При дворе Тишайшего. Авантюристка - Валериан Светлов

При этом она с любопытством, почти забыв свое собственное горе, разглядывала незнакомку…

Странной гостье было не больше восемнадцати-девятнадцати лет. Платье ее было измято и кое-где порвано. Низ юбки был забрызган грязью, и вся она была мокрая.

Марта вновь подбросила в очаг дров, и дрова запылали ярким пламенем. Несмотря на хлопотливый день, на пережитые волнения, на собственное горе, девушка решительно не чувствовала никакой усталости и хлопотала, точно только что встала с постели после крепкого и продолжительного сна.

Страстное чувство к Феликсу, которого она так давно и так горячо любила и который наконец стал ее мужем, поддерживало ее бодрость. Он ушел, он в опасности и даже, может быть, никогда уже не вернется к ней… И вслед за порывом горя, овладевшего ею при этих мыслях, снова радостное, счастливое чувство водворялось в душе, и, таким образом, надежда на счастье и безнадежное чувство отчаяния сменяли друг друга и точно боролись в ней в эту страшную, последнюю ночь Мариенбурга.

Она взглянула на свою гостью.

Девушка под влиянием усталости и теплоты, распространившейся по комнате, уснула тревожным сном.

Какой-то бессвязный бред вырывался из ее запекшихся губ, и она вздрагивала всем телом, съеживалась, как будто ожидая невидимого удара, и широко раскрывала глаза, точно видя перед собой какой-нибудь грозный призрак, и потом вновь смыкала их, погружаясь в глубокую дрему.

— Да… да! — бормотала во сне незнакомка. — Я сделала это, сделала… Я ненавижу его!

Она несколько раз повторяла эти загадочные фразы, и Марта прислушивалась к ним с каким-то суеверным страхом, не будучи в состоянии ничего понять.

Ужин был готов, и Марта подошла к гостье, чтобы разбудить ее. Но ей было жалко нарушать ее тревожный сон. Она остановилась перед незнакомкой в немом восторге.

Никогда еще в жизни она не видела такой красоты и такого милого, доброго лица с выражением ангельской чистоты и непорочности. Бледные щеки пришелицы начинали розоветь и казались настоящими лепестками розы. Белокурые золотистые волосы обрамляли точно драгоценной рамой ее личико с красными, как коралл, губами, с темными бровями и длинными ресницами, точно бросавшими тень на ее щеки. Теперь губы ее были раскрыты, и за ними виднелся ряд молочно-белых зубов. Трагическое выражение лица исчезло, и, напротив, ее полуоткрытый ротик и эти ровные, мелкие зубы придавали что-то трогательно-детское ее личику. Молодая грудь ее, слегка обрисовывавшаяся под складками черного платья, ровно и безмятежно дышала— кошмар, тяготивший незнакомку, видимо, стал проходить, и тревожный сон переходил в спокойный и укрепляющий сон усталого, но здорового телом человека.

Было жаль будить ее, но Марта решилась на это, так как надо было прежде всего позаботиться о восстановлении сил гостьи.

Марта дотронулась до ее плеча…

Незнакомка вздрогнула и вскрикнула:

— Что вам надо? Вы пришли за мною? Ну да, я сделала это… Ах, это вы? Вы меня гоните? О, не гоните! Не гоните меня!..

— Успокойтесь, милая… Я не гоню вас, я приготовила вам ужинать.

— А… — облегченно вздохнула незнакомка. — Благодарю вас.

Она встала и подошла к столу.

Походка ее все еще не была достаточно твердою.

С жадностью принялась она за ужин, и только когда она утолила свой голод, Марта решилась наконец спросить ее:

— Простите мое любопытство… Вы не сказали мне, кто же вы и откуда вы пришли к нам? Не одно любопытство заставляет меня спрашивать вас об этом. Город наш осажден русскими войсками… Кто знает, что может случиться… — вздохнула она и утерла рукою набежавшую слезу. — Как вы могли пробраться через неприятельские войска? Как ваше имя?

Девушка вздрогнула и, по-видимому, обдумывала свой ответ. Марте вдруг сделалось страшно…

Комната освещалась лишь огнем очага; свечка давно уже потухла; выстрелы раздавались все чаще и чаще, все ближе и ближе. Длинная тень незнакомки, освещенная красным блеском огня, перегнулась через стену на потолок и точно качалась там, походя на призрак…

— Говорите же, говорите что-нибудь! — взмолилась Марта.

VIII

— Меня зовут Марьей Даниловной, — тихо, как бы нехотя проговорила незнакомка.

— Вы — русская? — вскрикнула Марта, вскочив со стула. — Вы — дочь наших злейших врагов? И вы осмелились явиться сюда, в осажденный русскими город, и искать убежища у ваших врагов?.. Может быть, вы подосланы ими.

— Не кричите, умоляю вас… и ничего, ничего не бойтесь, — с грустной улыбкой ответила девушка, покачав головой. — Я не русская по происхождению, и русские скорее враги мне, чем друзья… Еще вчера у меня было двадцать дукатов, но солдаты напали на меня и ограбили… Я еле спаслась из их рук… Я долго, долго бежала, и я очень, очень устала…

Марта чувствовала, что эта женщина что-то скрывала и если говорила правду, то, во всяком случае, не всю правду.

Марта не спросила ее ни о чем больше и, встав из-за стола, принялась перетирать посуду и устанавливать ее на полки. Гостья ее тоже молчала, не прибавив к сказанному ни слова.

Теперь прежние муки вновь завладели Мартой.

Она вновь почувствовала странную тоску, гнетущее беспокойство. Изредка, не в силах удержать порывы горя, она останавливалась в беспомощной позе, до боли сжимала руки, и душевное страдание ее становилось тем больше, чем дольше продолжалось безмолвие комнаты…

Окно стало освещаться изнутри красным светом.

Марта в изумлении подошла к нему и вдруг схватила себя в отчаянии за голову.

Да, да, нет никакого сомнения больше!..

Это пожар. Это там, у городской стены, загорелись низенькие деревянные домики; быть может, это там, где теперь дерется на жизнь и смерть ее муж!

Она в безумном ужасе озирается вокруг, точно ища чьей-нибудь помощи, чьего-нибудь участия…

Но в комнате царит прежнее безмолвие. Огонь потух в очаге, и лишь кроваво-красные угли дотлевают на железной решетке. В зале мрачно и темно. Незнакомка опять задремала тут же за столом, и по-прежнему из ее полуоткрытых уст вырываются таинственные, непонятные Марте фразы.

Какой-то безотчетный ужас овладел Мартой при виде того, как разгорается зарево пожара.

Она дико вскрикнула и бросилась к незнакомке, чтобы разбудить ее, чтобы только не оставаться одной в этом удручающем безмолвии, нарушаемом учащающимися выстрелами пушек.

— Проснитесь, проснитесь же!.. — умоляла она свою гостью. — Теперь не время спать. Город горит, неприятельские войска близко… Я чувствую, что происходит что-то ужасное…

На лестнице послышались торопливые шаги.

Пастор Глюк и тетушка Гильдебрандт, разбуженные в своих комнатах безумным криком Марты, торопливо спускались к ней.

Старики остановились в изумлении на последних ступенях лестницы…

— Что это за крик, Марта? — спросил пастор, стараясь сохранить спокойный тон, но сам уже невольно поддаваясь волнению, начинавшему овладевать им.

— Что случилось, моя дорогая? — в свою очередь, проговорила старуха, всматриваясь в полумрак комнаты. — Кто эта девушка?

— Не знаю, не знаю… Это… Марья… Марья… Но не в ней дело, тетушка…

— Что же случилось?

Марта кинулась к ней.

— Матушка! — в каком-то исступлении отчаяния закричала она. — Пойдемте, пойдемте туда…

— Куда, дитя мое?

— Туда, туда, к стенам города! Туда, где твой сын, где бедный Феликс сражается с неприятелем, защищая наше имущество и нашу жизнь…

— Но, дитя мое… — прервал ее пастор.

— Ах, я знаю, я все знаю, что вы скажете. Но разве не все равно где умирать? Минутой раньше, минутой позже… Разве вы не видите? Город горит, и неприятель ворвется сюда очень скоро…

Пастор быстро подошел к окну и заглянул в него.

— Она права! — воскликнул он. — Город горит!

Затем, подойдя к старухе Гильдебрандт, он тихо сказал ей:

— Удержите Марту здесь… А я пойду туда, где, может быть, требуется моя помощь.

Старушка упала на колени и принялась горячо молиться:

— Господи, не оставь нас! Господи, пощади жизнь сына моего, возврати мне его целым и невредимым…

Мария Даниловна сделала движение к двери, намереваясь проскользнуть в нее вслед за пастором, который, вернувшись теперь из своей комнаты в длинном темном плаще, направился к выходу.

Но Марта стремительно подошла к незнакомке и в порыве внезапно овладевшей ею злобы сильно схватила ее за руку и удержала на месте.

Та с изумлением взглянула на нее.

— Вы не выйдете отсюда, — твердо сказала Марта.

— Почему? — спросила та.

— Нет, нет, я не пущу вас. Это вы принесли нам несчастье! Все равно идти некуда… Если русские солдаты — враги вам, вам не уйти от них никуда. Город взят, мы должны погибнуть, и вы погибнете вместе с нами.