Наша первая революция. Часть I - Лев Троцкий

В то время как земская оппозиция, собираясь на съезды, в длинных дебатах обсуждает вопрос: предавать или подождать? посылает депутации для политических «интервью» и снова готовится собраться для продолжения вчерашнего, реакционная партия правого порядка берет уроки у революции, пытается создавать боевые политические организации, устраивает клубы, идет в народ.

Еще вчера она спорила о законодательном или законосовещательном характере Думы, об ответственном или безответственном министерстве, сегодня победоносная борьба пролетариата, оставившая либерализм не у дел, заставила все фракции консервативного «порядка» стать выше тонкостей государственного права и сплотиться вокруг лозунга: остановить революцию во что бы то ни стало.

Либерализм ждет – не знает чего. И когда он, наконец, «дождется» и увидит себя близким к власти, окажется, что его кадры – это все те элементы, которые в период величайшего напряжения пролетарской борьбы, в период политической пассивности либерализма, были отобраны и сплочены воинствующей контрреволюцией. Мало того. Старые либеральные вожди окажутся в роли заштатных идеологов, а своих истинных государственных людей – беспощадная ирония истории! – либерализм найдет среди тех людей порядка, которые против него всегда боролись.

«Начало» N 4, 17 (30) ноября 1905 г.

Л. Троцкий. НЕ ПРИВЕТСТВУЙТЕ НАС!

«На днях мы приветствовали, – пишет „Наша Жизнь“, – с полным сочувствием возникновение социал-демократической газеты „Начало“. Сегодня, к сожалению, приветствовать мы его не можем». Только два дня длилось приветственное настроение либеральной газеты. Теперь она полна возмущения против нас, «бросивших клеветой в безукоризненно честного человека, неизгладимыми буквами вписавшего свое имя в историю освободительного движения России».

Это неизгладимое имя – Петр Струве.

Мы назвали г. Струве «агентом г. Витте», мы сказали, что он умел соединять нравственный идеализм с политическими предательствами. Где доказательства? – протестует «Наша Жизнь». Вы хотите нас заставить заглянуть в ваше прошлое и в прошлое ваших друзей? И вы думаете, что вы оказываете этим услугу неизгладимому имени г. Струве?

Вот вам доказательства!

Когда несколько лет тому назад социал-демократический публицист сказал г. Струве, пятившемуся от нас в лагерь буржуазной демократии: «Мавр выполнил свою работу, мавр может уходить», – будущий редактор «Освобождения» ответил: «Вы ошибаетесь, я покажу вам, что мы будем работать в одних рядах!»

И за рубежом он начал эту работу с того, что в первом же N своего «Освобождения» подписался под программой конституционалистов, отказавшихся от всеобщего избирательного права во имя сословно-плутократического представительства земств и дум.

С резкостью перехода, на которую способны только люди, не знающие никаких нравственно-политических обязательств, г. Струве не только порвал с делом рабочего класса, но и отказался от элементарных заветов буржуазной демократии. Мы не знаем, как называется это на вашем языке, – у нас это зовется предательством!

Когда началась русско-японская война, когда земский и думский либерализм, испуганный ничтожной волной шовинизма, старался купить свое право на существование «патриотическими» взятками самодержавию из народных средств, г. Струве испугался за свое мнимое влияние на земщину и выкрикнул: «Да здравствует армия!» – «Армия исполнит свой долг!» Мы не умеем и не хотим иначе назвать это, как политическим предательством!

И наконец – теперь. Черная реакция кует ковы, собирает силы и готовит революции решительный удар. Витте, поднятый стачечной волной на пост временщика, ищет контрреволюционных опор для своего правительства – в мировой бирже, в отечественном капитале и в русской земщине. Демократическая оппозиция бессильна, и из своего бессилия она создает опору правительству безумия и трусости.

Пролетариат, один пролетариат делает сверхчеловеческие усилия, чтобы двинуть дело революции вперед и доставить свободе полное неоспоримое торжество.

Правительство 17 октября знает одну цель, одну заботу: раздавить рабочих. Витте посылает тайные телеграммы земскому съезду, – и Витте стоит за контрреволюционной стачкой капитала. Революция и реакция надвигаются друг на друга, – и оба они топчут бумагу 17 октября ногами.

Каков долг честного демократа в этот трагический момент? Открыто сказать: Отечество в опасности! Оно в опасности – не от революционного пролетариата, стачки которого временно «дезорганизуют» капиталистическое хищничество – оно в опасности от замыслов придворной камарильи, опирающейся на развращенную часть армии, и от земских либералов, которые хотят порядка, но готовят диктатуру кровавой руки!

Задача демократии – беспощадно изолировать это правительство потаенной контрреволюции и предоставить его собственной его участи, т.-е. позорной гибели. Долг честного демократа – призвать все силы страны к поддержке революции, т.-е. пролетариата.

Что же делает г. Струве?

Он поддерживает конституционные фикции 17 октября. Он выступает лидером правого земского крыла. Он выступает не против реакционного комплота капитала и власти; наоборот, он опирается на этот комплот и угрожает им пролетариату. Он ведет переговоры с временщиком, о которых все знают, но в которых он никому не отдает отчета.

Мы спрашиваем: как назвать такую работу? И мы отвечаем: предательством!

«Начало» N 5, 18 ноября 1905 г.

Л. Троцкий. ИЛИ – ИЛИ

Революция в самой категорической форме ставит сегодня перед русскими демократами вопрос: с нею или против нее?

Правда, этот вопрос впервые поставлен не сегодня. В сущности вся история демократии за истекший период революции есть ряд растерянных и неясных для нее самой колебаний между противоположными ответами на вопрос: с революцией или независимо от нее и значит против нее.

В момент прошлогоднего ноябрьского земского съезда либеральная демократия решила, что «спокойное» и вместе «отважное» выступление представителей земли и капитала уже само по себе решает вопрос освобождения, и она рванулась за земцами, решив, что единственное употребление, которое она может из себя сделать – это превратиться в стоголосое эхо требований земской программы. С добровольным упорством она закрывала при этом глаза на то, что ноябрьские тезисы не только принципиально рвали с азиатским деспотизмом, но и хоронили идею демократии.

9 января выдвинуло пред левым флангом либерализма, уставшим от ожидания правительственного ответа на земскую программу, другую, революционную сторону политической проблемы. Под гром ружейных залпов, отражавших первый наивный натиск масс на монархию, революционной молнией сверкнула идея, что проблема свободы есть проблема силы. Царские гвардейцы не только отбросили петербургских рабочих от Зимнего Дворца, они отбросили влево русский либерализм и еще левее либерализма русскую демократию. Она переняла от петербургского пролетариата требование всенародного Учредительного Собрания, как лозунг, который мог связать ее с массой.

Документ 18 февраля, этот дополнительный ответ царизма на январский крестный ход революции, снова выдвинул в глазах демократии земцев, как предопределенных и отныне призванных представителей народа. Революционная перспектива снова затмевается. Путь к свободе снова становится простым и канцелярски-ясным – через комиссию гофмейстера Булыгина. Либеральное «общество» расходует себя на то, чтобы связать демократический лозунг, навязанный либерализму пролетариатом, с земской тактикой канцелярских соглашений.

Но реализация туманных обещаний февральского рескрипта откладывается на неопределенный срок. Демократия оглядывается на собственные ряды и делает попытку их политического сплочения. Она еще в сущности сама не знает – для чего? И именно ее колебания в вопросе: навстречу революции или навстречу реформированному абсолютизму? – подсказывают ей форму профессиональных организаций, которая объединяет все оттенки, нейтрализуя их.

Майская катастрофа у Цусимы и дополняющее ее провозглашение треповской диктатуры, аудиенция земских паломников в Петергофе, как дополнение треповской диктатуры, июньское восстание на Черном море, как ответ революции на Цусиму, и, наконец, 6 августа, как ответ царизма на июньское восстание – вот вехи, определяющие ломаную линию надежд, планов, ожиданий и разочарований либеральной демократии. Надежд и планов – но не действий, потому что ее промежуточное положение между путями правительственной реформы и народной революции осуждало ее на политическую пассивность. Ее политики, ее публицисты, ее официальные вожди, которые возводили ее политическую растерянность в руководящий принцип, искали выхода из затруднительного положения ничем не руководящих вождей в том, что после каждого реформаторского правительственного возвещения провозглашали: главная работа нами совершена, главная позиция нами завоевана. 12 декабря, 18 февраля, 6 августа и, наконец, 17 октября либеральные политики прокламировали совершившийся «государственный переворот» и, вместо того, чтобы видеть революцию впереди, заявляли, что оставили ее позади себя.