Бенджамин Дизраэли, или История одной невероятной карьеры - Владимир Трухановский

Интересен в этой связи сюжет «Дизраэли — Меттерних». Письма Дизраэли свидетельствуют, что он более почтительно, даже подобострастно относился к Меттерниху, чем к Луи-Филиппу. Биографы Дизраэли Монипенни и Бакль справедливо объясняют это, казалось бы, странное поведение гордого английского политика: «В действительности это было вполне естественным, что человек, который домогается быть лидером консервативной партии в Англии, чувствует влечение к живому воплощению дела консерватизма на континенте Европы». Знаменательно и многозначительно замечание авторов, что «влечение, кажется, было вполне взаимным». Между английским консерватором и австро-венгерским архиреакционером происходил частый обмен письмами, между ними возникло полное взаимопонимание, несмотря на различие в положении и возрасте. Оба увлекались теоретизированием в области политики, Дизраэли это называл философскими упражнениями на тему политики. Они пришли к общему согласию в том, что нужно бороться против революционной волны, захлестнувшей Европу. Оба политика обсуждали политику Пальмерстона, состоявшую в постоянном вмешательстве в интересах «либерализма» в дела континентальных правительств и их народов. Здесь ясно сквозило недопонимание действий Пальмерстона, направленных объективно к укреплению реакционных тенденций на континенте под эгидой Англии. Возможно, Дизраэли и Меттерних и понимали смысл усилий Пальмерстона, но считали их неосторожными. На поведении Дизраэли, вероятно, сказывалось и то, что он находился в оппозиции к существующему либеральному правительству и по тактическим соображениям преувеличивал его «либерализм» во внешней политике.

Внешнеполитическая позиция Дизраэли в 1848 г. ярко демонстрирует отношение правящих кругов страны к революции 1848 года. Она лишь подтверждает вывод, к которому позднее пришли истинные революционеры 1848 г. Герой национально-освободительной борьбы в Венгрии Лайош Кошут, оказавшийся впоследствии в эмиграции в Англии, до конца понял, как в действительности относился Лондон к революционным событиям на материке. А. Герцен писал: «…проживши в Лондоне год-другой… Кошут понял, что Англия — плохая союзница в революции». Интересно и другое суждение Кошута, приводимое Герценом. Кошут утверждал, что царь Николай I, подавив венгерскую революцию 1848 года, руководствуясь своими реакционно-самодержавными устремлениями, причинил серьезный потенциальный ущерб России. Акция царя укрепила монархическую Австрию, и она смогла более сильно вредить России в области европейской дипломатии, чем это было бы, если бы революция в Венгрии победила. Это был стратегический просчет.

Внешняя политика Англии в середине XIX в. преследовала совершенно определенные цели. Интересы крупной землевладельческой, буржуазной Англии требовали защиты ее положения и социальных установлений от революционных демократических веяний, шедших с континента. Отсюда борьба против американской революции, Великой Французской и других европейских революций.

По мере роста экономической мощи Англии правящие круги и Бенджамина Дизраэли как их представителя уже не устраивало положение страны как первой державы Европы. Они хотели большего и в общем плане формулировали свои желания. Особенно активизировалась разработка и пропаганда этих замыслов в середине столетия. Всемирная выставка убедительно продемонстрировала это.

В 1851 г. Дизраэли опубликовал книгу «Лорд Джордж Бентинк: политическая биография». Это был не роман, а скорее историческое и политическое жизнеописание деятеля, которому Дизраэли многим обязан, своеобразное публичное выражение признательности. В книге содержится емкая мысль — претензия, выраженная так: «Очень желательно, чтобы народ Англии пришел к определенному заключению относительно условий, на которых правительство Европы или управление Европой могло бы осуществляться». Ссылка на английский народ — это механическая, возможно, даже не осознанная автором демагогия. В действительности, конечно, имелись в виду власть имущие британцы. Итак, управление Европой — это прерогатива или даже дело Великобритании. Ни много ни мало, обосновывая эту мысль в речах, Дизраэли говорил: «Я убежден, что в решении крупнейших проблем Европы присутствие Англии является самой лучшей гарантией мира». И Дизраэли был далеко не одинок.

Известный поэт А. Теннисон в стихах проводил мысль о том, что энергия пара и машины приведут к окончанию войн, к миру и человечество будет управляться «парламентом людей, всемирной Федерацией». Кто же будет заправлять делами такой Федерации? Нет сомнений, что это должна быть страна, у которой больше всего «энергии пара и машин». Принц-консорт Альберт, супруг королевы Виктории, выступая в резиденции лорд-мэра Лондона за несколько недель до открытия Всемирной выставки, утверждал, что выставка — это «символ грядущего единства человечества». «Мы живем, — продолжал представитель короны, — в период самых чудесных преобразований, которые имеют тенденцию привести к достижению великой цели, на которую указывает вся история, — осуществлению единства человечества». В день открытия выставки самая солидная английская газета «Таймс» писала: «Впервые с момента создания мира все народы собрались со всех частей света и совершили совместный акт».

Суммируя эти планы и владевшие Лондоном настроения, английский историк Томсон писал: «Таково было бодрое, оптимистическое и в известной степени высокомерное настроение 1851 года». Высокомерие — это даже мягко сказано. Но для нас важно, что это настроение господствовало в Англии на протяжении последующих двух десятилетий. Оно пронизывало собой и литературу, и историю, и искусство, и философию, и политику на протяжении всего этого немалого исторического срока, да и в значительной степени по его истечении. Естественно, что внешняя политика страны настойчиво и последовательно стремилась к реализации этого «настроения» в международных отношениях. И только после 1870 г. в Лондоне начали медленно и неохотно приходить к выводу, что настроения 1851 г. следует признать нереальными, что мир изменился и в нем действуют новые силы.

РУСОФОБИЯ В АНГЛИИ

Английская историография единодушна в том, что высшим достижением в государственной деятельности Дизраэли являются его внешнеполитические акции, и именно те, которые связаны с Россией.

В 40-е годы Россия уже вызывала тревогу у Дизраэли, и не у него одного. Вопреки всем сложностям внутреннего развития (самодержавный строй, крепостное право) и козням внешних врагов Россия развивалась, набирала силу, а это означало, что другие страны должны были с нею считаться. Очевидно, старый ее недруг князь Меттерних внушил Дизраэли еще большую настороженность и недоброжелательность к России. После последнего свидания с Меттернихом Дизраэли писал своей приятельнице маркизе Лондондерри, что на континенте «одна Россия развивается и она еще больше разовьется в великой борьбе, которая, вероятно, даже ближе, чем мы можем представить». Это было объяснение укоренившегося в Англии в XIX в. явления, вошедшего в историю под названием русофобии. На фоне этого явления и с учетом его содержания формировалась и проводилась в жизнь внешнеполитическая линия Дизраэли.