Магия и пули - Анатолий Федорович Дроздов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как вам выступление царя? – спросил Родзянко[3].
– Умен, – отозвался Милюков. – Все свои провалы и просчеты свалил на коварство германских магов. Дескать, вот кто виноват.
– Заодно не пожалел наград и памятников для погибших героев, – подхватил Гучков и добавил желчно: – Принесло же этого Юсупова из Парижа! Пусть бы там и пребывал.
– Говорили, что за ним охотилась германская разведка, – произнес Родзянко. – Князь скрывался от нее. Даже имя поменял.
– Да зачем он сдался тем германцам? – возразил Гучков. – Это сплетни и легенды. Что нам делать, господа? Речь царя неизбежно вызовет взрыв патриотизма и поддержку самодержца у низов.
– Полагаю, что не только там, – заметил Милюков. – Вы заметили, как рукоплескали члены наших партий?
– Да, – вздохнул Родзянко. – Столько лет работы, денег и усилий… Все насмарку. Смену власти придется отложить.
– Черт взял к себе этого Юсупова! – пробурчал Гучков…
* * *– Наме?
– Клаус, герр офицер. Клаус Вольф.
– Немец?
– Фольксдойче[4]. Родился и вырос в России. Мой отец трудился на заводе как простой мастеровой. По его примеру я стал токарем. Началась война, и меня мобилизовали.
– Чин?
– Унтер-офицер.
– Вас нашли на поле боя кожаной тужурке авиатора. Русские солдаты их не носят.
– Я служил в авиаотряде. Поначалу как механик, после обучили как пилота. Среди них огромные потери, герр офицер. Воевать я не хотел, но меня не спрашивали. Приказали – сел в кабину. Это был мой первый и последний вылет. Аэроплан наш сбили аппараты рейха. Повезло, я уцелел и решил использовать свой шанс перейти на сторону Германии. Двинулся на запад, и спустя время встретил ваших доблестных солдат. Подошел к ним и сказал, что сдаюсь. В это время за спиной раздался взрыв. Я потерял сознание и очнулся уже в лагере.
– Ваше счастье, что раненый при обстреле германский офицер это подтвердил. К сожалению, он вскоре умер от потери крови.
– Очень жаль. Я не виноват.
– Ну, еще бы! Там по лесу били из морских орудий. Повезло вам, Вольф. Уцелеть единственному из все тех, кто там находился. Вы хороший токарь?
– Русские считали меня лучшим на заводе. Я же немец, а не варвар, как они.
– Не откажетесь трудиться на заводах рейха?
– Буду счастлив, герр офицер!..
Федор закрепил заготовку в патроне. Проверил резец и подачу. Включил привод. Острие резца прикоснулось к металлу нежно, почти интимно, и двинулось вдоль будущего поршня, оставляя идеальную блестящую поверхность. Тонкая стружка падала в желоб, образуя сложные кружевные узоры фиолетового цвета.
После первого прохода Федор замерил диаметр штангенциркулем и повторил операцию. Проточил канавки для колец, лишь потом заметил, что мастер Бергман стоит справа, наблюдая. Федор завершил работу и достал готовый поршень из патрона.
– Вы желаете проверить, герр мастер?
Тот молча взял инструмент и через минуту удовлетворенно кивнул.
– Никогда не думал, что остарбайтер сможет вытачивать поршни не хуже германских рабочих и при этом обеспечивать норму выработки, – сказал важно.
– Благодарю, герр мастер.
– Попрошу начальство увеличить вам паек.
– Данке. Я могу рассчитывать на зарплату немецкого рабочего?
– С окончанием войны и принятием вас в подданные кайзера – и никак не раньше. Вы ведь подали прошение?
– Разумеется, герр Бергман.
– Осталось немного подождать.
Мастер повернулся и ушел. Прозвучал гудок, означавший перерыв на обед. Федор выключил станок и сходил в раздевалку, где помыл руки. Возвратившись, достал из тумбочки небольшой сверток из оберточной бумаги. Заводская столовая исключительно для немцев, остербайтерам туда хода нет. Свой паек они приносят с собой. Федор развернул бумагу. Четыре вареных картошки, небольшая селедка – вот и весь обед.
– Клаус!
Федор оглянулся. На него, улыбаясь, смотрел Отто Циммерман, токарь из соседней линии цеха.
– На, держи! – немец протянул ему сверток из вощеной бумаги.
Федор взял и развернул. Ломоть хлеба, щедро намазанный лярдом[5]. Сытный бутерброд.
– Данке, Отто!
– Не за что, – хмыкнул Циммерман и согнул в локте руку с сжатым кулаком, поднеся его к плечу.
– Рот фронт![6]
– Рот фронт, камрад! – Федор в свою очередь вскинул кулак.
– После смены загляни в бытовку, – сказал Циммерман. – Камрады пожелали познакомиться с тобой поближе.
– Буду! – кивнул Федор.
– Приходи, – Циммерман повернулся и ушел.
Федор, не сдержавшись, впился зубами в бутерброд. Откусил и начал медленно жевать. Боже, как вкусно! Свежий хлеб и лярд – роскошь для нынешней Германии. Данке вам, камрады!
– Так они не просто так, – хмыкнул Друг. – Что-то нужно от тебя.
– Нужно, так дадим, – ответил Федор.
– Революцию, к примеру?
– Можно революцию. Стану красным князем. Почему бы нет? – промолвил Федор, расправляясь с бутербродом.
– Гитлера задушим в колыбели, – Друг захохотал. – Ну, пока еще он «Майн капф» не написал. Коммунистов к власти приведем, пусть они тут дружно строят коммунизм. Нам Германии не жалко[7]. Как вам план, der rote Prinz[8]?
– Коллосаль! – ответил Федор…
[1] Для любителей заклепок: имеется в виду эшелон, включающий в себя транспортер типа ТМ-3-12 или нечто аналогичное.
[2] Лития – молитва, используемая в особых случаях, в том числе как заупокойная служба. Короче панихиды.
[3] Полные имена и должности перечисленных далее лиц читатель без труда отыщет в интернете.
[4] Фо́льксдойче (нем. Volksdeutsche) – обозначение «этнических германцев», которые жили в диаспоре, то есть за пределами Германии. Принадлежность к «фольксдойче» («германскость») устанавливалась по отдельным признакам – семейной истории (были ли родители немцами), по немецкому языку как родному, по имени, по церковным записям и т. п.
[5] Лярд, он же смалец, – вытопленный нутряной жир животных. Используется в кулинарии и для прямого употребления.
[6] «Rot Front!» («красный фронт») – историческое приветствие немецких коммунистов с 19 века.
[7] Друг явно знаком с высказыванием Бисмарка: «Социализм построить, конечно, можно. Но вначале следует
