Хрущевская «Оттепель» 1953-1964 гг - Александр Пыжиков

Характерной чертой советского общества 50-х годов являлся социальный оптимизм, вера народа в то, что трудности временны, а их преодоление гарантирует счастливое будущее. Поэтому вокруг людей, не признававших норм социалистического образа жизни и труда, создавалась атмосфера единодушного общественного осуждения и жесткой критики. Народ привлекала возможность обогнать в индустриальном развитии капиталистические страны, многие были уверены в том, что СССР создает все самое лучшее, передовое. Под влиянием средств массовой информации успехи хозяйственного строительства связывались с перспективой обогнать в экономической сфере развитые капиталистические страны.

Специфика советского политического мировоззрения формировалась в том числе под влиянием особых социально-экономических условий, которые заслуживают отдельного рассмотрения. В экономической сфере рубежа 40—50-х годов обобществление достигло своего предела. Плановая система представляла производство и потребление в каждой области, охватывала все хозяйственные единицы, вплоть до городских животноводческих товариществ, разрешенных в 1946 году. Экономическая иерархия образовывала вертикаль, спускавшуюся сверху вниз. Самое интересное, что вертикальная структура существовала не только в экономике, но и в массовом сознании в виде единственной и потому идеальной модели мироустройства. Планы нижней ступени конкретизировали показатели верхней. Наиболее распространенными были вертикальные связи центр—отрасль—предприятие, тогда как горизонтальные связи между предприятиями решающего значения не имели. В соответствии с этим, информация сверху имела характер приказов, а информация снизу — отчетов. Устойчивость подобной схемы в массовом сознании связывалась с ее безальтернативностью: недопустимость любых форм экономического либерализма в условиях противостояния с развитыми капиталистическими державами.

Весьма показательно, что вопрос об экономических преобразованиях возник в кругах высшего партийного руководства, а не в среде общественности, которая летом 1953 года, в силу психологической инертности, еще не была готова к любым формам протеста. Сразу после смерти И. В. Сталина руководство партии предприняло ряд мер по изменению принципов хозяйствования, в конечном итоге направленных на улучшение социального положения граждан. Сегодня не вызывает сомнений, что предпринятые действия носили преимущественно политический, во многом популистский характер. В то же время эти меры долго и с благодарностью вспоминались населением. На четвертой сессии Верховного Совета СССР 15 марта 1953 года в докладе Г. М. Маленкова было официально заявлено, что «законом для нашего правительства является обязанность неослабно заботиться о благе народа, о максимальном удовлетворении материальных и культурных потребностей».[803]

На шестой сессии Верховного Совета СССР Г. М. Маленков сформулировал задачу: в ближайшие 2–3 года добиться «создания обилия продовольствия для населения и сырья для легкой промышленности».[804] Возникла необходимость на правительственном уровне изменить отношение к личному хозяйству колхозников, расширить жилищное строительство, развить товарооборот и розничную торговлю. Существенно возрастали капиталовложения на развитие легкой, пищевой, рыбной промышленности. Снижались налоги на сельскохозяйственную продукцию, производимую колхозами. Важное значение имело сокращение сельскохозяйственного налога на приусадебные участки, отмена натурального пайка и замена его денежным, повышение закупочных цен на излишки сельхозпродукции. Более того, компенсировались накопившиеся за прошлые годы недоплаты по сельскохозяйственному налогу. Денежный налог по Закону о сельскохозяйственном налоге, принятом в августе 1953 года, был снижен с каждого колхозного двора фактически в два раза.

Смена приоритетов в экономической политике была рассчитана в том числе и на массовое восприятие. Не случайно заявление Г. М. Маленкова о развитии тяжелой промышленности как средства развития сельского хозяйства и производства товаров народного потребления широко тиражировалось в официальных изданиях.[805] В прессе восторженно освещался новый принцип отношения власти к сельскому хозяйству как к важнейшей отрасли экономики, говорилось об увеличении объема инвестиций в аграрный сектор, уменьшении налогового пресса, поднятии закупочных цен. Иными словами, все позитивные экономические мероприятия рассчитывались, в первую очередь, на реакцию общества. Очевидно новое руководство, унаследовавшее власть после смерти великого вождя через заботу о населении страны стремилось показать социуму свою фактическую легитимность.

Курс Маленкова сформировал и новый подход к личному подсобному хозяйству: не запрещать, а способствовать и помогать, причем не только в деревне. В директивных документах предписывалось: «Обязать местные советские и сельскохозяйственные органы обеспечивать скот рабочих и служащих выпасами и сенокосными угодьями».[806] По сути, курс Г. М. Маленкова предусматривал децентрализацию управления сельским хозяйством, в том числе и развитие экономической самостоятельности колхозов.[807]

Новое руководство страны допустило развитие несоциалистических форм хозяйствования в аграрном секторе, тем самым подорвав на время монополию социалистических институтов, регулирование и организацию производительной деятельности. Эта мера диктовалась сугубо экономическими условиями: необходимостью увеличить продуктивность сельского хозяйства в связи с тем, что колхозы и совхозы с этой задачей справиться не могли. Совместное существование двух хозяйственных укладов (частного и коллективного) порождало конфликт интересов. Колхозники, получившие возможность трудиться на себя, нуждались в дополнительных стимулах, чтобы трудиться на общественных работах.

Для людей, воспитанных по-социалистически, новый курс был отступлением от принципов, своеобразным маневром для того, чтобы собрать силы и вновь вернуться к испытанной практике. Администрация на местах внимательно наблюдала за тем, чтобы колхозники не уклонялись от общественных работ. Секретарь ЦК КПСС Д. Т. Шепилов в декабре 1953 года предупреждал партработников, чтобы те были настороже, так как «…чрезмерное раздувание личного хозяйства будет неизбежно порождать часнособственнические устремления отдельных отсталых колхозников».[808]

Новый курс, ориентировавшийся на подъем сельского хозяйства, прежде всего экономическими методами, имел и «городское» продолжение. Г. М. Маленков на сессии Верховного Совета СССР в августе 1953 года потребовал «…всемерно форсировать развитие легкой промышленности», добиться выравнивание темпов экономического роста двух основных отраслей индустрии: производства средств производства и производства предметов потребления.[809]

Новшеством политики являлось признание некоторых элементов семейного капитализма в деревне. Расчет был на то, что личное подсобное хозяйство станет товарным, будет работать на городской рынок. За пять последующих лет частный сектор аграрной экономики доказал свою эффективность. Он обеспечил более половины прироста мяса, 35–36 % картофеля, овощей, молока, шерсти, 87 % яиц и 93 % махорки в стране.[810] Тем не менее разрозненные экономические меры были крайне далеки от «целостной программы». Их отличительными чертами являлись неполнота, ограниченность и несбалансированность отдельных элементов. Несмотря на общее улучшение материального положения граждан, противоречивость социально-экономической политики порождала в общественном сознании чувство нестабильности.

Власти разрешили крестьянам на своих приусадебных «сотках» заниматься огородничеством, приказали предоставить сенокосные угодья для содержания скота, уменьшили налог. Однако принятых мер было недостаточно. Домашний производительный труд, по замыслу авторов нового курса, — это вторая (дополнительная) часть рабочего дня. Крестьянин, исполнив свой общественный долг на колхозном поле или ферме, не мог работать на себя. Он, так же как и раньше, под угрозой денежного штрафа не имел возможности отвезти свои продукты в город, был обязан отработать минимум трудодней, не имел право выйти из колхоза и находился в полной зависимости от местной администрации. Зерновое хозяйство оставалось полностью общественным, поскольку в представлении власти оно должно было гарантированно обеспечивать потребности горожан.

В 50-е годы экономический приоритет города перед деревней стал особенно заметным. В соответствии с этим отношение сельского и городского населения к власти также было различным. Это отразилось и в письмах граждан в официальные партийные органы. В социально-психологическом отношении российская деревня 50—60-х годов представляет собой любопытный и малоизученный сплав патриархального и индустриального общества.