С улыбкой хищника - Игорь Середенко

— Стало быть, мы направляемся к Троицкой башне.

— Да, вероятно, — согласился не уверенным голосом Архипов. Он задумался над чем-то, пока Громов, отойдя от него, стал вызывать машину по телефону.

Александр стоял возле деда. Архипов посмотрел внуку в глаза и сказал:

— Каков замечательный выбор.

— Ты о чем? — удивился Александр.

— Троицкая башня. Сквозь ворота этой башни, по Троицкому мосту, минуя Кутафью башню, каждый день входят люди со всего мира, принося с собой разные мысли … Он их прочитывает, я в этом уверен. Ему и газет не нужно, люди сами ему все приносят, — он задумчиво улыбнулся, подобно ученому, которого посетила интересная идея.

— Сейчас подъедет машина и отвезет нас к Троицкой башне, — по виду Громова было видно, что он встревожен.

По призрачному коридору подземелья они шли по одному, так как он был узок. Впереди шел Архипов, освещая фонариком, луч которого бегал в проеме, раздвигая и отталкивая мрачные тени. Вновь похолодало, очевидно, они опустились глубоко. Подземелье дышало своим особым дыханием, перемешивающим сырость и затхлость подземных ходов.

— Сюда редко кто доходил, — сказал Архипов. Они вышли на небольшую площадку. Проход шел дальше и терялся во мраке. Над их головами висели сталактиты.

— Вы уверены, что мы идем правильно? — спросил Громов. — Я видел несколько ответвлений. Кроме того, я уже наводил справки об этих ходах. Говорят, что все они заблокированы.

— Но ведь мы исследуем. В достижении цели никогда не следует торопиться и уж тем более отчаиваться раньше времени, так можно и не найти искомое. Ошибка может привести не туда, а выбираться из ошибок очень трудно. Будем последовательны. Держитесь левой стороны. Что касается проходов, то когда-то я исследовал крошечный тоннель, скорее нору, чем проход для человека. Сквозь него могла бы пролезть разве что крупная крыса.

— И как же вы ….

— Элементарно, при помощи научного прибора, называемого «зонд». Мой зонд прошел там, где человек может только мечтать, он углубился в самые дали и ответвления подземелья.

— И что же было дальше? Вы что-то нашли? — спросил Громов.

— Я двигался не спеша, осторожно продвигая свой зонд все дальше и дальше. И вот однажды мне улыбнулась удача — мой зонд вышел в более широкий проход. На экране, в свете маленькой лампочки, расположенной на зонде, мне открылись стены более широкого прохода. Я уверен, что там мог бы поместиться человек.

— Любопытно?

— Мой фонарик, расположенный на зонде, неожиданно погас, и я видел лишь черный экрана перед собой. Зонд я тогда потерял. Кабель был откушен или перетерся.

— Кем откушен? — с нескрываемым интересом спросил Громов.

— Ну, видимо, крысой или мышью. Но кое-что, пока лампочка еще светила, я увидел.

— Что?

— Это была стена прохода. Она была сделана из кирпичной кладки. Вы понимаете? Когда-то там были люди.

— Но для чего же они построили этот узкий проход? — спросил Громов.

— Эта тайна навеки погребена вместе с этими стенами и тайными ходами подземелья.

Неожиданно, фонарик Архипова что-то высветил на одной из испещренных мрачных стен. Он ринулся к стене, словно коршун на дичь. Громов присоединился к возросшему интересу ученого. Они оба склонились над едва заметной, полустертой временем, надписью.

— Это руны? — спросил Громов, его глаза заблестели в свете фонарика.

— Вот видите, теперь и вы отличаете эти справедливые знаки, он провел рукой по стене, очищая ее от многовекового налета и паутины. — Это чудесно. Надписи были сделаны давно, я не рискну сейчас определить их возраст. Не исключено, что им более трехсот лет. И они, как вы видите, находятся прямо на стене, а не на дереве. Дерево бы не выдержало времени и сгнило. Здесь очень сыро, не находите?

— Что здесь написано?

— Не спешите, сперва надо расшифровать, — Архипов, надел очки, достал блокнот и сделал карандашом записи. Потом поднял голову и торжествующе дрожащим голосом сказал:

— «Никто не равен Богу», — он оглянулся и не увидел за собой Александра. Он заволновался, это передалось и Громову, и они оба в полумраке судорожно освещали тьму. Их дрожащие фонарики бегали из угла в угол, прогоняя десятки теней, а Александра все не было видно.

Пока Архипов и Громов изучали надпись на стене, Александр, набравшись мужества и переборов в себе детский страх, диктуемый большей степени рассказами учителей и сверстников о дьяволе и смерти, решил продолжить поиски в одиночку. Он специально не зажег свой фонарик, чтобы под покровом темноты, незаметно покинуть взрослых. Когда он зажег фонарик, то был уже один, кругом царствовала тьма и мелькали тени, убегая от луча света. Он приметил, в свете фонарика, небольшой проход, куда мог бы поместиться разве что ребенок. Он измерил проход и пришел к выводу, что он подходит для него. Спустя пять минут лазанья на четвереньках и ползком, по узкому извилистому коридору, Александр оказался перед более просторным помещением, из которого шли ступеньки куда-то вниз. Он захотел вернуться назад, но потом вспомнил, что ему придется объяснять свое отсутствие и решил довести начатое дело до конца. Удачный поиск и будет оправданием для строгих взрослых. Освещая дрожащим фонариком ступени, он спустился вниз и оказался на крошечной площадке. Перед ним была стена, не имеющая ни единой щели или борозды, словно эта стена была сделана из единого камня. На стене фонарик осветил рисунок небольшого черного квадрата. Он легко надавил на квадрат, и, к его удивлению, стена подалась вперед, словно приглашая его войти. Александр вошел в каменную дверь, она беззвучно закрылась за ним, и он оказался перед каменными ступенями, спускавшимися куда-то вниз. В его голове промелькнула зловещая мысль — он уже видел эти ступени и даже спускался по ним, но это было в другом месте. На стенах висела паутина, и потухшие факелы, все было мрачно, и всюду царила сырость и пронизывающий до костей холод.

Глава 19. Холодный прием

Александр, превозмогая страх, и движимый, скорее, интересом, пробудившимся в нем, спустился по ступеням вниз и оказался в просторном приемном зале. Обстановка здесь была иной, чем в первый раз, когда он был здесь.

Всюду на стенах, статуях, картинах висела та же серая паутина, свисавшая даже с потолка длинными лохмотьями. Общие тона мраморного пола, убранство стен, витражного стекла, побледнело, потускнело, и атмосфера приема была мрачной. Солнечные лучи не пробивались более сквозь витражи огромных окон, блеск и свет уступили место унынию и серости, мрачные тени были повсюду, они словно захватили в свои объятья старинное убранство и великолепие древних построек.