Экипаж Меконга - Е Войскунский

А через день рано утром заявился здоровенный щекастый малый - уже не в первый раз приходил он со всякими поручениями - и принес пакетик с лекарством для Бенедиктова. Хриплым басом сказал, что должен отдать лекарство больному лично. Анатолий Петрович спал Рита отказалась будить его.

Закрыв дверь за несимпатичным посетителем, она развернула пакетик. Там оказалась коробочка с ампулами для подкожного вспрыскивания. Лекарство, которое выдают только по рецепту с печатью...

Рита поняла - и ахнула. Долго сидела в оцепенении у постели мужа. Не плакала, а внутренне сжалась как-то.

Проснулся Анатолий Петрович. Она молча протянула ему коробочку. Он нахмурился, засопел...

Был неприятный разговор.

- Да, да, я понимаю, - говорила она, стискивая руки, и руки были холодные как лед. - Ты хотел увеличить работоспособность и постепенно втянулся в это ужасное дело. Я не понимала раньше, почему у тебя...

- Уйди, - устало сказал он.

Она умоляла:

- Толя, не надо больше! Ты не будешь тайком вспрыскивать себе наркотики, ведь и нарыв у тебя от этого, от грязной иглы... Ты больше не будешь, правда? Ты отвыкнешь, и нам опять будет хорошо...

- Довольно! - крикнул Бенедиктов.

- Я требую, наконец! - сказала она решительно. - Слышишь? Я возьму тебя в руки, если у тебя самого не хватает воли. А про этого толстомордого я сообщу в милицию, так и знай!

Бенедиктов стал подниматься с постели. Рита кинулась к нему, он оттолкнул ее. Молча оделся, молча пошел к двери - страшный, лохматый, неприкаянный. Дверь хлопнула так, что посыпалась штукатурка.

Рита долго стояла, прижав ладони к щекам. Не плакала, нет. Но что-то в ней надломилось.

Анатолий Петрович не вернулся. А через день пришел Вова с запиской за его вещами. Рита подняла с рычага телефонную трубку.

- В милицию? - усмехнулся Вова. - Не советую, Маргарита Павловна. Я "лекарство" не для себя - для него доставал, по его сильным просьбам. Неприятность ему сделаете.

Он был прав. Рита молча сложила в чемодан вещи мужа. Вова забрал из кабинета кое-какие приборы. Уходя, буркнул, что Анатолий Петрович живет теперь у Опрятина.

Она попробовала увидеться с мужем, звонила в институт - безуспешно. Бенедиктов не подходил к телефону.

Когда Бенедиктов сказал Опрятину, что ушел из дому, Николай Илларионович поморщился: беспокойного человека послала ему судьба в напарники.

- Что же с вами делать, - сказал он. - Живите пока у меня, места хватит. Ради ее величества науки я готов мириться даже с вашим скверным характером.

- Жить у вас? - Бенедиктов намеревался поселиться в гостинице, но теперь он подумал, что в самом деле у Опрятина будет удобнее. В гостинице не очень-то расположишься с приборами... - Хорошо, - ответил он хмуро. Пошлите Бугрова за моими вещами.

И Бенедиктов поселился во второй комнате холостяцкой квартиры Опрятина. В комнате были ковры, кресла, в углах стояли две горки с фарфоровыми статуэтками.

- Коллекционируете? - усмехнулся Бенедиктов.

- Моя слабость, - коротко ответил Опрятин. - Как ваш нарыв?

- Лучше.

- Очень рад.

Они сидели в креслах за низеньким столиком.

- Вы что же, насовсем ушли из дому? - спросил Опрятин, наливая в рюмки коньяк.

Бенедиктов не ответил. Молча выпил, отвернулся.

- Анатолий Петрович, - мягко сказал Опрятин, - нам нужно форсировать работу на острове.

- Меня подгонять не нужно.

- Знаю. И тем не менее - придется ускорить темпы. Мне стали известно, что Привалов и его оруженосцы ведут работу в том же направлении, что и мы. Они собрали какую-то установку и получили обнадеживающие результаты.

- Откуда вы знаете?

- Неважно. Допустим, от Бугрова. Могу добавить, что они связались через Багбанлы с Академией наук. Консультируются с московскими учеными. Вас это радует?

Бенедиктов не ответил.

- Надеюсь, - продолжал Опрятин, - вам не понравится, когда не ваша, а чужая грудь первой коснется ленточки финиша?

Нет, Бенедиктову совсем не улыбалась такая перспектива. Столько мучений, столько жертв - и ради чего? Чтобы уступить первенство? Чтобы очутиться в жалкой роли того чудака, который не так давно своим умом дошел до дифференциального исчисления?..

- Завтра еду на остров. - Он пристукнул ладонью по столу. - Буду форсировать. Но учтите: если мы соберем установку, а ножа к этому времени не достанем, мы сядем на мель.

- Нож будет, - спокойно сказал Опрятин. - И не только нож, но и кое-что другое. Может быть, более важное. В январе я еду в Москву. И Бугрова возьму с собой.

- А кто будет возить меня на остров?

- Любой институтский моторист. В лабораторию, разумеется, его не пускайте. О деталях поговорим перед отъездом.

Одна в пустой квартире...

Днем еще ничего: школа, уроки, разговоры в учительской - все это отвлекает. Но по вечерам Рита не находит себе места. Сядет с книгой в любимой позе, в уголке дивана, - книга падает из рук. Ничто не мило. Позвонить к кому-нибудь, пойти в гости? Нет. Не хочется.

Брошенная жена...

В телефонной книге разыскала номер Опрятина. Достаточно пять раз покрутить диск - и услышать его голос... Сказать ему: "Толя, приходи, прости, не могу одна..."

Нет. За что просить прощения? Ни в чем она не провинилась. Он пусть просит.

Но грызет и грызет одна мысль: не доглядела, не остановила вовремя, значит - виновата...

Подруга прислала письмо из Москвы, зовет к себе на каникулы. "Проветришься, но театрам походишь..." Может, в самом деле поехать в Москву?.. А вдруг он вернется? Нет, нельзя уезжать.

Рита вздрагивает от неожиданного звонка. Бежит открывать. Сумасшедше колотится сердце.

Входит Опрятин. Вежливо здоровается, улыбается. Она молча стоит у двери, губы ее дрожат.

Наконец она берет себя в руки, приглашает гостя в комнату.

- Не хотите ли чаю? - спрашивает холодно. Он не должен видеть ее смятения...

Спасибо, чаю ему не хочется. Они пили с Анатолием Петровичем. Да, он здоров, нарыв почти затянулся.

- ...Он у меня под неослабным контролем. Я советовался с опытным врачом. Конечно, нелегко, но он отвыкнет. Уверяю вас, Маргарита Павловна, он понемногу снижает дозы. Конечно, эта привычка требует длительного лечения, но я уверен, что с течением времени он войдет в норму и вернется к вам. Пока вам не следует искать встреч с ним.

Она молчит. Ни на единую секунду этот человек не должен подумать, что ей хочется плакать.

Что он там еще говорит?

- ...Быть может, скоро мы с Анатолием Петровичем заявим о крупном открытии. Это произошло бы еще скорее, если б у нас в руках был известный вам нож. - Он пристально смотрит на нее умными холодными глазами.

Она молчит.

- Маргарита Павловна, - продолжает он. - Это в ваших же интересах. Отдайте нам нож.