Наследница - Елена Невейкина

— Где же он останавливается? У вас?

— У меня?! Да что вы! Он отстроил себе новый дом на другом берегу реки, как раз напротив старого. Мы все удивляемся: зачем именно на этом месте? Ведь тот берег низкий, затопить по весне может. А из окон видны развалины. Что за удовольствие на них смотреть? В его владениях есть очень живописные места, а он… Но хозяин — барин, как у нас говорят.

— Да, конечно, — рассеянно ответил пан Александр, а затем продолжил: — Вы меня так заинтриговали своим рассказом, что мне захотелось побывать там, посмотреть на эти два дома — старый и новый. Далеко это отсюда?

— Да нет, недалеко. Если хорошие лошади — за день доберётесь. Но зачем вам ехать туда? Там на дорогах неспокойно, разбойники пошаливают.

— У вас в губернии и вдруг разбойники?! — не удержалась от сарказма Элен. — Но, впрочем, это и вовсе интересно. Давно уже я хочу посмотреть на настоящего разбойника!

— И вы не боитесь? — бурмистр сарказма не заметил, или предпочёл сделать вид, что не заметил. — Ведь, если я не ошибаюсь, у вас всего двое охранников и возница. Этого явно не достаточно для того, чтобы отбиться.

— Всё зависит не от количества людей, а от их умения, — улыбнулся пан Александр. — Мои люди умеют сражаться, да и я могу постоять за себя.

Бурмистр подумал: «Кто их разберёт, этих немцев. Разве угадаешь, что им нужно?». Но вслух ничего не сказал, только неодобрительно покачал головой. После этого он подробно объяснил «немцу» по какой дороге ехать из города, где поворачивать, как найти место, где стоял барский дом. Молодой пан всё внимательно выслушал, но от предложения выделить ему провожатых и дополнительную охрану отказался.

Выехали на следующий день утром. Когда начались земли её отца, Элен с трудом удалось остаться внешне спокойной. Хорошо, что она была одна в карете, и никому ничего не пришлось объяснять. К вечеру доехали почти до усадьбы. В ближайшей деревне Элен попросила ночлега для себя и своих людей. Сначала вид дорогого платья испугал крестьянина, с которым она разговаривала. Но молодой доброжелательный голос и обещанная щедрая плата за постой, часть которой предлагалась в качестве аванса, сделали своё дело: их пустили в дом. Здесь было всё так убого! Мужичок, боясь, как бы богатый гость не передумал и не ушёл ночевать в другую избу, суетился, стараясь, по мере сил, угодить ему.

— От тута, на лавочках ляжьте, а не то — на сеновале можно. Там дух от сена больно хорош, но зябко, поди, вам будет. Я тебе, барин, дам, чем укрыться…

— Не суетись, хозяин, — остановил его молодой человек. — Они лягут на сеновале, — кивнул он на слуг, — а я тут, на лавке.

— От и ладно, и ладно. Токмо ты не обессудь, барин, поесть нету. Сам перебиваюсь, чем могу.

— Да не переживай, есть у нас припасы. И сами поедим, и тебя не обидим. Голодным не останешься.

Из кареты принесли мешки с достаточно простой снедью и отдали в распоряжение хозяину. Из привезённой крупы он быстро сварил кашу, обильно заправил её маслом, добавил обжаренные в печи куски куропатки, ещё днём подстреленной Яном в лесу, и поставил на середину стола в большом чугуне. Сели за стол все вместе, что очень удивило хозяина (слуги за время дороги уже успели привыкнуть к причудам пана, одной из которых был общий стол). После короткой молитвы, во время которой хозяин с облегчением понял, что барин — православный и ему не придётся грешить, обедая в компании иноверцев, приступили к еде. Мужичок сначала стеснялся, прятал руки и боялся рассердить барина, сделав что-нибудь не так. Но тот, заметив это, подал пример, неожиданно для хозяина проявив знание деревенских правил. Он запустил свою ложку в общий котёл и понёс её обратно, подставляя снизу кусок хлеба, чтобы не потерять ни капли драгоценного варева. Это было непривычно для поляков, но они быстро разобрались, что к чему. Зато мужичок посветлел лицом и с радостью присоединился к трапезе. Вскоре все исправно работали ложками, похваливая нехитрое блюдо, прикусывая его кто луком, кто чесночком с огорода — этим хозяин смог оделить гостей в достатке. Запивали всё квасом, тоже привезённым гостями.

После еды слуги стали так явно клевать носами, что Элен тут же отправила их на сеновал, обещая, что никуда из избы не выйдет до самого утра. Самой ей не хотелось спать, возбуждение от осознания того, что она находится так близко от дома, пусть даже его уже и нет, гнало сон прочь. Разомлевший хозяин был не прочь поговорить, что вполне соответствовало желанию самой Элен. Она поинтересовалась у него, все ли так бедно живут, или только ему не повезло в жизни.

— И-и, барин, так-то все бедуют. Еле живы. Домишки у многих вовсе развалились, а починить не могём, потому как матерьяла нету. Купить — денег нет, срубить — не моги! Приедет барин, али евоный приказчик, да засудют.

— За что? За дерево?

— Известно, за дерево. Вона, Митьку Кривого о прошлом годе ажно в Сибирь услали. А ён токмо одно дерево и притащил. Венец в избе нижний сгнил, поменять хотел. Ить не рубил даже, поваленное ветром взял. Не-е, не поверили. И засудили.

— А жаловались вы?

— Да кому жалиться-то?.. От, кабы прежний барин был… Ему и жалиться-то не надо было. Про всё знал. А нонче… — и он махнул рукой, совсем пригорюнившись.

— А что ж нынче? Плохой, что ли, новый барин?

— Плохой? Зачем плохой? Не. Никакой. Нету его. Всё в Питербурхе живёт. А когда прибудет на месячишко, всё по лесам шастает, птицу да зверя бьёт. Ему не до нас. Писали ране-то, сочинял нам тут жалобы-то дьяк один.

— Ну? И чем дело закончилось?

— Да, ничем. Говорю ж, некогда ему. Поохотился, да — в Питербурх. А бумагу-то нашу своему приказчику велит прочесть. Ну, тот прочёл, да и приказал, что, дескать, ежели мы не уймёмся, то и сами туды же, в Сибирь, значит, поедем. И тоже укатил.

Помолчали.

— А хозяйки-то что ж у тебя нет? — перевела разговор Элен. — Или бобылём весь век вздумал сидеть?

— Была у меня хозяюшка. Всем на диво — хороша, домовита. И детишки были. Трое. Только мор у нас приключился в деревне, многие животом маялись. Вот мои все и померли… Один за другим… А я остался, не взял меня Господь, — как-то совсем по-детски развёл руками мужичок.

— И никто не помог?

— Да хто поможет-то? И у других беда в дому. У кого — один, у кого — двое, а у кого и все, как у меня, померли. При старом-то барине того не случилось бы. Он нам, бывало, завсегда лекаря присылал.

— Неужели никто не помогает?

— Не-а, кому мы нужны-то? — голос хозяина как-то изменился. Он что-то явно не договаривал. Но Элен решила не приставать с дальнейшими расспросами. Может, на следующий день что-то выясниться подробнее.