Красный тайфун (litres) - Владислав Савин

Вот только мой муж получил свой трехмесячный отпуск – из-за раны, полученной в бою с проклятыми японцами. Мне делается дурно, как я представлю, что какой-то осколок железа мог попасть всего на ладонь в сторону – наверное, господь лишь показал мне ужас возможной утраты и тут же вознаградил нас счастливейшими днями вместе, ведь в земном мире ничего не дается даром? И я «жадно пила мед нашего счастья» – вот зацепились в памяти слова из давних глупых романов, в которых свадьба героев это счастливый конец. А жизнь, как оказалось, тут лишь начинается!

Мне и раньше приходилось ухаживать за детьми, так что Петя (названный так в честь собора, где я и мой рыцарь венчались) и Анечка (в честь моей лучшей подруги и наставницы) не были для меня обузой. Особенно когда я могла при необходимости рассчитывать на помощь Марьи Степановны (компаньонки Анны Лазаревой), а также тети Паши и тети Даши (наших домработниц), и в квартире было множество приспособлений, облегчающих домашний труд (включая такое чудо, как стиральная и посудомоечная машины). Так что мне не приходилось скучать, утонув в болоте быта, – а это сказал уже какой-то русский писатель, я очень много здесь читала, совершенствуя свой русский язык, говорю теперь, как уверяют, без акцента, хотя некоторые выражения остаются для меня не совсем понятны. Вполне приличные, не то что вы подумали – в Италии я была вовсе не «барышней», в Гарибальдийских бригадах народ был самый простой, и крестьяне, и матросы, так что меня трудно было смутить. Но как перевести русское «ничего» или «да нет», могущее иметь самый разный смысл? Итальянский язык в этом отношении определеннее – Анна Лазарева после нашего долгого общения говорит почти как римлянка; впрочем, она еще перед войной в университете училась, немецкий и английский знает отлично, ну а мне достаточно и русского, в дополнение к моему родному.

Мы занимались в свободные часы даже физическими упражнениями – помня, как в Киеве год назад это спасло жизни Анне и мне. Правда, из объяснений моего мужа, натаскивавшего меня еще в Италии, я так и не поняла, «русский бой», «карате», «айкидо» это разные искусства или разделы одного и того же? Когда же мой рыцарь вернулся и посмотрел на наши тренировки, то сказал:

– Мне тоже надо форму восстанавливать. Не возражаете, девчата, если я к вам присоединюсь?

И даже как-то уговорил четвертым, мужа Анны, адмирала! В одной из комнат нашей большой квартиры, оборудованной под спортзал. Заявив нам всем:

– На ринге никому из вас не выступать. Но если, не дай бог, будет, как в Киеве, – а на вас, Анна Петровна, от бандеровцев приговор так и висит ведь! – это даст вам лишний шанс на жизнь. Не убивать голыми руками, меньше надо верить кинобоевикам, а успеть выхватить оружие, да и вообще клювом не щелкать, если что. Ну и вам, девочки, просто для стройности фигуры полезно! Особенно тебе, Галчонок (это он меня отчего-то так называет), вдруг и в самом деле станешь кинозвездой?

Это он намекает на сценарий фильма по нашим военным приключениям – и Рим, и остров Санто-Стефания, и в завершение захват самого главного злодея, которого сейчас в Штутгарте судят! За что мой рыцарь вторую звезду Героя получил[48]. Или как я и Анна на «Мосфильм» ездили, по поручению Пономаренко, и я там чуть в другом фильме не снялась, – но это история отдельная. Вот не могу изображать влюбленность в кого-то, кроме моего рыцаря, а тем более целоваться с кем-то, даже не по-настоящему, а для кино!

В тот вечер был праздник. Адмирал был на награждении у самого Сталина. А вечером мы все были приглашены на торжество в эту честь, в лучший московский ресторан! Я и Анна нарядились, как в том русском фильме, где героиня со сцены про пять минут поет, – а всего лишь под обычное платье для прогулки с юбкой солнце-клеш, еще и нижнюю юбку надеть, накрахмаленную до твердости, чтобы пышность создавала, вот и вечерний туалет! Как назло, погода была ужасная – за нами машину прислали, так мы от подъезда бежали со шляпками в руках и еще плащи держали, пригнувшись, чтобы полы не распахивало и платья дождем не намочить, зонтики в такой ветер были бесполезны. Приехали с прическами, растрепанными до полного безобразия, пришлось нам в дамской комнате волосы в порядок приводить, но все это совершенно нас не расстроило, ведь радость какая, что наши мужчины с войны вернулись, с победой и наградами! В зале играла музыка, было много офицеров в полном параде, я и Анна были самыми красивыми и нарядными из всех присутствующих дам, нас наперебой приглашали на танец, но я была лишь со своим рыцарем, а вот Анна, конечно же с дозволения своего Адмирала, пару раз кружилась в вальсе с кем-то из знакомых. На стол подавали блюдо «шашлык», которым, как мне любезно разъяснили, в Москве славится именно этот ресторан. Нам было очень весело и хорошо. Но я помню, как уже тогда адмирал о чем-то говорил с моим мужем, и оба они имели очень озабоченный вид. А за окном в темноте лил дождь и завывал ветер.

Назавтра с утра приехал Пономаренко. Адмирал скоро уехал к себе на службу, а мы все вчетвером заперлись в кабинете в квартире Лазаревых, оставив детей на попечение Марии Степановны и домработниц. Тогда я и увидела волшебный прибор, извлеченный из сейфа, и как по экрану бегают картинки (я знала уже, что такое телевизор, но это было совершенно не похоже!).

– Советская наука, самая передовая в мире, – сказал Пономаренко, – но, товарищ Смоленцева, до поры никто лишний о наших возможностях знать не должен! Сейчас нам придется форсированно поработать – так, может, сообразите нам чай?

О, мадонна – лишь сейчас я поняла, что такое орден «Рассвета»! Те, кто каким-то образом могут видеть будущее в волшебном зеркале (или с помощью гениального изобретения – какая разница?) и давать советы даже русскому Вождю! Это будущее пока еще не свершилось – и потому, видя что-то плохое, можно его избежать. И в этом нет зла – вопреки тому, что прорицатели и предсказатели помещены Господом в восьмой круг ада – если жизнь это наше испытание, то что плохого в том, если мы будем видеть чуть дальше, уже последствия наших поступков?

А будущее могло быть ужасным! Если эта война превзошла по жестокости все, что знал прежде подлунный мир, то какой должна стать война следующая? Я видела и слышала то, от чего стынет кровь, – как на месте городов остаются выжженные пустоши, как невидимая отрава разносится на сотни и тысячи километров, убивая и калеча даже нерожденных младенцев в чреве матерей, как огромные волны от искусственных взрывов смывают целые страны, как сходятся в битве тысячи плавающих, ныряющих, летающих и ползающих боевых машин невиданной мощи. О, мадонна – я считала Страшный суд делом бесконечно далеким, мне до того и в голову не приходило, что Армагеддон может быть вполне реальным, рукотворным, и таким близким, лет через двадцать, тридцать – мои дети не успеют еще состариться, да и я сама этот ужас увижу!

– Не увидишь, Галчонок! – ответил мне мой рыцарь. – Затем мы и здесь. Будущее не безмятежно – и первая из преград вот эта. Можно сделать так, чтобы это все осталось за гранью реальности – и мы это сумеем!

И мне сразу стало спокойно. Если мой муж говорит так. С которым я готова идти хоть в рай, хоть в ад, сражаться со всеми вылезшими оттуда чертями – не то, что с теми, за океаном, кто ради своего богатства мечтает о следующей войне. Мы сумеем, у нас все получится – разве может быть иначе?

Мадонна, неужели и здесь ты услышала мои молитвы? Что жизнь без преодоления препятствий становится слишком пресной? Я тогда сказала это, совершенно не подумав, что мне откроется такое!

Но если бой начат, и враг показался – надо сражаться и победить. Иначе ведь и жить незачем?

Вашингтон, Белый дом.

2 октября 1945 года

– У Джо есть доступ к машине времени, – сказал Джек Райан, – раньше я считал это весьма вероятным, сейчас же уверен.

Русский Вождь выслушал наше предложение абсолютно равнодушно. А затем сказал то, что никак нельзя было ждать от диктатора с абсолютной властью. Что надо спросить самого Лазарева – и пригласил его в кабинет. И сказал, что как Лазарев решит, так и будет. А Лазарев ответил мне коротким русским ругательством, причем сказано это было тоже спокойно – видно было, что Джо и наш фигурант или заранее все отрепетировали, или предвидели без вариантов. Насколько мне известно, Сталин никогда прежде и ни с кем не играл в такую демократию. Могу оставить процентов десять на то, что даже диктатору иногда хочется пошутить. Но девяносто – за то, что ни он, ни Лазарев не свободны в своих решениях, а обязаны учитывать позицию третьей стороны, которая Лазарева и прислала.

– Набавлять цену до максимума? – спросил президент. – Просто чтобы узнать, на каком уровне русские готовы согласиться.

– Бесполезно. Судя по абсолютному отсутствию реакции на изменение цены, у Джо на кону гораздо большее. То, что он никогда не уступит. И надо было видеть взгляд Лазарева: он смотрел на меня даже без вражды, а как цивилизованный европеец на африканского царька, предлагавшего выкуп в миллион зеркалец и бус. Мне было искренне обидно за Америку, сэр!