Литературная Газета 6379 ( № 27 2012) - Литературка Литературная Газета

Однако ещё до публикации этого труда появилась в русской газете "Кавказ" (1851, № 1-2) статья о Саят-Нове известного русского поэта Я. Полонского, служившего в те годы в Тифлисе. Благодаря ей рус[?]скоязычный читатель впервые получил возможность ознакомиться с гениальным армянским самородком, но, главное, это выступление в печати было первым научно весомым словом о жизни и творчестве великого армянского народного певца, высказанным "человеком со стороны" - "неармянином". Интересная и многоаспектная статья Я. Полонского, большого друга армянского народа, отразившего в своём собственном художественном творчестве прелесть и "изюминки" тифлисского армянства, явилась знаковым событием в литературной жизни народов многонационального края, составила блестящую страницу в богатой истории армяно-русских литературных и культурных связей.

Разумеется, статья русского литератора в "Кавказе" неслучайна: Полонский был связан с видными тифлисскими интеллигентами - армянами, русскими, грузинами. К числу его близких друзей относился и Г. Ахвердян (известный в русском кругу как Ю. Ахвердов). С мая 1878 г. Ахвердян был поглощён работой над подготовкой к изданию "Давтара" (тетради) Саят-Новы. Полонский не только был в курсе этих дел, но с помощью своего армянского друга достаточно подробно ознакомился с песнями великого ашуга. В статье Полонского прежде всего привлекает внимание справедливая социальная оценка, данная творениям Саят-Новы. Как пишет автор, "для своего века, для Тифлиса, состарившегося под игом мусульманского владычества, среди разлагающегося смешанного общества, Саят-Нова - исключение в высшей степени отрадное". "Чувствуешь невольно, - замечает Полонский, - как этот человек должен был страдать, потому что был выше своих современников". В поэзии Саят-Новы русский поэт обратил внимание на одно весьма важное обстоятельство - исключительную тонкость и глубину поэтизации человеческих чувств, в частности любви. "Вывод" Полонского своеобразен и не слишком устарел до сих пор: "В песнях Саят-Новы мало тех ярких блестящих красок, от которых природа на Востоке часто принимает какой-то странный, мишурный блеск, нет и тех фантастических образов, которые как будто порождает опиум. Вообще в стихах его мало воображения - много чувства: но это чувство, там, где оно высказывает в стихах его, по большей части так глубоко безмятежно, что любовь его похожа на дружбу, дружба - на любовь". Воздействие армянского ашуга на Полонского оказывается столь сильным, что он завершает свою статью собственным стихотворением "Саят-Нова"[?]

О трудностях перевода песен Саят-Новы говорить не приходится: они очевидны и обусловлены характерными особенностями поэтической системы ашуга - "буйством" образов и красок, метафор и сравнений, пышностью и в то же время лаконичной меткостью языка, глубиной мыслей и чувств, нюансами настроений, "жемчугом" речи[?]

К счастью, у него оказались довольно добросовестные и дотошные интерпретаторы, начиная с В. Брюсова и кончая целой плеядой отменных русских советских поэтов-переводчиков тридцатых годов и более позднего времени, успешно продолживших и развивших традиции "брюсовской" школы перевода[?] Она отличалась тем, что мэтр русской поэзии придавал огромное значение сохранению точности, музыкальности и "аромата" подлинника, был противником практики "вольного перевода" и, как образно заметил в своё время литературовед Л. Мкртчян, явился "первым поэтом-переводчиком, блестяще "пересоздавшим" на русском языке "особый смысл" и "особый вкус" лирики Саят-Новы[?]"

История "русского" Саят-Новы весьма любопытна. Впервые стихотворение прославленного на Востоке ашуга в русском переводе Н. Берга, некогда известного литератора, вошло в опубликованную им же книгу "Песни разных народов" (М., 1854). На этот перевод ("Откуда, чуждый соловей, не плачь, заплачу лучше я!"), довольно долгое время пребывавший в забвении, в конце 60-х годов ХХ века обратил внимание русский поэт И. Поступальский, который написал: "Эта берговская версия песни Саят-Новы звучит не хуже, а, пожалуй, даже лучше кое-каких и переводных, и оригинальных стихотворений, печатавшихся в середине прошлого столетия в русских журналах и альманахах".

Разумеется, после знаменитой брюсовской антологии "Поэзия Армении" (М., 1916), подарившей русскому читателю целое созвездие гениальных армянских поэтов и их сочинений, в том числе и Саят-Новы, наиболее широко был представлен великий ашуг в русскоязычных изданиях советского периода, в первую очередь в "Антологии армянской поэзии", готовившейся под редакцией М. Горького в тридцатые годы и вышедшей в свет (к сожалению, после ряда неоправданных цензурных изъятий) в 1940 г., а также в более поздних сборниках переводов поэзии Армении.

В числе русских искусных интерпретаторов Саят-Новы выступили такие маститые и выдающиеся поэты и переводчики, как С. Шервинский, М. Лозинский, А. Тарковский, К. Липскеров, В. Звягинцева и др.

Разумеется, не все вышеперечисленные переводы (даже мэтров поэзии) можно отнести к совершенным и адекватным, полностью соответствующим высотам оригинала. Пожалуй, таковых и в помине нет - ведь общеизвестен афоризм "Перевод - изнанка ковра: узоры блекнут!". Да и некоторые из маститых поэтов просто отказывались браться за нелёгкий и порою неблагодарный труд. Поистине гений великого ашуга и соблазнял, привлекал переводчиков, и настораживал, отпугивал их - справятся ли с этой ношей, с этой колоссальной вершиной Поэтического Слова?..

[?]Н. Тихонов, так и не осмелившийся опубликовать свои уже сделанные переводы из Саят-Новы, но прекрасно понимавший и ценивший его поэзию, дал позднее замечательную характеристику ашуга в своей юбилейной статье "Гремучий ключ" (1963): "Ашугом ашугов был Саят-Нова. Он был велик необычайным лирическим своим талантом. Непревзойдённый мастер стиха, блещущего всеми красотами образности, стиха музыкального, удивительного, виртуозности небывалой[?] Он имел удивительные способности. Его поиски новых средств изобразительного и насыщенного звукописью до предела стиха до сих пор вызывают восторженное удивление знатоков. Голос, дошедший до нас, звенит, и гремучим ключом кипят драгоценные поэтические строки Саят-Новы!"

Саят-Нова вечен и непобедим в веках, потому что общечеловечна и понятна его бунтующая гражданская и страстная романтическая лирика, высокая поэзия Всепобеждающей Любви и Вечной Истины[?]

Роберт БАГДАСАРЯН, доктор филологических наук, ЕРЕВАН

Чапаев и простота

Чапаев и простота

ДИСКУССИЯ: "ПОСТМОДЕРНИЗМ: 20 ЛЕТ СПУСТЯ"

Валерий РОКОТОВ

"Апокалипсис" Мела Гибсона начинается фразой: "Великую цивилизацию невозможно разрушить извне, пока она не разрушит себя изнутри". Это и про нас - однозначно.

Валить всё на "проклятых буржуинов" не будем. Они бы ещё лет сто вели свою подрывную работу, если бы не наша переродившаяся элита - этот союз околовластных семей. Именно она стала бить по советскому обществу информационным оружием, которое выковал и любезно предоставил в её распоряжение Запад. И это не версия. Творцы "перемен" сами признались в том, что ломали хребет советской цивилизации, сумевшей собрать народы в поле надконфессиональной идеи.

Невиданное в истории информационное изнасилование породило руины: политические, экономические, социальные. Девяностые навсегда останутся в нашей памяти картиной колоссального народного бедствия и торжества поднявшейся со дна нечисти. Но ещё страшнее оказались руины психологические. Удары по культуре, закону и нормам жизни привели к тому, что люди отчаялись, опустили руки и замкнулись в себе.

Именно это от них и требовалось. Человек-атом способен лишь на одно - пассивно наблюдать за гибелью своей цивилизации. Он не защитит ни себя, ни своих детей, ни свою страну, ни свои символы веры. Даже если он заряжен энергией сопротивления, то направит её на разрушение - начнёт охаживать кривой и ненавистный политический строй протестной дубиной и лишь ускорит гибель цивилизации.

Чтобы энергия была направлена на созидание, он должен разобраться в том, что случилось вчера и происходит сегодня. Он должен понять, почему советскую цивилизацию уничтожили не бомбы, а болтовня? И куда сейчас летят "томагавки"?

Метафора - чистое и прекрасное средство. Поэтому ею и воспользуемся, воскресив в памяти светлый образ Чапаева.