Лежащий атаман - Петр Альшевский

Лежащий атаман

Петр Альшевский

© Петр Альшевский, 2017

ISBN 978-5-4485-0199-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЛЕЖАЩИЙ АТАМАН

НА УКРАШЕННОЙ к Новому Году улице подтаивает грязный снег. В слякотной жиже ползают машины и бродят невеселые пешеходы; с неба льется морось, долговязый человек в поношенном пальто подставляет под нее ладонь с поджатыми пальцами и его пальцы начинают распрямляться подобно цветочным лепесткам. У двадцатисемилетнего Георгия добрые глаза. Проходящая мимо него женщина поддерживает за воротник неуверенно идущего ребенка. Георгий и ребенок смотрят друг на друга – ребенок с интересом, Георгий с истинной нежностью.

Дядя! – воскликнул малыш. – Он хороший, очень хороший…

Конечно, хороший, – сказала мама. – Гляди, как по-доброму он на тебя смотрит. У вас тоже есть дети?

Дети? – удивился Георгий. – Да какие у меня могут быть дети. Я бы мечтал иметь детей… но я об этом не мечтал. Дети – это здорово. Ради детей можно стать лучше, чем ты есть. Если ты можешь стать. Не все же могут. А что вы подарите ему на Новый Год?

Что-нибудь подарим, – ответила мама. – Мы пока не определились. Поразительно… он всегда такой шебутной, а при вас успокоился. Задрал голову и смотрит, меня за собой не тянет… у вас, говорите, детей нет?

Нет… я уже отвечал. Вы меня спрашивали, и я сказал вам правду. Я был бы счастлив, будь у меня дети, не обязательно много, от количества детей любовь к ним разной не становится, но и одинаковая бывает и сильной, и слабой, от сильной любви дети растут здоровыми. Меня любили сильно, и я вырос, я рос бы и дальше, но рост прекратился, и все осталось, как было. И будет. Будет, как было. А было… было у меня, было, и было, и будет, я зациклился, мне часто говорят это слово… я бы сдвинулся, другие слова мне известны, я их произношу, я же использую разные слова… вы уходите? У вас испуганное лицо. Ну, до свидания, не потеряйте вашего сына, держите его покрепче, меня вот держат и не отпускают, передо мной многое бы открылось… я о многом думаю и передо мной ничего интересного, а за моей спиной… я как почувствовал. Ко мне подходит мой папа. Ты с ними поговорил?

Толку ноль, – пробурчал тощий раздраженный мужчина в серой куртке. – Пошли.

На работу меня не возьмут? – устремляясь за отцом, спросил Георгий. – Ты с ними поговорил, и они к тебе не прислушались?

Я их не уговаривал, – ответил Валентин Сергеевич.

Ты с ними просто говорил?

Помимо меня, они говорили и с тобой – помнишь? Ты поднимался и отвечал на вопросы. После твоих ответов мне было бессмысленно о чем-то просить.

Я им не понравился? Отчего-то не подошел?

В который раз, сынок, – усмехнулся Валентин Сергеевич.

Хмм… мне казалось, я встречался с ними впервые. А до этого ты водил меня не сюда. По разным… не сюда. Сюда не водил.

Я тебе поясню. Отчаявшись тебя куда-либо устроить, я повел тебя на свой комбинат, где попросил для тебя самую тупую и примитивную работу. Ко мне отнеслись с уважением! Сказали, приводи, мы с ним пообщаемся – как же я за тебя краснел… Все кончено, я осознал: сиди на моей шее, сынок. Самостоятельное плавание не по тебе. С твоим диагнозом карьеры тебе не сделать.

НЕ СНЯВ пальто, Георгий стоит в коридоре своей квартиры. Ему хочется что-то делать, чему-то себя посвятить, на его лице и жизнь, и боль; Георгия трясет от холода и возбуждения, и он страдальчески взирает на ковыляющую по коридору старушку, которая приходится ему родной бабушкой. Не склонная к сантиментам Татьяна Васильевна проявляет по отношению к внуку привычную сухость.

Ты раздевайся, – сказала она. – Тебе не хуже?

Я собираюсь куда-нибудь уйти, – ответил Георгий.

На улице ты с отцом уже был. Куда тебе еще? Ты не дури – раздевайся.

Я пойду на балкон. Погляжу оттуда во двор.

А что ты в этом дворе не видел? – спросила она. – Ну машины стоят, ну шастает кто-то… подумаешь, радость.

Для меня радость. Я найду, что увидеть, и представлю себе невидимое, но существующее во мне, в моем воображении, у меня хватает энергии и я бы не только вышел на балкон, но и совершил бы, я бы сумел совершить, хотя ничего раньше не совершал и это во мне копится, я чувствую… я иду. Я буду смотреть. Во мне пробудилось… оно безмерно. Я заклинаю тебя меня не задерживать!

Ну иди, – пробормотала она. – Погляди.

Мне мало смотреть. Я буду ощущать и терзаться, меня не изранят, а возведут…. я поднимусь. Я им всем докажу.

ГЕОРГИЙ на балконе. Вцепившимся руками в ледяные поручни, он рассеянно смотрит вниз. Балкон не застеклен, завален мокрой рухлядью, открывающийся с четвертого этажа вид крайне стандартен, Георгий дышит все чаще и его взгляд приобретает воинственную возвышенность.

БАЛКОННАЯ дверь открыта. На улице еще довольно светло. Покинув балкон, опустивший голову Георгий широкими шагами проходит через комнату, едва не сбивает в коридоре хмыкнувшего отца, справляется с замком и выходит из квартиры.

ВОЗБУЖДЕНИЕ проходит, и выбравшийся во двор Георгий понимает, что сунуться ему некуда: дома окружают его, как неприступные горы. Он нервно запахивает расстегнутое пальто, Георгий прислушивается к себе, от непосильного напряжения вздрагивает, и к нему возвращается чувство реальности. Георгию становятся слышны нетрезвые возгласы, доносящиеся со стороны продуктового магазина.

«У тебя, козел, на халяву не выйдет: ты же говорил, что я оплачу, а ты мне на улице отдашь. А ты не отдаешь! Я, что, обязан тебя поить?… а я тебя не поил? Разве не было, что ты на нуле, а я тебя выручал?… ничего ты не выручал! Ты всегда проскакивал хитрым таким умником, и люди до поры до времени тебя терпели и угощали, а отныне все! Приехали!… не дашь? Ну, гляди! Я не буду, и ты не будешь! Сейчас я разобью твою бутылку! сколько ни прячь, я ее у тебя вырву… да ты гнида!… тебе от этого не легче!».

Машинально пойдя на шум, Георгий по снежному месиву двинулся к магазину и увидел происходящую у входа стычку между пьяными опустившимися мужчинами; они молча пихаются и толкаются, еле-еле удерживаются на ногах; помимо Георгия за схваткой наблюдает немолодая чопорная дама.

Народ, – процедила она. – Потомки победившего класса. Вы бы их разняли. Чего им тут себя показывать.

Это в нашей мужской природе, – сказал Георгий.

Надираться?

Выходить на поединки, участвовать в битвах… не отступать перед врагом. Испытывать свое мужество.

Вы не ошибаетесь? – спросила дама.

Воплощать тяжелее, чем знать, – ответил Георгий. – Они вот могут, а меня сдерживает растущий во мне… не страх… я бы сказал, барьер, перелезая через который, легко сорваться и разбиться, даже не добравшись до середины, потому что он очень высокий. Гладкий, ледяной и скользкий. Касаясь его, я отдергивают руку. Кончики пальцев набухают твердым веществом, и оно повышает чувствительность, как бы мне ни казалось обратное. Ведь жизнь обманывает. В сомнениях сливается и надежное, и воздушное.

Шокированная дама не издает ни звука. Послышавшийся Георгию голос принадлежит не ей.

Привет! Как тут у вас?

Обернувшись, Георгий впивается глазами в стройную ярко одетую девушку.

Марина! – воскликнул он. – Я так рад тебя видеть! А у нас тут борьба. Мужчины выясняют, кто есть кто, а я слежу и мне не очень интересно. Мне приятнее пообщаться с тобой – отойдем к подъезду и там поговорим.

Я вообще-то собиралась зайти в магазин, – сказала Марина. – Но они прямо у входа… как бы они меня не задели.

Они тебе мешают? Ты только скажи, и я мигом дорогу тебе расчищу.

Ты? – усмехнулась Марина. – Что же ты с ними сделаешь? Они пока заняты друг другом, но если ты на них попрешь, они могут и помириться. И тогда тебе не поздоровиться.

Да кто они, – пробормотал Георгий. – Я бы с ними справился, ради тебя я бы на них пошел и никого бы не побоялся, ты не знаешь, но у меня есть сила, я ее не проявляю, и вы считаете меня каким-то слабым: и ты, и Андрей, и остальные парни из нашего двора, постоянно спрашивающие меня о здоровье. Они мои друзья с детства, и их забота мне при… при… неприятна, честно, неприятна, я такой, и вы ко мне относитесь чутко, так повелось. Никуда не денешься. Мне невесело – мне мечтается, что я больше, чем вы думаете, я успокоюсь… ты не отворачивайся. Смотри на меня. Ты смотришь… ты с Андреем? Вы не расстались?

Мы с ним живем, – ответила Марина. – Почти душа в душу.

Вы не ссорьтесь. Умейте ценить… это нужно… не у всех есть то, что нужно. Одному в этом мире плохо. Одиночество давит, поддавливает и вконец обрушивается, и не встать… придавило. – Георгий вдавил кулак в свою грудь. – Я чувствую.

ВЕРНУВШИЙСЯ в квартиру Георгий лежит на полу. Он в пальто, но без ботинок, к дальней от него стене прислонена невысокая елка, на ней ни игрушек, ни мишуры, Георгий потерян и раздавлен. В комнату входит постучавшаяся Татьяна Васильевна. Она увидела внука, Георгий увидел ее выражение их лиц не изменилось. Татьяна Васильевна подошла к окну, затем мимо Георгия направилась назад, подняла с пола обнаруженную рядом с внуком песчинку грязи или пыли; оказавшись над Георгием, задержалась.