Потерянный рай. Стихотворения. Самсон-борец - Джон Мильтон

КОМОС[655]

Представлена в замке Ладлоу в присутствии графа Джона Бриджуотера, тогдашнего наместника Уэльса.

Дух-хранитель, появляющийся затем в одежде пастуха Тирсиса.

Комос и его свита.

Леди.

Старший брат.

Младший брат.

Сабрина, нимфа.

ГЛАВНЫЕ РОЛИ ИСПОЛНЯЛИ:

Лорд Брэкли.

Мистер Томас Эджертон, его брат.

Леди Элис Эджертон.

Чаща леса. Входит или низлетает Дух-хранитель.

У звездного порога тех чертогов,Которые воздвиг себе Юпитер,В эфирных безмятежных сферах яВитаю с сонмом вечно светлых духовНад мрачною и суетной планетой,Зовущейся Землею у людей,Где, как в загоне скот, они теснятся,Тщась жизнь свою никчемную продлить,Лишь к выгоде стремясь и забывая,Что слугам добродетели за гробомВоссесть меж небожителей дано.Но кое-кто из смертных все же ищетНа праведном пути тот ключ златой,Которым двери в вечность отпирают.Не будь таких, сюда б я не спустился:Я не хочу, чтобы дыханьем смраднымМои одежды грешный мир пятнал.Но ближе к делу. Кроме высшей властиНад океанскою соленой хлябью,Юпитер при разделе дал НептунуОмытые морями острова,Которые, подобно ожерелью,Нагую грудь пучины украшают;А тот их роздал божествам подвластнымПускай корону из сапфиров носятДа потрясают крошечным трезубцем.Бог синекудрый за собой оставилЛишь здешний остров, ибо остальныхОн больше и прекрасней несравненно.[656]Та часть его, что на закат глядит,[657]Наместничество доблестного пэра,Чья твердая десница мудро правитВоинственной и древнею страной.Он вызвал отпрысков своих, которыхС младенчества учил искусству власти,Пусть делят с ним теперь ее. Но ехатьДолжны они сквозь этот дикий лес,Чей сумрак трепет в путника вселяет,И послан я Юпитером сюда,Чтоб отвратить от них, годами юных,Опасность, угрожающую им,А в чем она — я вам сейчас открою.Внемлите ж, ибо этого никтоНи во дворцах, ни в хижинах не слышалНи от новейших, ни от древних бардов.Когда морских разбойников этрусскихВ дельфинов превратил тот бог, что первымИз алых гроздий выжал сладкий яд,[658]Направился вдоль берегов тирренских[659]Он к острову волшебницы Цирцеи.Рожденная от Солнца,[660] обладалаОна вином, которого отведавСвиньею становился человек.Юнцом кудрявым в плющевом венкеПленилась нимфа, и у ней от ВакхаРодился сын,[661] обличьем на отца,А сердцем и душой на мать похожий.Был Комосом он назван, и скитаться,Войдя в года, отправился, и долгоБесчинствовал меж кельтов и иберов,[662]Пока не поселился в здешних дебрях,Где мать свою в науке чародействаПод кровом мглы зловещей превзошел.Волшебное питье в хрустальном кубкеОн предлагает путнику, которыйОт взоров Феба изнемог,[663] и еслиУвы, воздержность свойственна немногим!Тот согласится жажду утолить,Его лицо, подобье лика божья,Становится немедля мордой тигра,Медведя, волка, вепря иль козла,Хоть тело остается человечьим.И — что всего ужасней — сам несчастныйНе замечает своего уродства,Но мнит, что он красивее, чем прежде,И с наслажденьем в чувственной грязиВаляется, забыв друзей и ближних.Поэтому, когда пересекаетТот, кто богам угоден, эту чащу,Я, словно метеор, с небес свергаюсь,Чтобы его спасти от западни,Как сделал ныне. Но сперва мне надоСвои одежды из лучей Ириды[664]Сменить на грубый плащ, как будто яСлуга владельца здешних мест, пастух,Чья кроткая свирель смиряет ветер,А песня заглушает шум дубрав:Коль стану с горцем, стерегущим стадо,Я схож обличьем, легче будет мнеПрийти на помощь в нужную минутуТем, кто попал в беду. Но чу! Шаги!Толпа сюда валит. На время скроюсь.

Входит Комос, в одной руке у него волшебный жезл, в другой — кубок. За ним, в сверкающих нарядах, множество чудовищ — мужчин и женщин с головами диких зверей. Их буйная ватага выскакивает из лесу с оглушительным шумом, в руках у них факелы.

Комос

Скликают пастухи стада:Взошла вечерняя звезда.Квадрига огненного ФебаВ Атлантику низверглась с неба,И только сумрак звездных странЛучом последним осиян,И на восток направить сноваСвой бег светило дня готово.Это значит, что для насНаступил веселья час,Время пиршеств, танцев, пенья,Дерзости и наслажденья,Время плесть венки и пить,Время благовонья лить.Дремлют Мудрость и Стыдливость,Впала Сдержанность в сонливость,Старость улеглась в кровать.Некому нас поучать.Закружимся же свободноВ вихре пляски хороводной,Как бессонный хор планетВ смене дней, недель и лет.Встают и рушатся валы морскиеТанцуют моррис месяц и стихии.На отмелях, одетых мглой,Резвится фей и эльфов рой.Цветы себе вплетают в косыРусалки у речного плеса,Где их баюкает волна.Ночь дается не для сна,А для сладких жертв, без мерыПриносимых в честь Венеры.Ей служить и мы начнем.Лишь днем зовется грех грехом:Что незаметно, то безгрешно.Приди ж сюда из тьмы кромешной,Ночных безумств богиня, Котито́,[665]Чье имя не дерзнет назвать никто,Пока, как из драконьей пасти пламя,Мрак из Аида не пополз клубами.Мчись быстрей с Гекатой[666] к нам,Ревностным твоим жрецам,На черной, словно туча, колесницеИ с нами будь, пока творитсяНаш таинственный обрядИ на нас не бросит взглядС высей Индии Аврора,Эта сплетница, которойСолнцу невтерпеж донестьОбо всем, что было здесь.В круг, друзья, тесней сплетитесь,В пляску буйную пуститесь!

Танец.

Прервите танец! Робкие шагиНеподалеку слышу я. УкройтесьВ тени деревьев, чтоб нашим многолюдствомПришельца не спугнуть. Мое искусствоМне позволяет угадать в нем деву,Застигнутую темнотой в лесу.Сегодня я свое пополню стадоИ мать мою Цирцею превзойду.Пора! Я в ход пущу всю силу чар,Наполню воздух звуками заклятий,Иллюзиями жертву ослеплю,Внушу ей мысли ложные… Но вдругПричудливый наряд мой и безлюдьеЕе насторожат? Нет, так не будет.Она не убежит — я слишком ловок.Завесой доводов красноречивыхИ маской показного дружелюбьяС учтивостью свой умысел прикрыв,Вотрусь я к ней, неопытной, в доверьеИ завлеку ее в силки. Как толькоПыль тайных чар я ей в глаза пущу,Простушка запоздалым селяниномМеня сочтет. Но здесь уже она.Укроюсь. Может быть, расскажет дева,Какой нуждой сюда приведена.

Входит леди.

Леди

Шум шел отсюда, коль мне верен слух,Мой проводник единственный. Хоть явноТо были звуки буйного веселья,Которому под флейту иль свирельНевежды-поселяне предаются,Когда, бесчинной пляской славя Пана,[667]Богов благодарят на лад свой грубыйЗа полные амбары и овчарни.Боюсь я ночью встретиться с толпойХмельных гуляк, но кто же, кроме них,Укажет мне, куда сквозь эту чащуЯ робкие стопы должна направить?Увидев, что от долгого путиЯ выбилась из сил, мои два братаУстроили привал меж здешних сосенИ отошли, чтоб, как они сказали,Нарвать мне свежих ягод иль иныхДаров лесной гостеприимной сени.То было в час, когда в одежде серойИ сером клобуке, как пилигрим,Встал вечер позади квадриги Феба.Я жду их и тревожусь все сильней.Что с братьями моими? Вероятно,Зашли они чрезмерно далеко,И у меня украл их мрак-завистник.Нет, ночь-воровка, не с благою цельюВ свой потайной фонарь ты прячешь звезды,Светильники, которые природа,Нетленным маслом вечности заправив,Подвесила на небесах, чтоб путьУказывать скитальцам одиноким…Но вот и место, где, как мнилось мне,Отчетливо был слышен шум веселый.Как! Ни души во мгле? Что это значит?Вновь оживают в памяти моейИстории о мрачных привиденьях,О духах, нам кивающих из тьмы,О голосах незримых, нас зовущихНа берегах и отмелях пустынных.Однако добродетельную душу,Которой провожатым служит Разум,Лишь растревожить, но не устрашитьТакие мысли могут. Да пребудуЯ под охраной Веры ясноокой,Надежды с белоснежными перстамиИ Непорочности. Я вижу ихС собою рядом, как живых, и верю,Что если будет нужно, бог верховный,Для коего и силы зла — всего лишьОрудия небесного возмездья,Благого духа в светлом одеяньеПошлет, чтоб жизнь и честь мою спасти…Но что это? Мне, кажется, леглаНа землю тень серебряная тучки.Да, это тучка, что плывет в ночи,Бросая слабый отблеск на деревья.Едва ли братья мой услышат зов,Но все же вновь его подать рискну я:Они, должно быть, где-то здесь, и мнеНе терпится их поскорей увидеть.

(Поет.)