Кто не боится молний - Владимир Сергеевич Беляев

Горький дым пожара стелется над городом, тянется на болота, мешаясь с холодным серым туманом. Сидящие в окопах солдаты тревожно поглядывают на небо. Туман, земля, небо и все вокруг неуловимо меняется, светлеет. Приближение рассвета сулит еще один трудный боевой день.

Николаев первым замечает приближающиеся к окопам две согнувшиеся фигуры.

Вот они спускаются в траншею и медленно подходят к солдатам. Все по очереди вглядываются в странного спутника Охрименко, недоуменно пожимают плечами. Смуров спрашивает:

— Это кто?

— Увязался вот парнишка, — отвечает Охрименко. — Санькой зовут, воевать вместе с нами хочет.

Солдаты молчат, смотрят на мальчонку, который ухватился за шинель Охрименко, как держатся дети за юбку матери, прижался к ногам солдата своим хрупким, тщедушным тельцем.

— Видал политрука? — спросил Николаев.

Охрименко тихо ответил:

— Помер он.

— Кто сказал?

— В госпитале.

— Врешь!

Охрименко окинул товарищей сердитым взглядом.

— Не верите? И сахар ваш в целости принес, нате! — Он вынул узелок и протянул его Николаеву. — Только один кусок Саньке отдал, мой собственный. Берите!

Никто не брал из его рук узелка.

— Иди к командиру, он все объяснит.

Охрименко взял за руку Саньку, побрел в блиндаж командира батареи.

В блиндаже сидели два человека. Они пили из кружек чай и о чем-то оживленно разговаривали. Сидевшего спиной к входу с перевязанной головой Охрименко не узнал и сразу обратился ко второму — старшему лейтенанту Бурову.

— Разрешите доложить, товарищ командир, — усталым и слабым голосом сказал Охрименко. — Политрук Колосков вчерашнего числа помер от ран.

— Помер? — удивленно переспросил его Буров и неожиданно рассмеялся: — Политрук Колосков помер?! Слыхал, а? — Он обратился к тому, кто сидел спиной к входу. — Чудак ты, Охрименко!

— Я был в госпитале, товарищ командир, — развел руками солдат. — Помер наш политрук. Вот и посылка в сохранности.

В это время человек с перевязанной головой повернулся к Охрименко лицом.

Охрименко остолбенело смотрел на него, моргая глазами.

— Товарищ политрук? Да как же это?..

— А вот так, — весело сказал Колосков. — Обманул госпитальное начальство. Удрал — и все. А старик там всякого выбывшего в покойники зачисляет. Мы еще повоюем за Ленинград...

Вечером вся батарея вместе со стрелковой ротой пошла в атаку и оттеснила противника на несколько десятков метров, заняв его окопы и траншеи. В этом бою Охрименко снова видел впереди себя бесстрашного командира Бурова и политрука. Когда враг отступил, Охрименко почувствовал боль в левом плече. Он не заметил, как пуля задела его. Хлебая жидкий горячий суп из одного котелка с Санькой, Охрименко старался не замечать ни боли в плече, ни усталости во всем теле.

Радость даже этой небольшой победы над врагом была в нем сильнее всех других чувств.

НА КРУТОМ БЕРЕГУ

Выйдя на небольшой холмик, демобилизованный младший сержант Чепурнов остановился. Однообразная бесконечная равнина, пролегающая вокруг, навевала уныние. Ему уже казалось странным, что он зачем-то идет в эту даль, к неизвестным людям, к неизвестной жизни. Не вернуться ли назад, пока еще недалеко станция?

От жары млеет тело. В глазах туманится даль, словно качаются земля и небо. В усталом разморенном мозгу ворошатся ленивые мысли. А ноги шагают и шагают по пыльной дороге...

У младшего сержанта Чепурнова не было ни дома, ни родных. Вся семья погибла во время налетов немецкой авиации в Виннице, где сгорел дом его отца, в котором Чепурнов жил до ухода в армию. Четыре года прослужил он в саперных войсках, был несколько раз ранен. Год назад у Чепурнова убили боевого друга Василия Карпова, вместе с которым прошли они много военных дорог. Василий часто читал Чепурнову письма из дому: от отца и от сестры Варвары, а когда писал ответ, обязательно кланялся от имени своего друга. Много рассказывал Василий о Варваре, а однажды, прочитав письмо от нее, заметил Чепурнову:

— Вот бы тебе пара была. Лучшей невесты не найти. Кончится война, надумаешь жениться, могу протекцию составить.

Когда погиб Василий, Чепурнов написал Варваре и сообщил о смерти ее брата. Варвара прислала ответ, между ними завязалась переписка. Последний раз она писала ему, что если Чепурнова демобилизуют, то она и ее отец будут рады увидеть его в колхозе «Красные зори». «Васю, братца, — писала Варвара, — нам больше никогда не увидать, так хоть вы порадуете нас и душу облегчите...»

Чепурнову некуда было ехать, и он отправился в чужие края с надеждой начать новую жизнь...

Внезапно крупные капли дождя упали на дорожную пыль, свертывая ее в комочки грязи. Чепурнов, очнувшись от воспоминаний, накинул на плечи шинель, огляделся вокруг в поисках укрытия. Навстречу путнику двигалась белесая дождевая завеса. Недалеко впереди холмы разрезала блестящая, как лезвие, узкая полоса реки. На крутом берегу Чепурнов увидел небольшой глинобитный домик с пристроенным к нему сараем и двор, обнесенный ветхим, покривившимся плетнем.

В том месте, где дорога спускалась к реке, стояли две лодки. Хотя в одной из них и торчали весла, у реки никого не было.

На воду легли лучи заходящего солнца. Чепурнову надо было спешить, чтобы дотемна добраться в колхоз «Красные зори». В поисках перевозчика он направился к домику, поднимаясь по скользкому глинистому берегу.

Когда младший сержант вошел во двор, из домика выбежал босой четырехлетний мальчик. С радостным криком он бросился навстречу Чепурнову, хватаясь за полы мокрой шинели:

— Папа приехал! Папа приехал! Здравствуй, папа!

Чепурнов поднял на руки малыша и весело потрепал его пухлые щеки. Засмеялся и ответил в тон мальчику:

— Здравствуй, сынок. Что же ты босиком бегаешь? Становись на крыльцо, а то я весь мокрый.

Но мальчик вцепился в шинель Чепурнова.

— Пойдем в хату, папа. Пойдем!

Чепурнов поднялся на крыльцо и через сени прошел в комнату. В доме никого не было.

— А где же твоя мамка?

— Она хлев чинит, чтобы дождь не мочил корову. А ты с фронта приехал, папа? Да?

— С фронта, сынок, — сказал Чепурнов, спуская неотвязчивого мальчика на лавку. —