Доказательство Канта - Елена Янова

двутелок охотятся. А вот где наш камушек в ботинке, которого хотели оглушить и утащить… Загадка века.

Я еще раз осмотрел летательный аппарат — стекло было выбито и окроплено крупными кляксами крови. Похоже, Тайвин опять не пристегнулся, классическая ошибка самоуверенного новичка, и когда флаер резко встал и начал падать — он вылетел головой вперед, обогнав машину в полете. И мне перспектива искать по кустам его переломанное тело не улыбалась — было невероятно страшно его найти. Но, переборов себя, через пару секунд я пошел разыскивать следы. Где ж ты приземлился, птичка наша? Живой ли еще, или я зря сюда под иглами полз?

Алая кровь на стеклянном мареве травы была видна настолько отчетливо, что я с холодеющей вдоль хребта спиной почти бежал по следу, про себя матерясь и пытаясь отследить шевеления в кустах — стать обедом для суккубы или химеры не хотелось, а от мелочи у меня есть аптечка и легкая броня. Повезло, что дождь не шел, и жалко, что опять я пренебрег правилами безопасности и нацепил облегченный вариант — послушать Макс, что ли, в следующий раз… Но и так тоже ничего, не штаны с футболкой все-таки.

Пока мозг старательно меня отвлекал от мрачных перспектив, ноги и выучка свое дело делали, и за следующим буреломом мне открылась не очень обнадеживающая картина. Тайвин, в бессознательном состоянии, с неестественно вывернутой левой рукой, лежал под кустом сциллок, которые заинтересованно тянулись к нему всем своим многоголовым организмом, но к активным действиям не переходили — резкий металлический запах человеческой крови им, похоже, не нравился.

Мне он не нравился тоже, поэтому я осторожно оттянул ученого из-под куста — гнездовой колонии животных и внимательно обследовал. Черт, похоже, дело плохо. Звук дыхания сильно отличался от нормального — свист и шум на затрудненном вздохе, рваные движения грудной клетки и вмятина на левой стороне груди говорили о том, что или одно, или несколько ребер проткнули плевру, и легкое спалось.

Что там — кровь или воздух — я не знал, но примерно понимал, что лучшим решением будет сделать в ученом лишнюю дырку, пока не стало слишком поздно. Левая рука была сломана, к тому же на месте выхода лучевой кости, торчащей из-под кожи, шевелилась харибда, вцепившаяся в края раны. Ее я аккуратно отцепил и, осторожно положив правую руку ученого себе на шею, отволок его подальше, в казавшееся мне относительно безопасным место.

Там я быстренько, пользуясь нитиноловым ножом как топориком, срубил пару веток, примотав их содранным с Тайвина халатом на место перелома. Еще вопрос, ядовита ли харибда, этой задачей на моей памяти практически не занимались — существо это было не особо часто встречающееся, всегда в паре с гнездом сциллок, и как они взаимодействуют предстояло еще выяснить. Но ответы мне были нужны сейчас, поэтому я тут же вколол ученому его же изобретение — универсальный антидот от основных силитоксинов, и обезболивающее.

Через пару минут, когда я уже примеривался всадить иглу ему в грудь, как велело некое подсознательное намерение, гений открыл глаза и с откровенно шокированным выражением уставился на меня.

— А что вы тут делаете? — спросил он.

— Тебя спасаю, — просто ответил я, и попробовал уточнить, раз уж выдалась такая возможность. — Куда ткнуть, чтобы пневмоторакс расхлопнулся?

— Термины у вас… — сморщился Тайвин. Очередной вздох дал ему понять, что я серьезен, и он, часто и неглубоко вдыхая, посоветовал: — По среднеключичной линии, второе межреберье. А почему я боли не чувствую?

— Болевой шок, наверное, — сосредоточенно нащупывая его ребра под рубашкой, отозвался я. — И обезболивающее я вколол. Одно из двух. Держись, сейчас комарик укусит.

И я, с силой шарахнув рукоятью игломета, вогнал в нужную точку иглу, предварительно обезвредив ей сердечник — зачем мне поломанный ученый под действием парализанта? — и тут же вытянул ее обратно. Тайвин судорожно вдохнул — шипение воздуха из раны дало мне понять, что немножко времени я выиграл. Зрачки у него сузились, но неравномерно — похоже, что есть и сотрясение. Я помог ему подняться, и мы поковыляли в сторону его флаера. Дошел же я один сюда, попробуем и вдвоем дойти обратно.

— Маячок тебе поломали, — жаловался я, забив окончательно на субординацию. Ну какой смысл выкать, если тащишь человека на плече? — Систему охлаждения, систему управления. А хочешь прикол?

— Хочу, — слегка заплетающимся языком ответил ученый.

— Мне тоже поломали. Диверсанты, мать их! — я, тяжело дыша, постепенно приближался к разбитому флаеру Тайвина, но вынужден был устраивать передышки. Опустив его на ломкую изумрудно-прозрачную подстилку, я отдышался и отметил: — Похоже, что твоя автопочинка сыграла с тобой злую шутку. Пыталась флаер починить, но окончательно поломала. И ты приземлился не в расчетной точке, а хрен знает где.

— А ты? — поднял на меня мутные глаза гений.

— А я приземлился где кому-то было надо, чтоб приземлился ты. И чуть не получил в задницу иглу с парализантом. Так что непонятно, больше повезло тебе или мне.

— Никому не повезло, — констатировал ученый. — Зачем вообще ты меня тащишь? Брось, да и забудь.

— С глузду двинулся? — изумился я. — Разбежался, аж три раза.

— Да кому я нужен, — начал ныть Тайвин. — Все мои гамадрилы к этой… чертихе в юбке убежали. Один, я всегда один…

Я разозлился.

— Ты мне тут классику не цитируй, гений признанный. Ты хоть раз лаборантов своих хвалил? Интересовался, чем они живут, какие у них проблемы? С личной жизнью что, с интересами, с увлечениями?