Фантастика, 1983 год - Сборник

Продолжая думать о ней, я разделся и лег. Затем протянул руку к вазе и вынул из нее цветок. Капли воды, стекая по стеблю, защекотали подбородок, грудь, заскользили по шее.

Я закрыл глаза и ощутил себя усталым и счастливым. Казалось, этот удивительный мир, проникнув в мое сердце, вычерпал из него всю тоску и одиночество, собранные в разных закоулках вселенной за долгие годы скитаний, и вылепил из несбывшегося этот день и эту ночь.

Я лежал не двигаясь в темноте, и сон не шел ко мне, не желал пустить в лабиринт своих владений. Мои мысли вновь вернулись к девушке на лугу. К ее расслабленной руке, зацепившейся тонкими пальцами за вырез платья и приоткрывающей нежную округлость груди, к ее живой красоте, запечатленной в застывшей бронзе.

Всего три удара сердца отделили мысль от случившегося: скрипнула негромко ступенька внизу, прозвучали легкие шаги по лестнице… и в проеме распахнувшейся двери появилась Она.

Тихо. Только луна дрожала бледными пятнами на вершинах ее грудей…

Она сохранила все солнечное тепло, которое вобрала в себя днем, и теперь отдавала его мне. Она была пламенем костра, у которого я грелся и которому поклонялся, как древний охотник. Я подумал - вит истинное огнепоклонничество!

Она была ведьмой, и время повиновалось ей, то растягиваясь долгими ласковыми часами, то сжимаясь в тугой комок, бьющийся в горле, в бешеную скачку диких коней, стремящихся разорвать меня изнутри острыми зубами, разметать черными копытами - неуловимо менялась каждый миг, становясь то холодно-спокойной, то трепетной и сумасшедшей, то пода.тливой, то твердой, как бронза. Она была женщиной, которая любит.

Утром меня разбудили странные нежные звуки. Осторожно, чтобы не потревожить мою ночную гостью, я поднялся, подошел к окну… и замер, пораженный. Поселка больше не было.

В легкой утренней дымке передо мной раскинулся прекрасный город. Невысокие здания, словно вырезанные из хрупкого золотистого камня, скрывались среди чуть тронутой осенью зелени, белесый туман висел, затаившись в тенистых улицах, размывая очертания домов и деревьев, а разноцветные остроконечные крыши с широкими и волнистыми, как оборки, краями были залиты ярким солнцем. И на каждой, сверкая множеством граней, нежно и певуче звенели под порывами ветра большие хрустальные шары.

Я взял Ее за руку. Ее, чье имя - Та, которую я люблю, - и мы пошли по улицам старинного города, в котором никто не жил уже добрую сотню лет, где мостовая была покрыта тонким слоем песка и между плитами пряталась яркая зелень.

Мы заходили в дома, нас окружали чужие вещи, безмолвные и преданные навеки, залитые синим светом, струившимся сквозь цветные стекла овальных окон. Причудливый орнамент покрывал золотистые стены. Живой волной скользили голубые яркие линии, затем в их бег ненавязчиво вплетались сиреневые эллипсы, кольца, желтые треугольники и зеленые квадраты. Рисунок сужался, темнел, становился пронзительным, ярким и неожиданно разбегался замысловатым узором беспомощных розово-фиолетовых овалов. И постепенно, то накатываясь, то исчезая, в голове начинала звучать тихая и чистая мелодия, послушная изгибам линий, гамме цветов. Каждый дом пел свою песню, мурлыкал, наигрывал, сообщая о сегодняшнем настроении своих хозяев. Сегодняшнем… но какого дня? Какого столетия? Какой вечности?…

Порывами налетал ветер, и тогда по мостовой, словно акробаты, кувыркались послушные бурые листья. Ветер носился по улицам, поднимал пыль и, бросая ее пригоршнями,в хрустальные шары на крышах, тут же затихал, чтобы послушать их призрачное звучание. И вновь срывался и мчал, посвистывая и гудя в узких переулках, замолкал, выносясь на берег древнего канала, и, перепрыгнув его, петлял между изгрызанных временем рыжих холмов.

Иногда ему надоедала эта извечная игра, и он начинал путать Ее волосы, бросая лукаво их мне в лицо, и, обидевшись на наше к нему равнодушие, затаивался и дышал из древних стен и плит неуловимо-изменчивым и временами как будто знакомым запахом молчаливой тайны.

Пришел и прошел день.

В “деревенской гостинице”, приготовленный заботливой рукой, нас ждал ужин. Звучала музыка. Три неизвестных инструмента, взволнованно перекликаясь, сплетая голоса, кружа, тоскуя, пели о несбыточном - о любви, о вечности, о тоске, которая летит по вселенной, призывая - где ты любовь, где ты?…

Ее тонкие пальцы лежали у ножки бокала, еле заметно подрагивали, мягкий свет переливался в перламутре ногтей. И все вместе: музыка, белизна затканной гладью скатерти, бледное золото шампанского в бокале и Ее рассеянная красота поднимали во мне уверенность в чудесности нашего будущего и обязательном немыслимом счастье.

Утром, когда я проснулся, то долго не открывал глаза, чтобы еще хоть немного продлить ощущения ночи. Мои мысли бродили где-то в закоулках воспоминаний, они были огромны, и я растворялся в них так окончательно, что долго не мог вернуться.

Открыв наконец глаза, я увидел - на столе в треугольнике солнца, прорывающемся сквозь кружево ставня, сидела бабочка.

Она возвратила меня к реальности и делам. Подойдя к окну, я вздохнул полной грудью - воздух был теплый и сухой.

“Уже позднее утро”, - подумал я, ни на секунду не удивившись, почему я один, лишь легкая грусть - воспоминание неповторимого и прекрасного - наполняла мою грудь всю обратную дорогу. И еще жаль было цветок, вечером он был в вазе, но теперь исчез, и мне нигде не удалось отыскать его.

Идя через бескрайний зеленый луг назад к кораблю, я волновался: как в этом однообразном зеленом море найду одноединственное нужное мне место? Но что-то подсказывало мне - найду. Я знал это не разумом, а чем-то иным, внутри себя, и не задумывался над тем, как разделить все происшедшее на правду и сон. Словно в колдовском танце они слились в одно: бесконечно неправдоподобную и в то же время реальную грезу.

Разум мой не верил, но сердце знало. И им обоим было необходимо, чтобы эта правда или ложь (пусть ложь!) повторилась еще раз. Необходимо! И что-то твердило, убеждая - повторится.

Теперь мне было понятно, что сталось со многими, кто канул в бездне пространства. Одинокие планеты завлекли и соблазнили их, воплотив их мечты и мысли, превратили красивую бронзу в живое счастье…

Как прежде она стояла нагретая солнцем и смотрела кудато, чуть раздвинув в улыбке губы. Почти как прежде. Потому что пальцы ее сжимали уже не один, а два цветка!

Я подошел и поцеловал ее в губы.

Нет, мне не показалось, что они ответили, но я знал, что ответят, знал, что вот наконец и я, словно почтовый голубь, куда бы ни залетел, всегда найду дорогу домой, на эту планету, которую после всего случившегося назвал Удивлением. Буду летать, но всегда возвращаться, потому что теперь есть куда, потому что я открыл наконец свой мир, тот, хотя и иллюзорный, но мир подлинных чувств, тот животворный родник, где я обретал сам себя, чтобы жить и быть сильнее в реальном мире.