Белая перчатка - Майн Рид

Им недолго было идти одной дорогой. На расстоянии примерно полусотни шагов от хижины тропинка разветвлялась: одна, более утоптанная, вела к бэлстродскому парку; другая, по которой, по-видимому, редко кто ходил, заворачивала к дому Уилла Уэлфорда.

Дочь Дика Дэнси пошла по первой — вернее, не пошла, а побежала, потому что она через минуту уже скрылась из глаз.

Бывший грабитель, проводив ее взглядом, свернул на другую тропинку. Но, не доходя до хижины Уэлфорда, он остановился около высокого падуба, росшего у самой тропинки. Пошарив в кармане, он вынул складной нож и принялся срезать одну из самых толстых его веток; когда ему наконец удалось отделить ветку от ствола, он стал обстругивать ее ножом, пока она не превратилась в хорошую, крепкую дубинку. По бормотанью Грегори нетрудно было узнать, для чего предназначалась эта дубинка.

— Я его убивать не стану, — бормотал он, срезая ножом самый большой сучок, — хоть он и заслуживает этого, а может, еще кое-чего и похуже. Но я ему так всыплю, что он у меня потом носа из дому не высунет и не посмеет никому пакостить, пока я здесь по соседству! Его гнусную рожу нечего бояться испортить. Я его так разукрашу, что его собственная мать, если она у него есть, и та не узнает! В другой раз не пойдет шпионить или помогать кому в этом деле — будет помнить Грегори Гарта!.. Славная дубинка! — одобрительно промолвил он, с удовлетворением разглядывая обструганный гладкий сук. — Вот если бы на нем сучки остались, так я, пожалуй, не поручился бы за череп мастера Уилла, какой он у него ни есть крепкий!.. Ну, вот и готово, можно двигаться. Ага! Вот его грязный хлев! Надеюсь, свинья тут!

Подойдя к крыльцу, он остановился и прислушался.

— Прекрасно! — вскричал он. — Скотина здесь! Ишь как хрюкает! Черт побери, вот это храп! В этом Вепсейском лесу здорово спят! Ну вот, я его сейчас разбужу, он у меня не обрадуется!

И он решительно шагнул в хижину, но тут же остановился, глядя на распростертое тело спящего лесника.

Уэлфорд лежал на низкой дощатой кровати, растянувшись на спине, раскинув руки и ноги, мертвецки пьяный. Рядом с ним на полу, на расстоянии вытянутой руки, стояла глиняная фляга. Грегори не без любопытства заглянул в нее и обнаружил, что она пуста.

— Украл в подвале Каменной Балки, — заметил он, потянув носом и разглядывая флягу со всех сторон. — По запаху слышу — джин! Готов присягнуть, что это из той самой партии вин, что хранятся в подвале мастера Генри в таких же флягах! Мы ему сейчас за это покажем!

И Гарт замахнулся своей дубинкой, но вдруг, словно спохватившись, медленно опустил руку.

— Нет! — вскричал он. — Я сперва растолкаю его да выложу все, что я о нем думаю. Если у него есть еще какие-нибудь человеческие чувства, я его пристыжу. Сделаю ему сперва духовное поучение, как говорит приходской священник из Челфонта. Эй ты, проснись! — закричал он, толкая спящего концом своей дубинки. — Поднимайся, скотина! Уж солнце на полдень идет. Вставай, говорят тебе!

Он толкнул его еще раз, посильней, но пьяный лесник продолжал храпеть, и только невнятное мычанье показывало, что он все же почувствовал этот пинок.

— Вставай! — кричал Гарт, снова и снова тыкая его дубинкой. — Вставай, гад, коли не хочешь, чтобы я тебя спящего измолотил!

В ответ по-прежнему раздавалось сонное мычанье и оханье и возобновлялся могучий храп.

— Коли бы не его храп, можно было бы подумать, что он Богу душу отдал, промолвил Гарт, отчаявшись растолкать спящего. — Не мертвый, а все равно как замертво слег! Что толку и лупить его в таком состоянии! Бесчувственная скотина, как есть! Он даже и не почувствует ничего! Все равно что полено колотить. Вот чертова незадача! Ну что мне теперь с ним делать?

И Гарт стал посреди комнаты, задумчиво оглядываясь по сторонам. Вдруг его внимание привлекла толстая связка веревки, перекинутая через стропила.

— Э, вот это мне, пожалуй, пригодится! — промолвил он, сдергивая веревку со стропил. — Кажется, крепкая — быка можно связать, а уж эту свинью и подавно! И длина подходящая — хватит на четыре узла.

И, выхватив снова свой складной нож, Гарт разрезал веревку на четыре одинаковые части и подошел, посмеиваясь, к спящему леснику. Тот лежал на спине, раскинув руки и ноги, и привязать его к деревянным перекладинам кровати за все четыре конечности не предстояло никакого труда. Покончив с этим делом, Гарт отступил на шаг полюбоваться своей жертвой.

— Ну, чем не красавчик лежит? — промолвил он, ухмыляясь во весь рот. Этакий невинный голубок! Вот и лежи себе, покуда я не вернусь! Не поручусь, что это будет нынче или завтра, но не беспокойся: уж коли я обещал, так приду, можешь не сомневаться! Ну, а пока, Уилл Уэлфорд, желаю вам приятного пробуждения!

И с этими словами, поставив свою дубинку а уголок у двери, Гарт вышел из лачуги и, тщательно закрыв за собой дверь, пустился в обратный путь к хижине, где он оставил отсыпаться пьяного Дэнси.

Глава XLI

ИСКУШЕНИЕ ЧАСОВОГО

Незадолго до полуночи из маленькой дверцы хижины Дика Дэнси вышли трое двое мужчин и одна женщина — и направились по тропинке, ведущей к Бэлстродской усадьбе.

Женщина была с головой закутана в красный плащ с капюшоном, и только по ее легкой походке и статной фигуре можно было догадаться, что это Бет Дэнси. Спутниками ее были отец и Грегори Гарт.

Так как по узкой тропинке нельзя было идти рядом, они шли гуськом в полном молчании; впереди всех Грегори Гарт, за ним — Дэнси, а позади — Бет.

Вепсейский лес отделялся от усадьбы широкой полосой пастбища, поросшего кое-где кустами дрока и вереска. Тропинка вилась между кустами, поднимаясь по склону холма до самой ограды парка, к перелазу. За оградой начиналась чаща деревьев — дубы, вязы, каштаны, — тропинка к дому шла через эту рощу.

Пройдя через лес, можно было увидеть юго-западную часть дома и заднюю стену двора; сад с плодовыми деревьями и цветником, обнесенный зеленой изгородью, выходил в эту же сторону, но он был расположен ниже, и из-за высокой стены рва его отсюда не было видно.

Войдя в чащу, трое путников сошли с тропинки и направились к дому в обход. Они подошли к нему с задней стороны и остановились в нескольких шагах от вала под купой деревьев, окружавших открытую лужайку.

Ночь была темным-темна, и, так же как и накануне, в небе,