Мотылек - Анри Шарьер

– Нет еще. Я ждал твоего ответа.

– Ну теперь ты его знаешь.

– Спасибо, Бурсе. Не знаю, как тебя и благодарить. Вот, держи пятьсот франков.

Глядя прямо мне в глаза, он ответил:

– Оставь деньги себе. Они еще пригодятся тебе при побеге, когда окажешься на материке. С сегодняшнего дня я прекращаю играть до самого твоего отъезда. А на сигареты и бифштекс я заработаю мелкими поделками.

– Почему ты все-таки не хочешь взять деньги?

– Я бы и за десять тысяч не взялся за это дело. Слишком опасно. А задаром – в этом что-то есть. Ты мне помог, ты единственный, кто за меня заступился. Хоть и боязно, но все равно я буду счастлив помочь тебе обрести свободу.

Я засел за копирование чертежа на листке бумаги, вырванном из тетради. И стыдно было за себя перед простым, прямодушным Бурсе. Ему и в голову не пришло, что мое поведение диктовалось голым расчетом и с самого начала было неискренним. Но чтобы оправдаться перед самим собой и не утратить чувства самоуважения, я стал настойчиво внушать себе, что вынужден так поступать, поскольку надо бежать во что бы то ни стало, даже ценой некрасивых ухищрений, пользуясь не всегда приятными ситуациями. Вечером я поговорил с Нариком и попросил его передать наш разговор свояку. Он ответил, даже не задумываясь:

– Можешь на меня рассчитывать. Я вынесу секции из столярки, но только не очень торопи нас. Надо подождать, когда на остров завезут материал для какого-нибудь большого строительства, вот тогда мы и вывезем все под шумок. Во всяком случае, обещаю, что не упустим ни малейшей возможности.

Прекрасно. Теперь осталось переговорить с Матье Карбоньери, с ним бы я убежал с удовольствием. И он согласился на все сто процентов.

– Матье, нашелся человек, который сделает мне плот. Нашелся еще один, который вынесет плот из столярных мастерских. Подыщи местечко в своем саду, где можно было бы его зарыть.

– Нет, в огороде слишком опасно. Туда по ночам наведываются багры воровать овощи. А если они прошвырнутся по грядкам да увидят, что под ними что-то спрятано? Тогда нам конец. Я лучше поддолблю подпорную стенку, выну из нее большой камень и устрою там нишу. Как только секцию принесут, я вынимаю камень, прячу ее и ставлю камень на место.

– Выходит, секцию надо нести прямо к тебе в огород?

– Нет, слишком рискованно. «Колясочники» ни за что не объяснят, что они делают в моем саду. Хорошо бы разработать четкую схему, в каких местах у огорода «колясочники» могут оставлять секции.

– Правильно.

Казалось, все шло гладко. Дело оставалось за кокосовыми орехами. Я ума не мог приложить, как достать такую уйму орехов, да еще не привлекая к себе никакого внимания.

Меня охватило такое чувство, будто я только-только начинаю жить или, вернее, возвращаюсь к жизни. Что еще осталось сделать? Поговорить с Гальгани и Гранде. Я не могу молчать. Я не имею права молчать, иначе их могут обвинить в соучастии. Лучше всего было бы объявить о моем разрыве с ними и о решении жить отдельно. Но когда я заявил, что готовлюсь к побегу и что мне следует отделиться от них, меня здорово отругали, резко возразив мне:

– Можешь отправляться хоть завтра, хоть сегодня. Мы как-нибудь перекантуемся. А пока оставайся с нами, мы сможем тебя прикрыть.

Прошел месяц с того дня, как план побега начал действовать. Семь секций я уже получил, из них две – большие. Осмотрел подпорную стену, в которой Матье Карбоньери устроил тайник. Он так искусно замаскировал мхом нарушенную кладку, что было совершенно незаметно, когда камень сдвигали. Тайник был прекрасно сработан, но мне казалось, что ниша недостаточно велика, чтобы вместить плот полностью. На какое-то время места все-таки хватит.

Сам же факт подготовки к побегу настолько взбодрил и воодушевил меня, что я воспрянул духом. Я и раньше не жаловался на аппетит, теперь же стал питаться еще лучше. Рыбалка здорово укрепляла меня физически. В довершение всего, я занялся скалолазанием и уделял этому делу не менее двух часов в день. Все внимание я сосредоточил на тренировке ног, руки же крепли сами по себе благодаря рыбалке. Я придумал еще одно прекрасное упражнение для ног: во время рыбалки я заходил в воду глубже обычного, и набегавшие волны разбивались о меня, массируя икры и бедра. Сопротивляясь их напору, каждая мышца напряженно работала. Результат превзошел все ожидания.

Жюльетта, жена коменданта, была по-прежнему мила со мной, но она заметила, что я стал появляться у нее в доме только в присутствии мужа. Об этом она и сказала мне со всей откровенностью и, чтобы вывести меня из неловкого положения, не дать запутаться и завраться в объяснениях, добавила, что в прошлый раз, во время укладки волос, она пошутила. А молодую женщину, выполнявшую тогда роль парикмахера, я встречал часто, возвращаясь с рыбалки. И каждый раз она находила для меня приятное слово: «Как здоровье? Как дела?» В общем, все шло прекрасно. Бурсе не упускал случая, чтобы сделать новую секцию. Прошло уже два с половиной месяца.

Как я и предвидел, потайное место заполнилось до отказа. Вот-вот должны прибыть две самые длинные секции: одна – около двух метров, другая – полтора, и, конечно, они не войдут в тайник.

Я заметил на кладбище свежую могилу. На прошлой неделе умерла жена одного надзирателя. На могиле лежал жалкий увядший букетик цветов. Сторож-каторжник уже старожил в этих местах и действительно стар и почти слеп. Все зовут его Папа. Он постоянно сидит у ограды в тени кокосовой пальмы. Могила с его места не просматривается, невозможно также увидеть, кто к ней подошел. У меня возникла мысль, что было бы неплохо использовать могилу для сборки плота и заполнения его каркаса кокосовыми орехами. Орехов понадобилось не больше тридцати – тридцати четырех, гораздо меньше, чем мы ожидали. У меня их скопилось более пятидесяти по разным местам. Только во дворе у Жюльетты хранилась целая дюжина. Мальчик по дому, вероятно, подумал, что я их берегу до поры до времени, а потом займусь выжимкой масла.

Как раз в это время до меня дошел слух, что муж покойной уехал служить на материк. Стечение обстоятельств как нельзя лучше позволяло убрать часть земли и докопаться до самого гроба.

И вот уже Матье Карбоньери сидит на стене, выполняя роль наблюдателя. На голове у него белый носовой платок, завязанный четырьмя узлами по уголкам. Рядом лежит такой же платок, только красный. Нет никакой опасности – на голове белый платок. Появился кто-то на горизонте, не важно кто, – на голове красный.

Я проделал эту опасную работу за один день и вечер. Яму пришлось расширить в расчете на размеры плота да еще с полутораметровым запасом, чтобы не рыть вглубь и не выгребать землю от самого гроба. Время тянулось медленно, и красный платок на голове Карбоньери появлялся несколько раз. Наконец сегодня утром все было готово. Яма прикрыта матами, сплетенными из пальмовых веток. Получился достаточно прочный настил наподобие пола. Сверху все засыпано землей с бровкой по периметру. Полная имитация могилы, яма почти не заметна. Я весь выдохся и еле держался на ногах.

Прошло три месяца со дня начала подготовки к побегу. Все секции плота, пронумерованные и собранные, вытащены из тайника и лежат теперь на гробе доброй женщины – вечная ей память! Плот укрыт матами, засыпанными сверху землей. В потайном месте, в стене, уже лежат три мешка из-под муки и два метра каната для паруса, бутылка со спичками и дюжина банок сгущенного молока. Пока все.

Бурсе весь в делах, активность его просто поразительна. Можно подумать, бежать собирается он, а не я. Нарик жалеет, что не согласился на побег с самого начала, а то бы плот можно было сделать на троих.

Наступил сезон дождей. Дождь идет почти каждый день, это мне на руку, когда я отправляюсь к тайнику готовить плот к плаванию. Пока остались незакрепленными две доски по бокам каркаса. Постепенно переношу кокосовые орехи все ближе и ближе к саду моего приятеля. Они лежат у меня в открытом загоне для быков, откуда их легче будет забрать, и притом без всякого риска. Друзья не спрашивают, какой стадии готовности я достиг. Иногда, как бы между делом, спросят:

– Лады?

– Нормально.

– Скоро?

– Скорее нельзя – рискованно.

На этом разговор и прекращался. Когда я забирал свои орехи от Жюльетты, пришлось натерпеться страху.

– Папийон, ты собираешься делать кокосовое масло? А почему не у меня на дворе? Вон деревянная колотушка – и коли свои орехи сколько влезет. А я дам тебе большую кастрюлю.

– Я лучше займусь этим в лагере.

– Странно! Там же неудобно. – Подумав с минуту, она сказала: – Знаешь, я что-то не верю, что ты вообще собираешься делать масло. – Меня прошиб холодный пот, а она продолжала: – Во-первых, что ты собираешься делать с этим маслом? Если оно тебе очень нужно, можешь взять у меня оливковое. Бери, сколько тебе надо. Орехи пойдут для другого дела, не так ли?

Я уже обливался холодным потом. Уже ждал: вот-вот с ее языка сорвется слово «побег». Мне стало нечем дышать.