Любовь и доблесть - Петр Катериничев

– Оружие?

– В особняке у Вернера – на выбор. И любые системы связи. Мало будет или что-то не понравится – заказывай сам что хочешь. Спроворим. Хотя ты же знаешь...

– ...грош цена охраннику, что допустил огневой контакт. Ну а если таковой и случится – не сумеет решить вопрос простым оружием.

– Правильно мыслишь. Но в здешних краях – не угадаешь. Так что смотри сам, по обстоятельствам: и базуку за пазухой таскать не нужно, и потакать девице – не потакай: в старом квартале тебе и гаубица не поможет, и шкура немейского льва не спасет.

– Как полное имя девушки?

– Элеонора. Но все зовут ее Элли.

– И все-таки – сорвиголова?

– Вовсе нет. Просто... Она на мир смотрит такими глазами, как мы в три года.

– Инфантильна?

– Да нет же! Как бы тебе объяснить... Ты помнишь что-нибудь из этого возраста?

– Не знаю. Ощущения. Может быть, руки бабушки. Небо. Траву. Кошку.

– Но лужи были – синие-синие, и в них помещалось полнеба – в каждой! И у меня сомнений не возникало, что это не так.

– А может быть, это – так?

Зубров покосился на Данилова:

– По-моему, старик фон Вернер сделал правильный выбор. Остается только его убедить, что именно незаурядность мышления и парадоксальность видения мира помешала тебе стать генералом. И что стрелок ты – от Бога. – Сашка подумал, добавил:

– А может, доктор Вернер и по большому счету прав? В стране, где опекаемый бродит серым сюртуком по серым ковровым дорожкам серых властных бастионов, и охранники нужны серые, без фантазий: ведь и их жизнь, и жизнь патрона расписана даже не на минуты, на годы вперед. В такой ситуации телохранитель заметит любой диссонанс и успеет отреагировать... А здесь?

Бриллиантовый карнавал на базарной площади, битком набитой факирами, змеями, нищими, убийцами по договору и наймитами по вере... Здесь нужно не только суметь отреагировать на невероятное, но – предугадать даже то, что здесь станет невероятным! – Зубров помолчал, спросил:

– Рому хочешь?

– Не теперь. Алкоголь на русскую натуру действует слишком взлетно – командует: «Взлетай!», а куда взлетать – не ясно. Вот люди и добавляют, стремясь эту ясность обрести.

– "Ясность", «косность». Все это словеса. Ром притупляет логику и будит интуицию. Не бойся себе доверять.

Данилов раздумчиво собрал лоб морщинками, спросил серьезно:

– Ты думаешь, стоит?

– Попробовать – никогда не поздно. Да и в случае неудачи ты потеряешь всего лишь...

– ...жизнь.

– Чего опасаться? Ее теряют все. Это лишь дело времени.

Данилов закрыл глаза. Перед его глазами плясали блики ночного костра, летели в стремительной бесконечности близкие звезды, лучащиеся фиолетовым, белым, пурпурным... И еще он видел девушку. Она была гибкой, как тростник, и кожа ее в свете мечущегося пламени отливала охрой и золотом, а волосы сбегали по плечам водопадом... И полураскрытые губы что-то шептали, и глаза сияли восторгом ночи... И ночь длилась бесконечно. Теплые потоки остывающей земли уносили их в лунное сияние, и они поднимались все выше и выше, туда, где царствовали звезды и где не было никого, кроме них... Они вдыхали делавшийся ледяным воздух, их тела кололо тысячами иголочек, а потом вдруг низвергало горячей волной вниз, на прибрежие океана, и купало в струях неземного, волшебного света, и они парили невесомо над волнами, над скалами, над всею землею... А вскоре новый восходящий поток увлекал их вверх, и они снова падали и снова – замирали в сладком изнеможении среди ароматов трав, неведомых ночных цветов и океана, бескрайнего, как жизнь.

Глава 68

Данилов вдохнул глубоко густой, настоянный на травах воздух, сказал тихо, но очень уверенно:

– Времени не существует. Время – лишь то, чем мы его заполняем.

Из густого пролеска выскочила кавалькада машин – фургонов и внедорожников.

Они катились по бушу, вздымая за собой целый смерч охрово-красной пыли. Машины шли наперерез «хаммеру» Зубра. Тот вынужденно припарковался к обочине.

– Знакомых разглядел? – спросил Данилов:

– Жест вежливости, – чуть скрипнув зубами, отозвался Зубр. Пояснил:

– Генерал Даро Джамирро, ведает здешними «серыми» зондеркомандос.

– Кажется, ты его не любишь.

– Сейчас посмотришь мальчика вживе, и твоя ирония, мастер, пропадет.

– Так страшен?

– Скорее – нехорош. Давно схарчил бы он нашего гарвардского президента, кабы не нгоро.

– А разве он не...

– Нет, – не дослушав вопроса, ответил Зубров. – Для нгоро быть и соглядатаем, и палачом – унизительно.

– Как бы им кровью не поперхнуться от такой гордыни.

– Время покажет. Хотя, по-твоему, его и не существует.

На лице Зубра мелькнула гримаска легкого раздражения и уже через секунду сменилась расслабленно-безразличной улыбкой.

Это напряжение Данилов ощутил немедленно, гормоны выбросили в кровь порцию адреналина, голову чуть поволокло и отпустило... День словно засиял новыми красками, трава сделалась изумрудной и золотой, небо – бездонным, ветер – пьянящим. А губы Данилова тоже скривились в гримаску, хотя и похожую на улыбку, но... Наверное, именно так умный хищник по прозванию человек пытается прикинуться травоядным, но ровно настолько, чтобы противник все же учуял в нем хищника и ретировался, не «потеряв лица»: дескать, а мы тут вовсе не по делам, так, прогуливаемся.

Во главе кавалькады пылил такой же, как у Зуброва, «хаммер»; следом – два открытых тяжелых джипа и фургон. На Каждом из джипов были закреплены на турелях по пулемету. Сопровождающие были потны, возбуждены, крикливы. Автомобили еще не подъехали, а здоровенный негр в джипе что-то выкрикивал, скалил зубы и нелепо жестикулировал, показывая остальным на их автомобиль.

– Наргори, – презрительно выговорил Зубр.

– Кто?

– "Ничьи". Наргори не относят себя ни к одной из этнических групп, не чтут ничьих законов, притом трусливы, дерзки и алчны. Сейчас убедишься.

– Застарелая распря? Между мушкетерами и гвардейцами?

– Джамирро до Ришелье как обезьяне до луны.

– Шпаги выдашь, командор?

– Они под пулеметами – без надобности.

– Тогда – не отвалить ли от греха? Из возраста д'Артаньяна я давно вышел.

Да и ты не Атос.

Зубр промолчал.

– Не, я не «страха ради негритянска», а чтобы не усугублять. Как учили еще самураи, искусный воин не тот, кто побеждает в схватке, а тот, кто с ней разминулся.

– Не ерничай. Считай, интуиция притупилась: ром-то был «негро».

– Будем тереть?

– Слегка. По здешним понятиям.

– Сарынь на кичку, атаман? Резвы рученьки разминаем или длинные языченьки чешем?

– По обстоятельствам. Но без пальбы. Наргори столь же наглы и бесцеремонны, сколь и трусливы. И силу понимают.

– Силу понимают все.

– Но не все подчиняются.

– Вопрос философский.

– Будут задираться – отвязываемся без сантиментов.

– Да какие уж сантименты при этаких габаритах! – кивнул Данилов на великана негра.

– Его зовут Конг.

– Так мама назвала?

– У таких не бывает мамы.

Конг тем временем легко перемахнул борт джипа, из динамиков машины настукивала ритмичная музыка, и Конг двигался, притопывая ей в такт, оскалив ослепительно белые зубы. За ним выпрыгнули еще двое, за плечами у них бестолково болтались «Калашниковы».

Дверцы «хаммера» распахнулись. Из задней вышел высокий, длиннорукий и длиннозубый чернокожий, одетый в хаки с закатанными рукавами. Из другой – двое белых: темноволосый, с незапоминающимся приятным лицом и безразличным взглядом светлых глаз и еще один – рыхлый, черноволосый, пухлогубый; сальные волосы патлами спадали на плечи, жирное угреватое лицо, несмотря на возраст – а было ему на взгляд лет двадцать пять, не меньше, – еще не знало бритвы; только на скулах и щеках курчавились редкие жесткие черные волосья.

– А команданте наш с гостями. – Лицо Сашки Зуброва стало совсем нехорошим, улыбка сделалась приторно-змеиной.

– Выставка уродов, – хмыкнул Данилов. Зубр не ответил.

– А это и есть наш Зубр. – Даро Джамирро развел руки, словно показывая гостям: вот ведь какого редкого бугая вырастили на вверенной ферме, а улыбка у генерала секуритаты сделалась столь безмерно широкой, что лошадиные зубы, казалось, заняли не просто всю нижнюю часть лица – большую его часть. – Гроза буша и нянька нгоро. Учит аристократов, как побеждать.

Неприметный белый перекинулся с Зубровым мгновенным взглядом... или Данилову это только померещилось?

– Даро, по-моему, вы славно повеселились, – нейтрально сказал Зубр, но в голосе его пророкотала угроза, едва слышимая, как ропот дальней грозы.

– Ты и не представляешь, Зубр, как повеселились! Столько гнусных повстанцев развелось по отдаленным местам: мода, что ли, такая? Вот мы их и профилактировали... Дело это не господское, муторное, всякую нечисть огнеметами гонять, но вишь ты – гостям понравилось! Сначала собачек пустили. А они дики и голодны. А как крови отведают, человечьей крови... Людишки бесятся, мечутся одержимо, бегут... А тут еще огонь! Представь: хижины и – море огня, со всех сторон, и грохот растяжных «лягушек», нет, они не убивают, лишь калечат, и этих калек настигают взбесившиеся черные псы.,.. А сами черные негритосы – горят, горят и воняют керосином! – Джамирро хохотнул нервно и искренне. – Ты ведь не любишь негритосов, Зубр? И меня не любишь, и моих «воинов леса»? А вот эти двое белозадых – любят! Ох как любят! Один просто любит, другой любит снимать на пленку! Он корреспондент. Шпион, значит! У него шакалья работа: выискивать падаль. Что его ждет? Шакалья смерть. Он станет падалью, ты станешь па-Далью, они станут падалью... Вот правда нашей земли.