Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть первая - Ципора Кохави-Рейни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На маленькой клумбе у дома Израиль посадил цветы, пользуясь ключом из книги о растениях.
“Никакое растение не появляется дважды в один сезон. То, что каждое растение расцветает в лишь отведенное ему природой время, влияет на мир ассоциаций человека”.
Так и цветы, лишенные запаха, по мнению Наоми, растут рядом с цветами, обладающими сильными запахами. Зимой Израиль поднялся в горы Гильбоа, выкопал луковицы нарциссов и пересадил на свою клумбу желтые, прозрачные, бежевые нарциссы, и даже черные, которые растут лишь в этом месте. Они наблюдают за цветами. Лицо Израиля сосредоточено:
“Здесь растения разных сортов. Взгляни на них. Уединись лишь с цикламеном. Отвлекись от всего остального. Какие ассоциации пробуждают в тебе цикламены?” И, прежде чем оставить ее, сказал: “Запомни, цвет – важнейшее качество растения, и, все же, не главное”. Спустя некоторое время обратился к ней и спросил, что она видит. Ответила – “формы”.
“Форма это энергия, растение худощавое, возносящееся вверх, пробуждает иные ассоциации, чем, растение, распространяющееся в стороны. Первое занимает небольшое пространство, второе же – достаточно широкое. Перед тобой форма и цвет. Сосредоточься на них. Есть растения разноцветные. Определи, какие это цвета. Спроси себя, почему Всевышний создал их разноцветными. Какой была Его цель?”
Взгляд его скользнул в сторону черных нарциссов. Осторожно срезал один цветок. “Жаль, но мы должны разложить его на части”, – и начал отрывать один элемент за другим. Наоми сосредоточилась на черном цвете, отличая его оттенки, и у каждого – свое содержание. Вот – густой черный цвет, вот черный – твердый, как скала, неожиданно приник к ней. Она ясно ощущает это прикосновение. Она должна добавить в рассказ нечто мягкое и нежное.
На следующий день Израиль принес дикое растение. Ствол короткий, цветы бледно-голубого цвета. Растение нейтральное, лишенное запаха, не очень красиво, но и не уродливо. Он подал его Наоми. Она сидела, сосредоточившись, и вдруг ее охватило удивление. Острый запах, и цвет как бы проникал вглубь. И это невзрачное растение на глазах обретает форму и содержание.
Израиль вернулся, увидел ее посветлевшее лицо и сверкающие черные глаза. По ее ощущениям, он понял, что она мобилизовала все свои чувства и способности, не упустила даже малейшей детали, и создала из реальности и воображения новый цветок.
“Что ты видишь, Наоми?”, – взволновано спросил он.
Вначале она говорила о форме растения, явно далекой от реальности, а затем сказала: “Израиль, я хочу тебе более подробно рассказать об этом растении”.
Когда она завершила рассказ, он зааплодировал.
“По-моему, это живет в тебе. Ты достигла художественного уровня. Я не буду бесполезно тратить свое время, если художник не настоящий”.
Израиль очень болезненно относится к современной ивритской литературе. Слишком мало молодых писателей, в которых обнаруживается искра литературного таланта. Но в жене он душу художника. Он ввел ее в мир, куда нет хода обычному человеку.
Встретив свою подругу Лею Гольдберг, спросил ее: “Знала ли ты, что у запаха, у аромата есть движение?” И не ожидая ответа, продолжал: “Запах – вот основа жизни”.
Израиль не перестает ее удивлять. Вот они поднимаются в горы. Жаркое солнце печет невыносимо. На самой вершине Израиль срезает ирисы, сплетает венок и водружает ей на голову.
“Теперь ты королева цветов”. Он сочиняет на ходу стихи для детей:
Не боясь высоты,
Соберем здесь цветы,
Хоть и дикие
Да многоликие
Мы в долины сойдем
Мы по рынкам пройдем
По широкорядным
Да по всеядным
Вновь поднимемся ввысь
Куда тропки вились
В небеса высокие
В небеса стоокие
Покорим окоем
Высоту мы возьмем
До бесконечности
До бесконечности
На высотах Гильбоа Израиль видит Наоми, какой никто еще ее не видел – исцарапанной ветками кустов, счастливой и любящей. В приближающихся сумерках он собирает венок из разных цветов. Так она сходит с гор Гильбоа. Израиль хочет развить в ней чувствительность к людям. “Подари этот букет тому, кого ты любишь, кроме меня”. Он очень хочет, чтобы она преодолела замкнутость и раскрыла душу окружающим. Она дарит букет девушке по имени Михаль. В доме Израиль вручает Наоми первый роман, написанный на иврите в 1853 году – “Любовь к Сиону”. Она сидит рядом с ним, не проронив ни звука, стараясь не вторгаться в глубокие тайники его души, где скрыта боль и тоска по Польше.
Все свое время он посвящает редактированию ее романа “Саул и Иоанна” и делам Движения кибуцев. Наоми все время на нервах, и ему никак не удается ее успокоить. Он не успевает готовить для Шлионского заказанные статьи.
Израилю Розенцвайгу.
Я все взываю к тебе – s.o.s, а ты затаился в своей бесшабашности и лени. Гевалд, караул, убийца! Издательство угрожает, что все пойдет крахом, если оно не получит следующую порцию материала. Пожалуйста, немедленно пошли им. Ведь ты несколько месяцев назад написал мне, что эссе готово, и осталось только переписать его начисто. Я также хотел бы увидеть статью, которую ты послал Цемаху. Полагаю, тебе не мешает, если я ее прочту. И прошу тебя – не исчезай!
Дружески, Авраам Шлионский
P. S. Привет Наоми. Я почти прочитал всё то, что вы мне прислали. Когда ты будешь в Тель-Авиве? Приедешь – поговорим. Полагаю, что выйдет отличная книга.
Пардес Кац
26.08.56
Дорогой мой человек,
Мы, то есть, я и все, что во мне, благополучно приехали, и тут же сели, чтобы написать тебе и выразить всю силу тоски по тебе. Малышка во мне явно беспокоится о своем отце и шлет ему привет. Машина довезла нас до дома Лотшин. Сердце же мое осталось в Неве Шаанане, в комнате с верандой. Дни там были прекрасны и полны счастья. Отдохни, дорогой мой. Не езжай в Тель-Авив. Там просто ад. Жарко и влажно Я здесь, у Лотшин, обливаюсь потом.
Как бы я хотела сидеть рядом с тобой, смотреть на тебя, положить голову тебе на плечо, и слышать о том, что я сентиментальна. Да, в этом деле я неисправима, и люблю тебя
