Новый порядок 2 (СИ) - Dьюк Александр Александрович

— Госпожа консилиатор тоже здесь? — вздрогнул Гаспар.

— Угу. Пытаются вместе избежать международных и политических скандалов.

— Разве мы это заварили? — недоуменно спросил менталист.

— А кто? — хохотнула Аврора. — Это ведь я прыгнула на министра иностранных дел Империи и едва не изнасиловала его на людях, пока эта скотина не пристрелила меня.

— А ты хотела его изнасиловать?

Чародейка закатила глаза и страдальчески вздохнула полной грудью:

— Что не сделаешь ради спасения государства. Да и какая уже разница? Я все равно умерла, а мертвым нечего стыдиться.

Они немного помолчали. Чародейка утащила с края стола гребень и приводила в божеский вид волосы Гаспара, но никак не могла определиться с пробором. Менталист не сопротивлялся.

— Что с Месмером? — спросил он.

— А что с ним? — хмыкнула чародейка. — Живой. Сидит весь замотанный, с парой повязок на глазах и вот таким кляпом, что даже у меня рот так широко не раскроется. Папочка ждет экспертов, которые будут его колоть.

— Бывшего каэровца вряд ли расколешь.

— Бывших не бывает. Уверена, его коллеги найдут ключик к его сердечку.

— Жаль, — вздохнул Гаспар. — Я надеялся, что размозжил ему череп.

Аврора приложила палец к его небритому подбородку и настойчиво подняла голову, строго заглянула в глаза.

— Откуда такая кровожадность, мсье комиссар? — недовольно вопросила чародейка.

Гаспар отстранился, устроился на подушках и оттер рукавом байфанский знак, хотя больше размазал тушь по щеке.

— Из-за него кончилась моя старая жизнь, — проговорил он нехотя.

Аврора сложила руки на колени и терпеливо дождалась, когда тот продолжит. Гаспар нередко впадал в меланхоличные воспоминания, которые чародейка считала своим наказанием, но некоторых тем он не касался даже в приступах самой черной депрессии, которую не облегчал лауданум. Эта — была одной из таких.

— Пять лет назад, — сказал Гаспар, — в столичном Вайскирхе завелся демон, буквально потрошивший женщин — забирал их органы, а что не приглянулось — разбрасывал по улице, вешал гирляндами, раскладывал инсталляциями или лепил на стену причудливыми картинами…

— Гаспар! Фу! — брезгливо скривилась Аврора, покрутив у виска пальцем.

— Извини, — смутился менталист. — За три или четыре месяца он убил пять проституток и двух беднячек, которые… вели разнузданный образ жизни. Никому особого дела до них и не было бы, но, как говорят, на беду газета со статьей о демоне-потрошителе попалась на глаза самому кайзеру за утренним кофе, а у Его Величества в то утро случился внезапный приступ озабоченности судьбами своих подданных. Говорят, из-за этого приступа генерал-полицмейстер узнал смысл любимого выражения Эндерна. Полиция была поднята на уши, а затем отреагировала и Ложа, хотя уже тогда сразу было понятно, что никакой это не демон, а очередной психопат. Дело поручили мне и Ротерблицу, и мы приступили к расследованию, однако очень быстро нарыли кое-что, из-за чего нам осторожно намекнули одни уважаемые люди, что лучше бы свернуть поиски убийцы под благовидным предлогом. Но мы же — магистры Ложи, чего нам бояться простых смертных? Мы отказались, и нас отстранили в приказном порядке, пригрозив, что все кончится очень плохо, если мы не забудем. Ротерблиц благоразумно забыл, а я…

— А ты — как обычно, — усмехнулась Аврора.

— А я — как обычно, — повторил Гаспар. — Коротко говоря, я узнал то, чего явно не следовало, об одном государственном деятеле, его любимом сыне, о некромантии, переходящей в некрофилию, и современном искусстве.

— Господи, какой кошмар! — ахнула чародейка, прикрыв ладонью рот. — Я о современном искусстве, конечно.

— С этими доказательствами я по дурости своей пошел к… — Гаспар сделал неловкую паузу. Аврора переменилась в лице, сжала губы, сощурила глаза, догадываясь, о ком пойдет речь. Менталист догадался, что та догадалась, и договорил смелее: — К одной чародейке, которую считал, ну…

— Ты с ней спал, — озвучила она. — Сучка пичкала тебя чистой магией, а ты решил, что это любовь всей твоей жизни. Надеюсь, ты хоть не доигрался до болезненной зависимости от ее бесстыжей, бессовестной и безответственной… письки?

Гаспар стыдливо промолчал, виновато разведя руками. Аврора тяжко вздохнула и по-матерински расстроенно покачала головой.

— Я думал, — пробормотал он, уничтожая своей лапой все труды по приведению волос в божеский вид, — она заинтересована в том, чтобы выставить на всеобщее обозрение грязное белье наших политиков ради торжества справедливости и закона, а она…

— А она, — ехидно усмехнулась Аврора, — побежала с этим грязным бельем к политику, наверняка получила солидную благодарность, а затем…

— А затем мной заинтересовался «каэр», — вздохнул Гаспар. — За дело взялся магистр-дознаватель Эрвин Месмер и очень быстро доказал мою причастность к паре нераскрытых политических дел, которые потянули на девяносто восьмую статью Кодекса Ложи. Но незадолго до назначенной казни меня посетил один магистр. Он расспросил меня обо всем, я обо всем рассказал, а я в ночь перед казнью просто взял и умер. В заключении о смерти значилось, что у меня отказало сердце на нервной почве и вследствие болезненных и постыдных зависимостей, разлагающих моральный облик Комитета Следствия.

Авроре захотелось вставить давнюю шутку про то, как комитет нравственности Ложи борется с аморальным поведением, героически снюхивая срам и самоотверженно запивая его стыдом, но не стала.

— А потом ты воскрес, — сказала она вместо этого, — и стал погибшим сыном Имперского промышленника Гаспаром Франсуа Этьеном де Напье. Что же ты сделал первым делом? Наверно, отомстил всем тем, кто тебя подставил?

— Первым делом я внедрился в круг вольных артистов и несколько месяцев собирал через них компромат на влиятельного магистра Собрания Ложи, — возразил Гаспар. — А потом узнал, что сын того деятеля скончался от сифилиса. Любящий отец не смирился с потерей и пустил себе пулю в голову, а демон-потрошитель больше никогда не появлялся. Небось, вернулся в свое измерение на Той Стороне, — невесело усмехнулся менталист.

— А что с той чародейкой? — холодно и как бы между делом осведомилась Аврора, уделяя внимание своим туфлям, выглянувшим из-под юбки.

— Не знаю, — пожал плечами Гаспар, уделяя внимание противоположенной стене. — Я о ней больше ничего не слышал. Вроде бы спешно выехала за границу. Возможно, даже в Салиду.

Они снова провели несколько минут в молчании. За дверьми в одну из многочисленных спален дворца на Имперском проспекте кто-то бродил и чего-то настойчиво требовал — Аврора не разобрала.

— Этот твой… Райнхард… так и не объявился? — нарушил молчание Гаспар.

Чародейка раздраженно заворчала. Уже пару дней ее не покидало мерзкое, отвратительное и болезненное чувство, которое она если и испытывала когда-нибудь, то уже давным-давно позабыла.

— Не-а, — фыркнул она. — И не объявится. Зачем ему это?

— Ты сама говорила, что он привязан к своим вещам.

— Если бы они были ему нужны, он бы уже нашел способ их забрать.

— Может…

Аврора оперлась о кровать, повернула на Гаспара голову.

— Ты сам-то в это веришь? — усмехнулась она.

— Всякое бывает.

— Если бы его убили, нашли бы тело, а его нигде нет, — заметила Аврора. — Ну не растворяется же оно, чтобы следов не оставить! Нет, Гаспар, — упрямо помотала она головой, — он просто взял и сбежал, обведя нас вокруг пальца.

Чародейка молча поводила ногтем по зубьям гребня.

— Мы считали себя слишком умными… Я считала себя слишком умной! — зло воскликнула Аврора. — А он просто попользовался мной, дурой наивной. Я, как девка нецелованная, купилась на его сложную мину, тяжелый взгляд и милейшую детскую прямоту и непосредственность маньяка-психопата, а он оказался царем лжецов и королем обмана!

— Он не умеет врать, — сказал Гаспар.

— А он обвел нас вокруг пальца, ни разу не соврав, — рассмеялась Аврора.

— Хм, — задумался менталист. — Ложь порождает недоверие, а недоверие — плохой союзник, — тихо проговорил он.