Отражение - Вадим Панов

– Куда собралась?

Сердцеед схватил женщину за руку, развернул и отвесил пощечину. По-женски, открытой ладонью, звонкую.

– Пусть отрабатывает, если хочет жить! – предложил подскочивший «бык».

Сердцеед быстро огляделся и кивнул:

– Пусть.

Несчастная взвыла. Зарычал лежащий на земле муж, но его сопротивление уже закончилось: удар в висок оглушил, предыдущий – ногой – сломал ребро, а сейчас второй «бык» готовился врезать ему тяжеленным ботинком в голову, чтобы окончательно вырубить. Он взмахнул ногой и…

Я ударил его ножом в шею.

Да, сзади. Да, подло. Да, насмерть.

Я силен, но не всемогущ, и знал, что не смогу справиться сразу с тремя, один из которых – дьяк-меченосец, поэтому поступил так, как поступил. Как подсказывал здравый смысл. Я сюда явился не справедливость восстанавливать, а удовлетворить жажду мести.

Я ударил «быка» ножом. И сразу, не дожидаясь благодарности от мужика, бросился к следующему противнику, в надежде и его достать сзади. Не получилось. Предсмертный хрип приятеля заставил второго «быка» развернуться, и мне пришлось уворачиваться от пули. Это нелегко. И мне, врать не буду, повезло: я ушел с линии огня за мгновение до того, как «бык» надавил на спусковой крючок, и пуля улетела в лес. Я же сократил расстояние до противника, а поскольку шага не хватало, взмахнул ножом, в надежде дотянуться до его руки. Дотянулся, и «бык» с визгом выронил пистолет. В следующее мгновение я вонзил нож ему в сердце. Вопль стих, теперь орала только женщина, а Сердцеед… Я надеялся, что эффект неожиданности даст мне пару секунд, но проклятый колдун сдавил мне грудь невидимой рукой. Так сдавил, что едва не вырвал сердце, а затем отбросил на машину. Я крепко приложился спиной.

– Ты зря сюда явился! – Сердцеед сделал пасс левой рукой, на расстоянии придавив меня к машине, и поднял правую, намереваясь оторвать мне голову.

Я знал, что у него получится.

– Сдохни!

Он выкрутил кисть правой руки, собираясь свернуть мне шею, но за мгновение до этого я резанул себя ножом по венам, лунный свет упал на кровь, силы удесятерились, правда, ненадолго, но мне хватило: я оторвал от себя невидимую руку дьяка-меченосца и освободился.

Этого Сердцеед не ожидал.

– Кто ты?

– Будь ты проклят! – завизжала женщина, бросаясь на него сбоку. Колдун отвлекся, я прыжком достиг его и схватил за горло окровавленной рукой.

Моя кровь стала жертвой Луне, и противостоять такой силе не мог даже дьяк-меченосец. Точнее, мог, но не сегодня. Не в Великое Полнолуние. Моя кровь впилась в него, проникла глубоко внутрь и отравила силу. Он хотел сопротивляться, но не мог. Наверное, это были самые ужасные секунды в жизни победительного дьяка: он стал слабым.

И смог лишь прохрипеть:

– Кто ты?

– Заткнись. – Я перевел взгляд на женщину. – Тебе помогут.

– Кто?

– Он. – Как раз подъехала желтая машина, и из нее вышел человек. Но начал человек с того, что сбросил в канаву тела «быков». Очень грамотно.

Потом спросил:

– Запаска в багажнике?

Женщина кивнула.

– Хорошо. – Человек направился к корме семейного автомобиля. – Займись мужем.

Потому что избитый муж потерял сознание.

А его жена, как ни странно, пришла в себя. Наверное, из-за ребенка, за которого отвечала. Женщина посмотрела на меня, на мою окровавленную руку, которой я твердо держал поникшего и сдавшегося Сердцееда, посмотрела на мешком лежащего мужа, поняла, что он не помощник, посмотрела на убитых «быков», а затем вновь перевела взгляд на меня.

– Что ты с ним сделаешь?

– Он хотел убить твою дочь, – ответил я, глядя женщине в глаза. – И это был бы не первый ребенок, которого он убил.

– Его нужно судить.

– Он убил мою принцессу.

Она не поняла, кого я имел в виду, но это не важно – она поняла главное.

Далеко не каждая женщина способна принять подобное. Ночью. На пустынной дороге. Глядя на здоровяка с окровавленными руками и слыша, как его напарник ковыряется в багажнике. Слыша, как сопит во сне дочь. Ах, да – и два «быка» в канаве… Женщина должна была упасть в обморок или закатить истерику, но мужику, который валялся на земле, повезло – у него была отличная жена. Такая будет подавать патроны, что бы ни случилось, а если он сдохнет – будет стрелять сама. Женщина поняла, что я собираюсь делать, приняла и спросила:

– Что с нами?

– Вы ничего не видели, – ответил я, глядя ей в глаза.

– Мы ничего не видели. – Она даже не попыталась улыбнуться. – Сделай то, что должен.

И я потащил Сердцееда в лес.

И знаете, мне показалось, что он тоже принял происходящее. Не смирился, но не стал бы сопротивляться, даже если бы мог. А он не мог, я почти нес его: моя кровь выжгла его силу так, как он сжег мою душу. И лишь когда я прижал его к толстому дереву, дьяк-меченосец вздохнул: «Жаль, что сейчас. Когда я только обрел счастье…»

Я хотел ответить как-нибудь, но он опередил, вновь поинтересовавшись:

– Кто ты?

И промолчать на этот раз было бы невежливо.

– Я с детской площадки, Сердцеед. Помнишь, ты посещал ее в марте? Ты и два «быка». Ты убил пятнадцатилетнюю девочку по имени Оля и еще удивлялся тому, что она девственница. Смеялся… – Моя рука не дрожала. – Я слышал.

– Ты не мог, – затряс он головой. – Тебя там не было, не ври! Там была девчонка и прыщавый студент! Ты… – Он посмотрел мне в глаза и сообразил: – Ты… – И он затряс седой башкой. – Ты не должен… Нет… Это не ты… Ты не мог. Мы тебя убили! Убили!

– Нет, – я улыбнулся. – Вы били не для того, чтобы убить, вы били, чтобы изуродовать. Я помню, как ты наслаждался, Сердцеед. Помню, как говорил: «Не убейте! Пусть эта мразь пресмыкается всю оставшуюся жизнь!» Я помню.

– Тебя там не было!

Он был прав: в какой-то мере меня действительно там не было, но это не имело значения, потому что:

– Главное – я все помню. – Моя кровь продолжала его травить. – А ты сейчас за все заплатишь.

Я – сын Великого Полнолуния, я знаю все способы, как правильно убить колдуна, но этому я решил вернуть совершенное зло. Пусть всего лишь одно – самое для меня важное. Я снял с себя чокер и накинул его на шею Сердцееда.

И затянул.

Все заканчивается там, где началось. Из праха – в прах, из зла – во зло, из тьмы – во тьму. Все должно вернуться туда, откуда вышло, чтобы не нарушать порядок вещей.

Таков закон.

С человеком и его желтой машиной мы расстались на Тверской. Я отдал ему деньги, он сказал, что ему никогда не было так интересно, как сегодня ночью. Я посоветовал ему обо всем забыть. Он сказал, что постарается, но не обещает. Я спросил про женщину и ее семью, он ответил, что они будут молчать. И добавил: «Мужик все равно ничего не вспомнит, а жена у него молодец. Я бы женился». Я бы не женился, но с человеком согласился: жена молодец. И он сам молодец. Он хороший.

Мы расстались на улице, которую только-только принялся теребить рассвет. Еще не игривый, а наполовину мрачный, не до конца победивший Тьму и потому – хмурый. Утренние краски отдают серостью, но она быстро исчезает и делается незаметной.

Я проводил взглядом красные огни желтой машины и прошел во двор. В свой старый двор. В спящий колодец, над которым еще вился след гигантской Луны. Вился, медленно истончаясь… Я прошел через скрипнувшую калитку ворот, мельком посмотрел на Сторожа, не ответив на его немой вопрос, остановился в центре, спрятав руки в карманы плаща, и замер, не зная, что делать. Во второе окно слева по дальней стене я не смотрел, потому что теперь оно ничем не отличалось от других. И на скрючившегося на асфальте юношу не смотрел тоже, хотя знал, что у него нет левой руки, одного глаза и селезенки. А еще у него не было крови, порченной жаждой мести, потому что всю ее он отдал мне.

Юноша – это я. Моя сожженная душа.

Вторая ее половинка.

– Знаешь, – тихо сказала Порча. – Если бы они тебя не искалечили, то были бы сейчас живы. – Она сидела на лавочке у подъезда, в тени, поэтому я не заметил ее раньше. – Они пали жертвой самоуверенности.

– В первую очередь они пали жертвой своей жестокости, – ответил я, не глядя на Ленку. – Им нужно было просто вырубить меня. Не отнимать будущее. Не превращать в калеку.

– Потому что в этом случае ты рано или поздно позабыл бы Ольгу, – грустно закончила Порча.

И вздохнула, глядя на того меня, что лежал на асфальте. На слабого паренька, у которого отыскались силы только на месть.

Очнувшись, я кричал от боли – она рвала меня, несмотря на всю ту наркоту, что в меня вливали, а когда вспомнил, что они сделали с Ольгой, – кричал и от боли, и от ненависти. Я знал, что искалечен, и выжил только потому, что ненавидел. Но что толку от того выживания и от той ненависти? Кем бы я вышел из больницы? Беспомощным инвалидом. И тогда пришла Порча. Ленка Порча, двоюродная сестра моей принцессы. Ленка Порча, которая сказала, что не смогла отыскать зверя, но знает, что нужно делать. Я не поверил. И не верил до тех пор, пока не увидел, как она плавит в руке стекло. Как заживляет раны. Как снимает боль… И еще: Ленка была честна со мной. Она сказала, что я попаду в Отражение, но умру. Я выпущу зверя, но отдам ему свою кровь. Мой двойник стал плотью Отражения, а моя кровь связала его с Днем. Я не должен был помнить только одно: что случилось с Ольгой. Я должен был это выяснить…