Великая окопная война. Позиционная бойня Первой мировой - Алексей Ардашев

Утомленное однообразием сознание отталкивает всякую постороннюю работу, которая грозит выбить его из того состояния неустойчивого равновесия, в котором оно держится. Солдаты как бы забывают в траншеях о своей профессии, редко вспоминают о семье и в большинстве уклоняются от выполнения всяких мелких ручных работ, для которых траншейная жизнь оставляет достаточно времени. Чтобы воспользоваться невольным досугом или имеющимся под руками материалом и дать выход своей творческой энергии в каких-нибудь поделках, нужны уже незаурядная воля или особо благоприятные условия.

Здесь, в траншее, очень мало думают об общих задачах войны и, хотя это может показаться парадоксом, меньше всего думают о враге. Неприятельская траншея, которая посылает смерть, как неприятельская пушка, которая бросает свои губительные снаряды, конечно, стоят перед солдатом всегда, приковывая его внимание. Но здесь дело идет не о Германии, не о планах императора Вильгельма, не о немецком вызове, не об историческом враге, — дело идет о кусках свинца или чугуна, которые несут гибель и от которых нужно спасаться, посылая чугун и свинец по направлению неприятельской траншеи. О неприятеле говорят более живо, когда ждут атаки или когда сами готовятся к ней, но как говорят? — в терминах физического столкновения.

Солдаты с напряжением ждут писем, с тревогой читают их, но после прочтения остаются всегда неудовлетворенными. Письмо пробуждает полузабытые, крепко придавленные воспоминания, мысли и чувства и, порождая тревогу о другом мире, не дает ей разрешения. Но траншея сейчас же заявляет о себе, подчиняет себе, — впечатление письма быстро изглаживается. Напрягая инстинкт самосохранения, траншея настраивает сознание эгоистически. Когда poilu думает о своих, он почти всегда слышит в своей душе припев: «Они там, а я здесь; я бьюсь за них, я защищаю их, я могу быть убитым»…

В конце года войны солдат стали отпускать с фронта на 4 дня в отпуск. Они покидают группами свой сектор и потом растекаются по родным местам. У окон вагона солдаты-крестьяне с жадностью глядят на колосящийся хлеб и толкуют об осенних работах. Траншея позади. Все говорят или думают о семье, предвосхищают чувство встречи, беспокоятся… Многое могло измениться за год… Но в семье, в родном селе или городе пермиссионеры (отпущенные на побывку), несмотря на радость встречи и безопасность, чувствуют себя не по себе. Между ними и домашней средой нет прежнего равновесия. Оборванный психический контакт не восстанавливается сразу. Рождается чувство неудовлетворенности, которое принимает у иных бурные и даже трагические формы. Были случаи, когда пермиссионеры уезжали до срока или стреляли в жену и себя… Четыре дня проходят скоро. В вагоне, на обратном пути, возвращающийся солдат встречает своих товарищей. Бегло делятся впечатлениями с побывки. Но мысль уже захвачена траншеей. Говорят о ней, вспоминают, предвидят. Замкнутая среда снова поглощает их психически, прежде еще, чем они физически погрузились в нее.

Такая атмосфера царила на всем Западном фронте. Например, условия в траншеях при Сомме были ужасающими. Чтобы выйти на поле боя, солдатам приходилось под покровом ночи проходить в обход за линиями укреплений, затем пробираться сетью ходов сообщения и вспомогательных траншей до тех пор, пока они не попадали на передовую. Траншеи на передовой были заболоченными и неудобными. Для того, чтоб насколько возможно защититься от германского обстрела, солдаты между атаками укрывались на дне траншей и окопов. Со дна траншеи они могли видеть только небо и укрепленные мешками с песком стенки. Огневые точки были снабжены площадками и бойницами для ведения огня.

Нейтральная полоса — пространство между германскими укреплениями и передовой линией союзных войск — была заболоченным месивом из обломков зданий, серой грязи и щебня от меловых утесов в окрестностях Соммы, с воронками — отметинами от разорвавшихся снарядов, перетянутым колючей проволокой. Повсюду лежали трупы с лицами, почерневшими под солнцем и дождем. Крысы отъедались на незахороненных телах. Ничто не росло на нейтралке. Немногие уцелевшие деревья были лишь стволами, лишенными артобстрелом ветвей и листьев. Сама земля была разворочена. Эта сухая, задыхающаяся пустошь, изрытая воронками от снарядов, нейтральная полоса, если не считать вражеских солдат, лишена жизни. Почти ничего не растет и не живет там. Природа уничтожена могуществом людей, современное оружие практически уничтожило все живое на Западном фронте.

Атаковать — означало подняться из траншеи и пересечь нейтральную полосу, чтобы достичь германских позиций. Приблизиться к расположению противника мешали проволочные заграждения и немецкие пулеметчики, косившие скопления англичан у прорезанных проходов в колючке. Солдаты использовали любые доступные им укрытия — воронки, затопленные канавы и рвы.

Страшно в этих пейзажах то, что они не были созданы природой, а появились в результате разрушительного воздействия техники. Подобных полей боя просто не существовало до Первой мировой войны. В более ранних войнах армии приходили на поле битвы, сражались и покидали его. Настало время, когда создание нового, более разрушительного оружия (в частности, артиллерии) и новая тактика ведения войны все изменили. Поля сражений Первой мировой войны непрерывно укреплялись и подвергались артобстрелу. Эти пейзажи одинаково противоестественны.

Мертвецы, лежащие в грязных лужах, — это потрясающая человеческое воображение картина траншейной войны на Западном фронте. Когда начались осенние дожди, поле боя на Сомме превратилось в зловонную топь — болото, усеянное разлагающимися трупами людей и животных.

Ужасный голод и жажда напоминают страдания солдат в окопах, когда вода и провиант не могли быть доставлены. Обычно солдаты не имели при себе большого запаса пищи и воды. Доставка снабжения могла быть прервана артобстрелом и часто была невозможной на передовых позициях, таких, как наблюдательные посты на нейтральной полосе. В летнее время жажда была особенно мучительна, поскольку на поле боя зачастую не было питьевой воды.

Клубы пепла и испарений напоминают об использованных в траншейной войне ядовитых газах. Британские противогазы были надежны, но неудобны и затрудняли ведение боя. Газ скапливался в низинах — траншеях и окопах, именно там, где люди укрывались от обстрела и бомбардировки. Хотя многие ядовитые газы были смертельны или опасны для здоровья, некоторые их типы были предназначены исключительно для того, чтобы сделать условия невыносимыми для противника.

Траншеи — это эхо фронтовых полей Первой мировой войны, которые смердели химикалиями и смертью. Ужасный запах был пыткой для солдат, сражающихся в окопах. Тягловых животных (лошадей и мулов), убитых вражеским огнем, обычно оставляли гнить просто потому, что не было времени избавиться от них. Тела убитых в бою, особенно если они погибли вблизи вражеских линий, часто не могли быть собраны и захоронены. Многие были разорваны на куски артиллерийскими снарядами, и собрать их тела было невозможно. Смердящая трясина напоминает места боевых действий во Фландрии, где люди буквально тонули в грязи.

Голубиная почта. Переносная голубятня

Эрнст Юнгер в своей книге «В Стальных Грозах» так описывает окопный быт небольшого участка Западного фронта:

«Боевая позиция полукругом огибала деревню, соединяясь с ней рядом траншей. Она была разделена на два участка — Монши-Юг и Монши-Запад. Эти участки, в свою очередь, подразделялись на шесть рот от А до F. Дугообразная форма позиции давала англичанам хорошую возможность фланкировки, и, ловко используя ее, они приносили нам большие потери. В этом им помогало спрятанное сразу же за их линией орудие, стрелявшее мелкой шрапнелью, вылет и попадание которой сливались в один звук. Как молния среди ясного неба вспыхивал вдоль окопа сноп свинцовых пуль, что требовало особой бдительности постового.

Пройдемся теперь по самой позиции, какой она была в то время, чтобы усвоить некоторые ходовые выражения.

Чтобы проникнуть на передовую, для краткости называемую окопом, мы сначала должны ступить на один из многочисленных подходных путей, назначение которых — прикрытие подхода к боевой позиции. Таким образом, эти окопы, протяженностью часто в целые километры, ведут к вражескому стану, но, чтобы их нельзя было обстрелять по всей длине, их прорыли зигзагообразно или слегка искривленно.

После пятнадцатиминутного марша мы прорезаем параллельную первой вторую линию, где продолжается сопротивление, если боевой окоп взят.

Передвижная голубятня на базе автобуса

Сразу видно, что сам боевой окоп отличается от примитивных сооружений, возникавших в начале войны. Это уже не просто окоп; его подошва тянется на глубине в два или три человеческих роста в нетронутом грунте. Защитники, таким образом, ходят по ней, как по основанию шахты; чтобы осмотреть местность и открыть по ней огонь, они должны подняться по ступеням или широким деревянным лестницам к постовому входу, имеющему вид длинного бруствера, который так врыт в землю, что стоящий на нем возвышается над грунтом на высоту своей головы. Каждый стрелок стоит на своем посту в более или менее укрепленной нише, пряча голову за пакет с песком или стальной щит. Собственно обзор осуществляется через крошечные амбразуры, куда просунут ружейный ствол. Большие массы земли, извлеченные из окопа, сложены за линией в виде вала, служащего одновременно тыловым прикрытием; в этот земляной вал встроены возвышающиеся над ним пулеметные площадки. С лобовой стороны окопа землю, наоборот, тщательно расчищают, чтобы освободить пространство для стрельбы.