Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало - Олег Айрапетов

Немцы торопились. На момент окончания операции против А. В. Самсонова им не было известно расположение Гвардейского корпуса, кроме того, по данным разведки, они ожидали в ближайшее время завершения переброски в тыловой район 1-й армии 22-го армейского корпуса из Финляндии и 18-го армейского корпуса из Петербурга. Все эти части в случае сбора в районе Гродно резервной группировки резко усложнили бы выполнение поставленной Верховным командованием перед 8-й армией задачи12. Наступлению предшествовала работа по дезинформации русских штабов. Немцы хотели притянуть внимание противника к правому флангу 1-й армии, в то время как удар планировали нанести на ее левом фланге. Утром 18 (31) августа начальник штаба 1-й армии генерал-лейтенант Г. Г Милеант предложил отвести войска с занимаемых позиций как весьма невыгодных для обороны, особенно на левом фланге, и сосредоточить их в тылу, в районе Гумбинена – Гольдапа, для того чтобы «весьма вероятный обход левого фланга армии через Мазурские озера можно было соответственно встретить контрманевром». Начальник штаба фронта генерал В. А. Орановский согласился с этим предложением и обратил внимание Г. Г. Милеанта на необходимость притянуть к пехоте кавалерию армии13.

Однако уже ночью 19 августа (1 сентября) Я. Г. Жилинский потребовал от П. К. Ренненкампфа «во что бы то ни стало удерживаться севернее Мазурских озер на путях от линии Инстербург, Ангербург к линии Волковышки, Сувалки, причем в действиях армии должно быть проявлено полное упорство»14. Необходимо отметить, что отношения между начальником штаба армии и ее командующим были далеки от идеальных. С началом военных действий они резко испортились. П. К. Ренненкампфа явно раздражала независимость суждений подчиненного15. После приказа главнокомандующего Северо-Западным фронтом неправота Г Г Милеанта казалась П. К. Ренненкампфу абсолютно очевидной, ведь она расходилась с указаниями свыше. Командующий армией немедленно отреагировал на распоряжение Я. Г Жилинского, поняв его в буквальном смысле: 1-я армия стала окапываться, готовясь к обороне каждой пяди занятой земли. Протесты Г Г. Милеанта, справедливо указывавшего на то, что положение стоящего на левом фланге слабого кордона от этого не улучшится, игнорировались. Командующий армией, по словам начальника штаба, начал «форменную травлю» своего неудобного подчиненного16.

В тяжелейшем положении оказался генерал-квартирмейстер армии генерал-майор К. К. Байов, который разделял взгляды Г. Г. Милеанта, но вынужден был выполнять взаимоисключающие приказы своих командиров17. Штаб армии фактически перестал работать в нормальном режиме, его рекомендации принимались и отвергались несколько раз в день. Командующий то принимал решение об усилении своего заслона на правом фланге, то отказывался от него. В результате несчастный 20-й армейский корпус то начинал движение с правого фланга 1-й армии на левый, то прекращал его и возвращался назад. Так продолжалось почти семь дней18. Происходило именно то, на что рассчитывал в 1905 г. А. фон Шлиффен: создание фланговой угрозы заставит русское командование действовать в манере А. Н. Куропаткина, то есть метаться, снимать для укрепления флангов части с фронта, что в конечном итоге вызовет обвал русской обороны19.

Колебания П. К. Ренненкампфа имели под собой основания самого разного характера. С самого начала войны русская морская разведка сообщала о готовности значительных сил германского флота (шесть дредноутов, шесть броненосцев, один линейный, 10 линейных крейсеров и другие корабли) перейти через Кильский канал в Балтику и о том, что до 50 транспортов концентрируются в районе порта Свинемюнде в Восточной Пруссии для перевозки десанта в Финляндию20. Эти опасения соответствовали предвоенным ожиданиям Морского Генерального штаба, где опасались прямого удара в Финском заливе с возможным развитием операции в сторону русской столицы. В связи с этим внимание моряков прежде всего было приковано к так называемой центральной, или Поркалаудской, минно-артиллерийской позиции, закрывающей вход в Финский залив. Ее и должны были прикрывать русские дредноуты21.

В первые дни войны командование Балтийского флота ожидало, что противник предпримет попытку прорыва в восточную часть Балтики. Ставка выдвинула перед флотом задачу любой ценой не допустить этого. Опасения были не беспочвенными. Еще 12 (25) июля начальник германского Морского Генерального штаба отметил: «Если Англия останется нейтральной, то, несмотря на чрезвычайно важные задачи в Северном море, я стою за то, чтобы сначала покончить с Россией, выделив для этого столько сил, сколько понадобится. С другой частью флота и с освободившимися в Балтийском море судами могут быть выполнены задачи, намеченные для Северного моря». Вильгельм II также склонялся к этой идее22. Тем не менее первые три недели войны обстановка на море была относительно спокойной23.

Следуя составленному в предвоенный период плану, командование русского флота приняло слишком поспешное, как оказалось позже, решение об оставлении Либавы. Город находился приблизительно в 50 км (в трех переходах) от германской границы. При Александре III здесь начали строить крепость, но на ее сухопутном фронте перед Русско-японской войной укреплений почти не было, а после 1905–1907 гг. строительство не велось. «Либава действительно была не крепостью, – вспоминал начальник ее крепостного штаба в 1902–1904 гг., – а каким-то странным недоразумением… Укрепление Либавы с юга (то есть с германской границы. – А. О.) производило такое впечатление, будто наше высшее начальство было убеждено, что достаточно русским генералам на полпути между границею и Либавою поставить на дороге вывеску: «Вход германским войскам воспрещается», чтобы никакие немцы к нам не пришли»24.

Поскольку на такую любезность со стороны германцев командование флота не могло рассчитывать, а планы вторжения в Восточную Пруссию ему не были известны, оно приняло решение обезопасить себя в угрожаемых точках. В результате 1 августа в восемь часов вечера в Либаве получили приказ уничтожить порт и приступить к закупорке входа в него. Работы начались немедленно: у входа в порт были затоплены пять задержанных германских пароходов, три землечерпалки и три шаланды, в его внутренней гавани – плавучие краны и доки, старые миноносец и подводная лодка, одновременно все портовые сооружения были приведены в негодность, взорваны мост через канал, затворы в створах сухопутных доков. К четырем часам дня 2 августа все эти работы были завершены, имущество 1-й минной дивизии эвакуировано25. На восток ушли и стоявшие здесь три подводные лодки учебного отряда: «Стерлядь», «Белуга», «Пескарь»26. 31 июля такие же работы начались и в Виндаве: здесь вход в порт был затруднен затопленными пароходами, но полностью так и не блокирован вплоть до прихода сюда немцев в 1915 г.27

Опасения оказались излишними. Противник поначалу не был слишком активен на либавском направлении. 1 августа 1914 г. для действий в русских водах было выделено два легких крейсера «Аугсбург» и «Магдебург» и несколько миноносцев. Утром 2 августа немецкие корабли покинули бухту Данцига для минирования подступов к этому порту28. Поставив минное заграждение вечером того же дня, уже 21 июля (3 августа) они обстреляли Либаву29. Было выпущено 20 снарядов, которые, впрочем, не причинили особого вреда30. Крейсеры обстреливали невооруженный уже город и, поскольку в летнее время значительная часть его жителей (кстати, немцев) с семействами находилась на пляже, не пожалели для них двух снарядов. По счастливой случайности дело обошлось без жертв: снаряды ушли в прибрежный песок и не взорвались31. Вскоре флот противника получил приказ постоянно беспокоить русское побережье32. В 20-х числах августа положение на Балтике изменилось. Немцы «создавали обстановку, позволявшую предполагать, будто германский флот в эти дни готовится к какой-то крупной операции»33. В этих обстоятельствах Либава понадобилась как передовой пост базирования русских подводных лодок, к которым вскоре присоединились и английские34.

«За последнюю неделю, – вспоминал офицер 1-й крейсерской бригады, – германские суда начали проявлять усиленную деятельность и появлялись в наших водах почти ежедневно. 4/17 августа несколько крейсеров подходило к устью Финского залива на вид нашей I бригады крейсеров, после чего отошли на W. Им легко это было сделать безнаказанно из-за большого преимущества в скорости. Ночью 5/18 августа неприятельские миноносцы появлялись в Ирбенском проливе и освещали берег прожекторами, а днем обстреливали Нижний Дагеророт; наши крейсера гнались за ними, но, конечно, безуспешно. 6/19 неприятельские миноносцы были на виду у Утэ и затем обстреливали Бикгофен; к вечеру несколько крейсеров входили в Финский залив и доходили до меридиана Гангэ; 7/20 и 8/21 посты Рижского залива доносили, что ночью видели прожектора у Вердера, Аренсбурга и Руно. 8/21 севернее Такхона взорвалось два голландских парохода: этим обнаружилось поставленное неприятелем в ночь на 5/18 в устье Финского залива заграждение; 9/22 их крейсера были у Бакгофена и Стейпорта. С 10/23 стоял густой туман и неприятеля видно не было, но к вечеру 11/24 обнаружилось усиленное неприятельское радиотелеграфирование. Немцы рыскали вблизи, но для нас оставались неуловимыми, несмотря на то что мы за все эти недели почти не имели якорных дней»35.