Ученик некроманта. Игры Проклятых - Александр Гуров

В первую минуту сражения некроманты не успели понять, откуда пришла опасность – выместили злобу и страх на Сандро. Это было чудно, но мальчик – или уже юноша? – выстоял. Правда, позже его все же пришлось выручать с помощью волкулаки. Был бы Сандро не опытом и не шагом, приближавшим исполнение пророчества, был бы он по-настоящему мертв – из него получился бы отменный некромант. Но тратить время на полулича Арганус не желал, хоть и обучал – изредка, но обучал – мальчишку магии. И уроки не пропали даром…

Об этом Арганус подумает позже, сейчас важно не упустить ни одного советника и превратить в пепел и прах всех, кто пришел на собачьи бои, причем сделать это с максимальными потерями для вампиров – сильный Орден не с руки для того, кто позже будет повелевать в Хельхейме. Арганус бездействовал, наслаждаясь тем, как кровососы, умирая, убивали личей. Никто из слуг и рабов Балор Дота не мог ему навредить, ибо был скован магией Хозяина. Д’Эвизвилу же ничто не мешало сражаться, но зачем это ему? Пока вампиры достаточно сильны и держат верх, его вмешательства не нужно. Руководствуясь этим правилом, владыка Бленхайма восседал, не шевелясь, в своем кресле, словно на троне. И наблюдал – под звон оружия, крики умирающих – за тем, как смерть собирает свою жатву. Это было прекрасно! Вампиры пользовались чаще оружием, чем магией. Черными тенями они со скоростью молний метались от одного некроманта к другому. Скрестив мечи, отбившись от заклинаний Тьмы, враги расходились, но лишь для того, чтобы спустя мгновение вновь схватиться в поединке. Советники Гильдии, уже потерявшие своих слуг и учеников, несмотря на многолетнее обучение оказавшихся недостаточно подготовленными для настоящего сражения, умело отступали, приближаясь друг к другу, чтобы получить если не защиту, то лишиться опасности со спины и с боков, но не сбиваясь в кучу, чтобы не мешать один одному. У Высших была другая тактика. Они, будто гиены, выбирали слабых или тех, что были далеки от союзников и лишены их помощи.

Гелион Манфийский, на глазах потерявший ученика, не успел приблизиться к остальным советникам, но умело отбивался от все новых вампиров, что пытались на него напасть. Гелион был мастером своего дела. В давние времена, когда Хельхейм еще не сковывал «купол» и правил им не Балор Дот, а Трисмегист, когда люди трепетали при одном только упоминании о некромантах, Манфия{19} была сильна и грозна, а именем Гелиона – темного мага, служившего Первейшему – пугали детей. И не только крестьяне, но и короли со своими рыцарями. С тех пор Гелион не стал слабее, не стал он и менее страшен в бою. Арганусу пришлось вмешаться.

Огненные шары, росчерки молний, иглы льда, тени тьмы, клинки хаоса – все заклинания, смешавшись воедино, ударили в Гелиона. Д’Эвизвил был, может, и не самым сильным магом Гильдии, но открыто никто не решился бы выйти с ним на честный – или бесчестный – поединок. Манфийца никто не спрашивал о согласии, ему пришлось защищаться, причем в ответ нападать он не мог. И он защищался. Умело – неумело – так, как получалось: выбирать не приходилось, ибо противников было гораздо больше. Посох Гелиона раскалился до предела от того, сколько магии ему пришлось призывать. Вскоре магическое оружие стало и орудием воина. Под ногами хрустел прах вампиров, которые оказались слишком самоуверенны; перед глазами стояли тени, что в любую минуту могли обратиться в очередного врага, и Арганус, который посылал все новые и новые заклинания, чтобы сломить защиту гильдмастера{20}. И никто не спешил на помощь, и ждать, что поспешит, не приходилось. Гелион рассчитывал лишь на собственные силы, но они его подвели, когда на горизонте появился К’йен. Перворожденный, осознав, что без его вмешательства Орден лишится слишком многих подданных, решил самолично рассчитаться с тем, кто был на голову сильнее других Высших. Был бы у него клинок, который носил его имя, убить первого советника не составило бы труда, но кинжал по непонятным причинам разрушился – так свидетельствовал Клавдий, который не мог врать «отцу рода», и Арганус, которому не было смысла покрывать того, кто его неоднократно предавал. Но и без смертоносного оружия Перворожденный обладал немалыми силами.

К’йен ударил острыми, как когти рыси, ногтями, вложив в удар заклинание разрушения. Гелион, не заметивший возникшего из пустоты вампира, не успел отбить выпад, но ему все же удалось увернуться так, чтобы удар пришелся не в лицо, куда целил Высший, а в плечо. Правда, и это стало для некроманта роковой оплошностью. Удар в один миг оторвал у лича конечность с такой же легкостью, с какой нож разрезает масло. Гелион выпустил посох, пропуская еще один выпад вампира.

– Остановись! – взмолился некромант. – Арганус использует тебя! Тебя и весь твой род!

– А я использую Аргануса. Все учтено, – обрубил К’йен, готовясь решительным ударом прервать жизнь некроманта, но ему помешали.

Клавдий, завидев, что Перворожденный отвлекся от сражения и разводит бесцельные разговоры с добычей, а значит, теряет защищенность, решил действовать.

Клятвы, связавшие его с Арганусом, обеты и заклятия, наложенные на него при перевоплощении, смыла сила, которую малолетний алхимик вложил в свое творение. Впервые за пять столетий Клавдий был свободен, свободен от всего на свете, и лишь одно не давало ему покоя – Перворожденный, который словно точильный червь стачивал род изнутри.

К’йен, что К’йеном уже не являлся, превратил вампиров в марионеток, а Совет в сборище трусов, боящихся сказать лишнее слово. Диктатор должен быть сломлен, а его власть обязана перейти в руки свободного, который подарит равноправную свободу и всем другим.

И бунт, что завязал один, станет ключом к победе для другого. Все было подготовлено. Карлы выковали обманку, копию Смерти Каэля, и К’йен заглотнул наживку, которую подготовил для него Клавдий, а Арганус, ничего не подозревая, засвидетельствовал ложь. Перворожденного погубит тот, кто его воскресил, тот, кому он больше всего доверяет, но сделает это не из жажды власти, как любой другой на его месте, а из желания справедливости.

Лишь один клинок мог уничтожить Перворожденного, и он был зажат в руке Батури. Клавдий слышал голос своего прародителя и видел, как тот навис черным силуэтом над обреченной на гибель жертвой – гильдмастером Хельхейма.

– Гелион, прежде чем я превращу тебя в отруби, ты увидишь конец Гильдии, – сказал К’йен, а гильдмастер, смотря ему за спину, обронил:

– А возможно, и конец Ордена…

Не дожидаясь разоблачения, Клавдий атаковал. Он был быстр, как ветер, и холоден, как сталь, но острие его клинка рассекло не тело, а воздух. Каэль, пусть и в новом обличии, оставался самим собой, и века забвения не украли у него способности нутром чуять опасность.