Новый Мир ( № 10 2004) - Новый Мир Новый Мир

Между тем само “поколение next” такой способ культурного восприятия действительности находит вполне органичным, поскольку он позволяет ему объемно и целостно воспринимать действительность, и касается это не только мультимедийной культуры, но и классического литературного текста.

Помимо традиционной книги, в которой объем информации жестко ограничен как с материальной, так и с содержательной точки зрения, появились электронные версии тех же или других, вновь созданных, произведений: виртуальные по форме и — благодаря системе гиперссылок — безмерные по содержанию. Теоретически можно представить текст, в котором каждое слово, каждый знак являются гиперссылкой на источник или культурологическую аллюзию, а те, в свою очередь, сами состоят из гиперссылок — и так до бесконечности. (Конечно, традиционная книга — средство подключения к культурной традиции — никуда не исчезнет, как не исчезает ничто, однажды изобретенное человечеством.)

Другим стал и способ работы автора со вспомогательными материалами. Как и прежде, литература имеет дело с мифами — житейскими, историческими, культурными, но объем источников колоссально вырос. Поиск материалов в Сети или базах данных требует ничтожных затрат времени, более-менее корректно составленные ссылки позволят сразу выявить материалы, имеющие непосредственное отношение к теме, а в текстах, где эта тема представлена эпизодически, — выделить нужный фрагмент.

Уступая Библиотеке с точки зрения системности (хотя системность эта обваливается и обесценивается вместе со всей западной рационалистической парадигмой), Сеть располагает колоссальным преимуществом — нерасчлененностью представленного в ней материала. В каком-то смысле она являет собой тотальный (в идеальном смысле) снимок жизни.

Собственно, здесь же скрывается и третье отличие — контекстная среда. Самый посредственный юзер Сети ощущает действительность глобально. В отличие от линейной, практически безальтернативной системы информационного обмена с миром посредством ограниченного круга газет, радио и даже многоканального ТВ, Сеть предоставляет возможность держать руку на пульсе любого события, происходящего в любой точке земного шара.

Новизна здесь не только в оперативности и безбрежности доступа к информации — пользователь Сети имеет возможность “провалиться” в ту новость, которая его заинтересует, в несколько минут пройдя весь путь по ее событийному или ментальному древу.

Upgrade. Благодаря трилогии про Матрицу и последней избирательной кампании российских коммунистов, даже далекие от компьютеров люди знают, вероятно, два слова: Upgrade (модернизация компьютера) и Reload (перезагрузка). Всякий обновленный компьютер нужно перезагрузить. Культура вообще и литература в частности — не исключение.

Коль скоро “разорванное сознание” современного поколения — всего лишь Upgrade старого доброго слепка мира, остается один шаг до простого вывода: с Библиотекой ничего не происходит, то, что мы называем Сетью, и есть, собственно, Библиотека в формах XXI века.

Человечество всего лишь поднялось по лестнице с одного этажа-шестигранника библиотеки Борхеса на другой. Сверху видны предшествующие уровни, снизу — нет, так что у некоторых возникает ощущение потерянности. Закостенев за время сидения в “читалках”, они не находят сил, чтобы разогнуться, поднять голову, а уйти из библиотеки тоже не в силах.

И тогда они становятся служителями мертвого — кладбищенскими сторожами. Кто же будет спорить: у кладбища есть своя, цельная, неотразимая эстетика — симметрия надгробий, тишина, туман, отсутствие дискуссий, а самое главное — отсутствие перемен…

Естественно, если кто-то живой растревожит это Вавилонское кладбище, первая, а может быть, и единственная реакция сторожа — прогнать неуместного пришлеца, а если не получается — закатать в могилу или объявить призраком.

Тем представителям “поколения Библиотеки”, кому не по нутру жизнь на кладбище, нужно осуществить полную культурную перезагрузку: “обнулить” свой культурный опыт и выстраивать свое отношение к литературе и искусству с точки Zero.

Никто не призывает их повторить подвиг халифа Омара, во имя новой Книги (она же — Китаб, она же — Коран) сжегшего всю Библиотеку, которая тогда называлась Александрийской. (Тем более, что эта история, судя по всему, — классический миф, не нашедший подтверждения в истории — в отличие от вполне исторического поджога Александрийской библиотеки культурнейшим римлянином Юлием Цезарем, которого никто, по большому счету, за это не осудил.)

Книги — просим прощения за трюизм — не сгорают, однажды прочитанное навсегда остается в памяти, но чтобы и то, и другое жило, в какие-то моменты приходится сбрасывать с плеч мертвый груз старых предпочтений и суеверий, вырываться из плена переживших свое время связей и коннотаций, смотреть на мир эйдетическим зрением — глазами ребенка, впервые увидевшего мир.

Сегодня именно такой момент.

ПОСЛЕСЛОВИЕ СЕРГЕЯ КОСТЫРКО

ще один манифест. В данном случае — “поколения next”. Предельно огрубляя

мысль авторов, схему их можно представить как противостояние устаревшего “поколения Библиотеки” новому — “поколению Интернета”. Последнее смело шагает в новый мир, тогда как старшее (библиотечное) медлит, не решаясь обнулить свой культурный опыт и начать все заново.

Я не собираюсь здесь разворачивать спор с авторами — с воодушевлением не спорят (манифест как жанр предназначен больше для деклараций, чем для аналитики). Поэтому — только две реплики, дающие возможность (спасибо авторам) уточнить некоторые важные, на мой взгляд, понятия.

1. Авторы исходят из того, что революционизирующей, изменяющей наше мировоззрение ныне становится сама форма подачи информации — спонтанность ее, отсутствие системности (то есть ценностных, культурных и логических иерархий) и недосягаемая прежде полнота. “Самый посредственный юзер Сети ощущает действительность более глобально”, нежели человек Библиотеки, потребляющий информацию “линейно”, утверждают Забалуев и Зензинов. Сказанное “касается не только мультимедийной культуры, но и классического литературного текста. Помимо традиционной книги, в которой объем информации жестко ограничен как с материальной, так и с содержательной точки зрения, появились электронные версии... произведений: виртуальные по форме и — благодаря системе гиперссылок — безмерные по содержанию. Теоретически можно представить текст, в котором каждое слово, каждый знак являются гиперссылкой на источник или культурологическую аллюзию, а те в свою очередь сами состоят из гиперссылок — и так до бесконечности”.

Я помню энтузиазм, с которым лет десять назад писали о перспективах гипертекста. Но уже и тогда восторг неофитов Сети казался преждевременным, а понятие “объемности” при потреблении информации в противовес “линейности” представлялось пусть и эффектным, но лишенным реального содержания. Любой текст — в книге ли, газете или Интернете — мы “потребляем линейно”: слово за словом, предложение за предложением, самостоятельно выстраивая свой текст, который — почему нет? — можно назвать и гипертекстом. То есть вы можете обложиться десятком газет или книг и листать их в любой последовательности. Чем это отличается от перелистывания страниц на экране? Да и, строго говоря, художественный образ гипертекста появился раньше компьютера и Интернета — скажем, у Кортасара в “Модели для сборки” или в поздней прозе Катаева, собрании как бы разножанровых, разнотемных отрывков в одно целое произведение. Однако спонтанность и нерасчлененность в подаче разнородных отрывков и у Кортасара, и у Катаева — только литературный прием, только способ создать у читателя иллюзию случайности и нерасчлененности разнородного и разножанрового текста. Во внутренних сцеплениях этих отрывков нет ничего случайного — передвижение читательского взгляда выстраивалось авторами с предельной тщательностью.

Эти аргументы имело смысл приводить несколько лет назад, когда споры вокруг порожденного Интернетом образа гипертекста как эстетического явления еще казались актуальными. Если мы ограничимся только эстетически значимыми текстами, то тема смысловых приращений снята по причинам необнаружения этих приращений самой практикой нашей работы в Интернете. Интернет постепенно утверждается в нашем сознании как некая культурная инфраструктура, средство информирования, в частности информирования о явлениях культуры. Но отнюдь не как самостоятельное явление культуры — художественной культуры со своим принципиально новым эстетическим содержанием.