Жизнь Рембо - Грэм Робб

Многие из критиков Рембо питали профессиональный интерес, полагая, что знания и навыки можно обрести лишь в том виде, в котором они официально распределяются. Но университеты не имеют монополии на знания, хотя они могут запатентовать некоторые пакеты знаний. Даже экзамены, однажды сданные Энид Старки, еще не доказательство против стратегии Рембо продолжительного безделья, за которым следует короткий период интенсивной циничной зубрежки.

Яростное накопление информации Рембо не является ни иррациональным, ни особенно необычным. Известно, что посещавшие некоторые области Африки вдохновлялись на грандиозные схемы технических и административных улучшений. В Хараре была острая нехватка навыков: плотники и каменщики были в дефиците, а визит к кузнецу означал трехчасовой поход по вражеской территории. Любая экспертиза стоила целое состояние. Начиная с 1879 года молодой швейцарский инженер Альфред Ильг (позже друг Рембо) консультировал короля Менелика в царстве Шоа в 400 километрах к западу от Харара, и уже закладывал фундамент современной Эфиопии[683]. В 1883 году один инженер французской экспедиции, надеясь на торговые уступки, ошеломил короля моделями паровоза и парохода[684]. Механические игрушки Рембо, возможно, могли бы быть использованы в качестве предметов торговли или превратить вражду в любопытство. Барде обнаружил, что петарды, например, были хорошей первоначальной защитой от разъяренных туземцев.

В то время как читатели poètes maudits (проклятых поэтов) часто отождествляют их произведения с самими поэтами, критики и биографы склонны идентифицировать их с родителями. Рембо, кажется, не хранил письма своей матери, но из его ответов ясно, что она одобрила бы Энид Старки. Два года спустя Рембо все еще пытался как-то объясниться:

«Что касается книг, они будут очень полезны для меня в стране, где нет никакой информации и где ты в конечном итоге будешь глуп как осел, если не потратишь хоть немного времени на повторение изученного. Дни и особенно ночи очень длинные в Хараре. Эти книги будут приятным времяпрепровождением, так как, надо сказать, в Хараре нет общественных мест для встреч. Человек вынужден сидеть дома все время.

[…]

Я посылаю чек на сто франков, которые можно обналичить, а затем купить для меня книги, перечисленные ниже. Деньги на книги не будут потрачены впустую».

Былая слава шарлевильского коллежа была по-прежнему ярким примером того, чего может достичь имперская система образования.

С той же снисходительностью имя Рембо было стерто с карты европейских путешествий-открытий, хотя есть много язвительных упоминаний о его запросе о справочнике по теории и практике разведочных работ: полезный инструмент для тех, кто надеялся в конце концов опубликовать свои находки с правильными картами и координатами.

По словам Изабель, получавшей письма, которые она позже уничтожила, ее брат отправлялся в торговые и исследовательские экспедиции в окружающие районы и за их пределы на сроки от «двух недель до месяца»[685]. Это соответствует пробелам в его переписке: в общей сложности 263 дня в его первый год в Хараре[686].

Исследования – это не просто приключенческий туризм. Незадолго до прибытия Рембо отважный Паншар совершил краткую экспедицию по закупке верблюдов на восток от Харара. Он попал в плен к враждебному племени гереро и заявил по возвращении, что «не станет этого повторять и за 100 000 франков». Египтяне никогда не покидали город, оставив менее чем 2000 солдат. Когда Барде планировал короткую экспедицию, египетский губернатор предупреждал его носильщиков: «Вы кровью заплатите за это путешествие».

Первая экспедиция Рембо, видимо, привела его на территории арусси и иту к западу от Харара, в направлении реки Аваш, вдоль маршрута неудачливого Люсеро. Он был вынужден повернуть обратно, может быть, из-за болезни, войны между племенами или осторожности проводников. Иногда средства транспортировки просто исчезали: верблюдов крали налетчики, лошадей съедали львы.

Первая экспедиция, упомянутая самим Рембо, была несколько туманным «гранд-туром по пустыне для покупки верблюдов». Этот разумный коммерческий мотив мог бы угодить его матери. Первый редактор писем Рембо, который женился на Изабель после смерти брата, также хотел считать, что он был серьезным бизнесменом. Поэтому он убрал некоторые решающие слова из письма Рембо, датированного 4 мая 1881 года. Несмотря на то что в наличии имеется точная цитата, эти слова (выделенные курсивом ниже) всегда опускались, возможно, чтобы подчеркнуть великолепную фразу: «торговать в неизведанном». Рукопись обнаружилась в 1998 году. Это доказывает, что мотивы Рембо не были чисто меркантильными:

«Я намереваюсь вскоре покинуть этот город, чтобы вскоре отправиться торговать или исследовать за собственный счет в неизведанном. Есть большое озеро в нескольких днях отсюда, и это страна слоновой кости.

[…] На случай, если ситуация сложится плохо и я не вернусь, пожалуйста, имейте в виду, что у меня есть сумма в 715 рупий (около 1430 франков, депонированная в Аденском филиале. Вы можете обратиться за ней, если считаете, что это стоит хлопот».

Это путешествие в «неизведанное», вероятно, было той самой рискованной экспедицией, которую Рембо вдохновился предпринять, когда в Харар прибыл французский епископ с пятью монахами-францисканцами: «Я мог бы следовать за ними в земли, которые до сих пор были недоступны для белых» (16 апреля).

Попытался Рембо или нет совершить путешествие под знаменем католической церкви, это важный момент в истории исследования Африки. Охота за слоновой костью и религиозные связи предполагают, что он слышал про богатые слонами земли к западу, в двадцати днях от Харара, где слоновая кость, как говорили, была в таком изобилии, что ею пользовались для строительства домов. «Большое озеро» – это озеро Звай в северной части Восточно-Африканской зоны разломов. Жители его пяти островов – коптские христиане и некоторые выжившие почитатели Исиды и Осириса – говорили на своем языке и жили среди развалин средневековых храмов. В монастыре, который существует и по сей день, предположительно хранится Ковчег Завета[687].

Ковчегом Рембо было стабильное финансовое будущее и надежное противоядие от скуки. Его экспедиции не имели ничего общего с личной славой. Картографирование «совершенно неисследованных регионов» было практическим расширением поэтической мечты школьника, выраженной в «письме ясновидца»: «Он приходит к неведомому, и, когда в своем неистовстве он наконец теряет смысл своих видений, он их видит! И если ему суждено надорваться в своем устремлении к вещам неслыханным и не имеющим названия – придут новые труженики. Они начнут с того уровня, на котором он изнемог!»

Беззаветная преданность Рембо тому, что может оказаться ничем, сильно напоминает неясный и славный «крестный путь», за исключением того, что сейчас составляющая предусматривает шкуры и слоновую кость вместо эстетики и Верлена.

К счастью, существует подробное описание одной из ранних экспедиций Рембо. В мае до конторы докатилась новость, что большое количество шкур накопилось в местечке под названием Бубасса в нескольких днях пути на юг. К 11 июня Рембо был готов двинуться в путь. Верблюды были нагружены, и коллеги Рембо пришли, чтобы проводить его. Барде вспоминал следующую сцену:

«Как раз когда он собрался отправиться в путь во главе своей маленькой процессии, Рембо обернул голову полотенцем как тюрбаном и накинул красное одеяло поверх своей обычной одежды. Он намеревался выдать себя за мусульманина. […]

Разделяя наше веселье по поводу его маскарадного костюма, Рембо согласился с тем, что красное одеяло, которое «овосточило» его европейский костюм, может привлечь грабителей. Но он хотел выглядеть как богатый купец-мусульманин ради престижа предприятия».

Улыбка Рембо пробивается именно в тот момент, когда он начинает исчезать под новым маскарадным костюмом, как солдат в своем клетчатом берете или англичанин в своем десятишиллинговом «цилиндре». Рембо взял отпуск от самого себя. Он проехал верхом через грязные Баб-эль-Салам («Ворота мира») – юго-восточные ворота – мимо лежащих ниц прокаженных, сквозь вонь цивилизованного человечества и отправился в не отмеченные на карте земли.

Возможно, его больше никогда не увидят снова.

Через несколько дней вулканический рельеф превратился в редколесье. Травяные хижины Бубассы появились на краю равнины. Это была самая дальняя точка на юге, которой достигал европеец.

Некто в красном плаще и тюрбане вызвал огромное оживление. Он обрел защиту боко (местного вождя), а также устроил два рынка по обе стороны деревни. Четверым крепким воинам заплатили, чтобы они поддерживали порядок на рынках. «Он был вынужден несколько раз, – говорит Барде, – вмешиваться со своими жандармами, чтобы разогнать драки, поскольку поверженных должны были подвергнуть принятой в таких случаях процедуре кастрации».