем! Не открывая глаз, попытался понять, что со мной происходит.

Рядом с диваном кто-то сопел, тяжело дышал и оглушающе вонял! Потом что-то тяжелое придвинулось к дивану, скрипнула половица, и это тяжелое, смрадное дыхание придвинулось почти вплотную ко мне. Меня заколотило от нахлынувшего страха!

«Да что ж такое-то!? Ты же не пацан, ты мужик шестидесятилетний!»

Злость прогнала страх, и даже вроде бы голова прояснилась! Я резко повернулся на диване и открыл глаза. Почти вплотную ко мне сидело чудище страшенное! И это чудище было Гнездилихой! От неожиданности я заорал дурниной!

— Что ты, что ты! Ну тихо, тихо! Чё поблазнилось, ли чё ли? Скажи малой, ты знаешь что-то про моего деда? Где его искать? — наклонившись ко мне негромко, но как-то очень внятно прошептала старуха. Глаза ее были белесые, с какой-то сумашедшинкой.

— Прочь! Прочь пошла, ведьма старая! Уйди от меня! — как не старался соответствовать своему возрасту, но эмоции пацана пересилили.

— Не кричи. Только скажи, где искать и — уйду! — старуха по-прежнему нависала надо мной.

Злость переполняла меня! А еще было очень стыдно за свой испуг. И очень хотелось, чтобы она ушла и не воняла здесь!

— Уйди, старая! Ты, ведьма, сама старика сгубила! Сгинул он в том болоте! Нет его! И дочь от тебя сбежала! И сына своего ты погубишь! — снова я завопил против своей воли.

Вот откуда что берется?! Ну слышал я тогда в детстве, что дочь ее, как только в возраст вошла, ушла из дома. Потом вышла замуж, живет где-то в Кировске и носа в материн дом не кажет. И дядю Виталю, сына ее тоже вспомнил! Он был каким-то снабженцем в РТС, часто ездил по колхозам-совхозам, и по разным базам. Примерно через год он, возвращаясь из командировки, попадет в аварию и практически обезножит. А еще через год-полтора застрелится у себя в кровати, в доме Гнездилихи, из того самого ружья, которое найдут на болоте! Вот откуда у меня в голове сразу столько информации всплыло? Ведь