Посох Следопыта - Катерина Грачёва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молчи уж! Следопыт! «Я вам сейчас такое место покажу!» На себя посмотри…
Тут ей Николя повстречался — младший брат Элен. Николя за зиму вытянулся, длинноногий стал, всего на голову её ниже.
— Ничего ты вымахал! — сказала Настя. — Здорово!
Николя осмотрел её с некоторым презрением и говорит осуждающе, как недоразвитой:
— Слушай, Настя, ты вообще когда краситься начнёшь?
— А зачем? — с нарочным недоумением спросила у него Настя.
— Ну как-то вообще-то взрослым девушкам давно уже положено краситься, — надменно сообщил Николя. — А ты как-то уж совсем за собой не следишь. Хоть бы одевалась поприличнее. И водишься с малышнёй!
Экий Николя! Сам Иринки на год младше, а видишь какой: взрослый, надутый.
— Между прочим, краситься для кожи вредно, — заметила Настя.
— Я не понял, ты вообще, что ли, краситься не собираешься? — почти возмущённо спросил он.
— Так а зачем? — опять спросила она.
Николя понял, что разговаривает с диким неандертальцем, который и вправду не понимает, зачем надо краситься, и пошёл дальше. И Настя своей дорогой пошла. Почему-то расстроилась окончательно. Казалось бы, какая ерунда, мелкий Николя сморозил великую глупость. А ведь это не просто глупость, это тот, другой, школьный, недачный мир на дачу проник.
Бабушка увидела Настины коленки — запричитала, а Настя переоделась в старое. В то, которое здесь, на родине, целую зиму пролежало, в то, чего город не касался! — и пошла в столовую. Плохо, плохо началась жизнь в это лето. Чего дальше ждать?
А ничего не ждать! Вспомнить самое первое правило Следопыта: «Палица сия не токмо палица есмь». А это значит, что и Следопыт — это Следопыт, а не Настя поцарапанная-ненакрашенная! И что Следопыту самолично границы сказки от вторжений вражеских охранять, что бы там ни говорили всякие заезжие Николя!
Иринка вспомнилась: «А когда тебе будет двадцать лет? Тридцать? Ты тоже будешь бегать с луком и стрелять по банкам?»
Нет, стрелять по банкам в двадцать лет я не буду. И перья в волосы втыкать, и кольца в уши вешать, и краситься, и трубку курить — не буду! Не в этом смысл Следопыта. А в том, что разгадывает он во всём на свете следы волшебные — скрытые, другим невидимые. И не тем они волшебные, что их волшебник бородатый в плаще наколдовал, а тем, что больше всего на свете они правдивые и настоящие. Живут на свете сказки химические, физические, биологические, душевные, космические, всякие!
Много ещё чего на Земле нами не исследовано.
10. Раки
Ловить раков на кусок рыбы или шницель очень интересно. И самое интересное то, что им при этом не больно. Это не как рыб, которые на крючок ловятся, это — поймал аккуратно пальцами за спинку, пока рак ничего не сообразил, и положил его в садок или ведро. Полюбуешься и выпустишь. Наверное, им всё-таки не очень приятно быть пойманными, но это ведь ненадолго. А однажды Настя с Серёжкой выловили несколько, налили воды в большую пенопластовую посудину от телевизора и там раков держали и кормили два дня, и всем малышам показывали, когда они прибегали посмотреть, и фотографировали, а потом один рак как будто загрустил, и они бегом их выпустили обратно в озеро.
А Макс смеялся, когда видел это. Он раков варил и ел. Какой злой! Раки такие маленькие, много ли с них наешься? Он ещё говорил, что раков живьём варят. Серёжка пообещал, когда вырастет, писать законы, как дедушка, и написать такой закон, чтобы кто сварит рака, того бить ремнём на самой главной площади и показывать по телевизору, что он злодей. И посылать на работу три месяца деревья сажать.
Артём в этот раз тоже наловил себе целый садок.
— Давай уже отпускать! — сказала Настя. — Что ты их мучишь? Вот этот без лапки нам уже третий раз попадается, наверное, привык, а большой этот у него по голове скачет, нервничает, отпускай скорее. Интересно, кто кого обгонит?
Артём замялся.
— Да я вообще-то не хотел их отпускать. Что мы всё их отпускаем, как маленькие. Я Леону снесу. Вот будет пир!
— Ты что, голоден? — выпрямилась Настя. — Эти три мои, отдай их обратно. И безлапого отдай.
— Они ужасно вкусные, — сказал Артём. — Деликатес! Ты ведь, поди что, никогда не пробовала? В жизни надо всё попробовать.
— Бессовестный! — крикнула Настя. — Большой, как бревно, так значит, всё можно? Ты! Ты!.. — она сжала кулаки и почти разревелась, и сделать-то ничего не могла: ведь если Артём поймал раков, они теперь его, и отнимать тоже несправедливо. А жизнь у раков отнимать — справедливо?
— А чего, ну, раки, — несколько струсив, ответил тот. — Над курицей ты вчера за обедом, кажется, не ревела. Чем курица хуже раков? А шницель-то, который ты тут в воду спустила, разве не из телёнка сделали? Держи своего безлапого… А давай я тебе вместо большого маленького отдам? Большой уже старый, все равно скоро умрёт, а этот молоденький ещё…
Настя взяла маленького вместо большого, выпустила всех своих в воду, яростно растоптала раколовку.
— А я тебе своих принесу, — сказал Артём. — Вот попробуешь.
— Конечно! — сказала Настя. — Чтоб я тебя вообще больше у своего дома не видела — понял? Иди, питайся! Приятного аппетита!
Ушла в камыши, упала на теплую гальку. Никогда! Ничего! Ни о чём! Ни за что!.. Улиточки мои бедные, как хорошо, что вы не во Франции, а то бы вас тоже — деликатес! Какой злой мир!
— Йо-хоо! — крикнул сверху Непобедимый. Настя не оглядывалась. Он плюхнул ей перед носом пустой садок.
— Не реви! Выпустил. Девчонка!
Она ничего не ответила, он усмехнулся, поднял садок и хотел уйти. Но тут Макс с Лёвкой на тропе показались.
— Ну чего, Тёмыч, какой улов?
— Никакой! — отмахнулся он. — Вон Настасья ревёт. Ей раков жалко. Пришлось выпустить.
— Пф! — сказал Лёвка. — Ну так и наших больше не получишь. Ещё слушаешь её чего-то. Может, ещё и нам своих выпустить? Ха-ха!
— Захотел и слушаю, — ответил Артём. — И вообще они мне не нравятся. Вот тунец в сметане — это вещь, а в ваших раках одни кости… — он прищурился, поглядел за горизонт. — А ночка-то звёздная будет. Во всяком случае, ближе к утру. Если только с запада лишнего не надует… Я опять на чердаке буду, так что если захочется, приходите. Настя, айда на корт! Я буду играть, а ты шарики подносить… Впрочем, как хочешь.
Он зашагал по тропе, деловито помахивая пустым садком.
— Макс, пошли отсюда вверх, — сказал Лёвка. — Здесь они уже всех раков распугали. Ни себе ни людям.
Они ушли по берегу продираться сквозь ивовые заросли.
На обеде Настя правда ела курицу. И даже две порции. Но ведь человек не может не питаться? Ах, почему же человеку так не повезло? Ведь есть же лошади, коровы, слоны! Какие они все сильные и выносливые, а едят одну траву! Неужели человек не может есть траву? Зачем так на свете сделано?
Она долго лежала, смотря в облака.
Вернулся Макс. Когда он был один и сам по себе, он бывал гораздо приятней.
— Всё страдаешь, вегетарианка? — спросил он.
— Можешь не трудиться, я все равно не знаю смысла твоих обзывательств, — ответила Настя.
— А я не обзывался. Есть такие люди — вегетарианцы, они мяса не едят, — сказал Макс. — Эх, ты, неуч! — он стоял и улыбался.
— Но ведь они должны заболеть и умереть? — спросила Настя, тут же сев.
— А, не знаю. Наверное. Да вроде живут. Я читал про таких. Это у них религия такая. А мы сегодня мало наловили, плюнули да отпустили. Так что радуйся. Ну пока.
Он неспешно ушёл по тропе. Настя попрощалась с болотцем, встала и побрела вдоль берега босиком по тёплой ещё вечерней воде. Надо будет непременно прочитать про этих вегетарианцев. Неужели такое бывает? Макс, наверное, обманул её и теперь смеётся со всеми!
11. Взрослые
Несколько дней Настя с Серёжкой не вылезали из болотца: они пометили фломастером спинки трём улиткам, отыскивали их среди острых камышовых перьев и вели журнал их жизни, заодно придумывая по вечерам истории об улиточьей жизни. Серёжка, конечно, был весьма неусидчив и чаще убегал купаться и общаться с местной мелочью — какие-то у них были свои секреты и задумки. Но время от времени всё-таки навещал Настю, выводил-выпечатывал неровные слова и пометки в своей тетрадке, рисовал улитку, описывал, как на схемах, её строение, придумывая её частям тела странные названия. По всему было видно, что он считает себя великим биологом, открывающим миры.
Устав от творчества, Серёжка с увлечением уписывал за обе щеки зачерствевший хлеб (тот самый, что он капризно выбросил два дня назад за завтраком).
Настя слегка улыбалась над ним и думала, что её заметки и занятия не намного умнее Серёжкиных, а занятия настоящего биолога точно так же смешны каким-то неведомым богам, правящим нашим миром. Ведь они знают намного больше. Но всё-таки как это здорово, что в мире есть биологи, Следопыты и смешные Серёжки, перемазанные синей пастой.