Нечто в воде - Кэтрин Стэдмен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я осторожно убираю волосы с его лба и шепчу:
– Марк? Марк, ты меня слышишь?
Он не отвечает.
Я наклоняюсь ближе.
– Марк… Марк! Это я, Эрин. Ты меня…
Неожиданно его глаза распахиваются. Он смотрит на меня затуманенным взглядом, громко кашляет и морщится от боли. Он сейчас умрет. Остались секунды.
Наши взгляды на миг встречаются; я на секунду узнаю в нем, как больной синдромом Альцгеймера – миг просветления, своего Марка. Затем все исчезает, и он смотрит на меня с другим выражением. Я никогда не забуду этот взгляд: вот как он на самом деле ко мне относится. Мгновение, однако ошибки быть не может. А потом он умирает.
Далеко в лесной чаще вскрикивает птица, я вздрагиваю и озираюсь: никого. Кое-как поднимаюсь и стою: потерянная, опустошенная, разбитая.
Потом хватаю рюкзак и бегу, поначалу не зная куда, однако постепенно в голове складывается план. Включается инстинкт самосохранения. Нужно найти телефон-автомат, который нельзя отследить. По пути я едва не спотыкаюсь о тело Патрика. Он лежит с перерезанным горлом на земле, раскинув руки. Бегу дальше, дрожа и выбиваясь из сил.
Скоро я добираюсь до дороги. Надвигаю на израненный лоб шерстяную шапочку, вытираю со щеки кровь Марка и направляюсь к телефонной будке.
На часах шесть пятьдесят три. Он поднимает трубку после восьмого гудка.
– Эдди? Это Эрин. Я звоню из автомата. Все… все ужасно. Дело очень плохо.
Мой голос дрожит, глаза наполняются слезами, как у людей в новостях, беженцев, жертв бомбардировок. Наверное, у меня шок.
Я дрожу, запинаюсь, тяжело дышу. Отчаянно пытаюсь сохранять подобие нормальности после того, как вся моя жизнь разлетелась на куски. Рука над щелью для монет трясется, вместе со сжатой в ней скомканной карточкой с номером Эдди и очередной монетой. Что это было?
– Тише, милая, тише. Помедленнее. Уже ведь все позади, да? Ты цела?
Он со мной. В его голосе слышны тревога и участие. Теперь ситуация наладится. Эдди поможет.
– Э-э… да. Да. Я цела. Голова… Но ничего. Эдди, я не знаю, что делать…
Мне очень трудно сосредоточиться. Я не понимаю, что главное. О чем говорить, о чем молчать.
– С чем, детка? С чем? С деньгами? – терпеливо переспрашивает он, и я понимаю, что несу бред – он не ясновидящий.
– С ним… и… тут еще один. Я не знаю, что мне делать. Не хочу в тюрьму, Эдди.
Вот она, суть дела. Поэтому я позвонила ему, а не в полицию.
– Понял, хорошо. Спокойно. Ничего больше мне не рассказывай. Прежде всего успокойся, Эрин, хорошо? Постарайся.
Кажется, он встает с кровати – скрипят пружины. Две босые ноги где-то в Пентонвиле опускаются на пол.
– Да. Поняла. Успокоилась.
Я пытаюсь замедлить дыхание. Замечаю живую изгородь у дороги, слышу утреннюю тишину. Эдди на том конце линии зевает, по камере разносится металлическое эхо. Я представляю, как он сидит там, в тюремной камере, с голой волосатой грудью, и говорит со мной по одноразовому телефону, который пронесли ему тайком.
– Хорошо. Теперь: где он? Или они? Где ты?
Он мне поможет, я чувствую.
– В Норфолке. В лесу, – с трудом произношу я.
Тишина. Этого он не ожидал.
– Понял. Ну ладно. Ты там одна?
– Только я. И он. И еще один… – По моему тону ясно, что я говорю о трупах. Не о людях.
– Двое. Огнестрел?
– Да. Нет, один огнестрел, а второй, э-э… ножом. Ножевое ранение.
Разговор дается мне с трудом. Я вновь делаю глубокий вдох, затем выдох.
– Хорошо. Вокруг никого?
– Да.
– Местность пустынная?
– Ни души.
– Отлично. А теперь, милочка, слушай, что ты должна сделать. Тебе нужно их похоронить. Поняла? Вернуться туда и закопать их. На это уйдет много времени, ясно?
Я не могу сосредоточиться. Ничего не соображаю и благодарна за любые указания. Я сделаю все, что нужно.
– Там поблизости есть дома, милая?
Я оглядываюсь. Напротив телефонной будки стоит церковь. Дальше по улице – еще какой-то домишко. Обветшалый, с заросшим садом.
– Да, один, – говорю я.
– Хорошо. Зайди сзади и поищи там лопату. Возьми ее с собой. А теперь слушай меня: будь осторожна, хорошая моя. Тебе нужно закопать их как следует. Это непросто, но ты справишься. Когда закончишь, позвони мне. Не забудь, из другого автомата. Мы разберемся, не волнуйся, – бодрым голосом произносит Эдди. Он так старается меня поддержать, что я чуть не плачу. В этот момент я готова ради него на все.
– Ладно. Хорошо. Я перезвоню. Пока.
Вешаю трубку и направляюсь в сад за коттеджем.
А дальше вы знаете.
38. Уборка
Суббота, 1 октября
Раскрасневшаяся, вся в грязи, я наконец добираюсь до отеля. Рана на лбу надежно спрятана под шапочкой, а взмыленный вид легко объяснить сложным туристическим маршрутом. В качестве доказательства могу предъявить свои потные подмышки.
В рюкзаке лежат отбеливатель и моющие средства, которые я купила на заправке по пути из леса. Если вам доведется покупать нечто подозрительное, захватите в придачу огромную упаковку тампонов. Кассиры так смущаются при виде «Тампакса», что редко обращают внимание на остальное. Они хотят как можно быстрее сунуть коробку с тампонами в ваш пакет. Попробуйте, не пожалеете.
К счастью, в номер никто не заходил, табличка сработала. В комнате беспорядок. Кровь, стекло, следы борьбы. Ключ от ванной я нахожу в мусорной корзине. Его наверняка выбросил туда Патрик, когда уходил из номера. До того как уложить Патрика в могилу к Марку, я просмотрела его одноразовый телефон. Мужчина работал не на владельцев самолета, а на Марка. Он напал на меня прошлой ночью по приказу моего мужа. Тот хотел вывести меня из дела – правда, не убить, а только напугать как следует, чтобы я держалась подальше. Собирался ли он убить меня лично, позже? Я подумаю об этом на досуге.
Цепочка сообщений между их одноразовыми телефонами тянется до второго дня после нашего возвращения из свадебного путешествия. Но после того как я отнесла бриллиант для оценки в Хаттон-Гарден и Марк узнал о старшем инспекторе Фостере, расследующем дело Холли, его тон изменился. Он разозлился, приказывал Патрику следить за мной, пугать меня. Я вспоминаю, как Марк убеждал меня, что я в опасности, что Патрик из СО‑15. Это Патрик звонил на домашний телефон, оставлял сообщения на автоответчике. В тот день в ресторане Патрик ждал Марка. Муж пытался меня запугать. Это он оставил незапертой
