Русская драматургия ХХ века: хрестоматия - Коллектив авторов

Библиотекарша обращается к Баклажанову с неловкостью.

– Что же вы возьмете?.. «Угрюм-реку»? У нас только второй том. Кому же я дала первый?.. Кому-то дала, а он все не приносит… Вы не простой читатель. Хорошие читатели берут, что я им предлагаю, и довольны. А вам я не могу угодить и чувствую себя ответственной за советских писателей.

– Вы скоро кончаете?

– А что?

– Так…

– Ну, скоро.

– Пойдемте куда-нибудь?

– Куда? (Все это ровным от волнения голосом.)

– Все равно.

– Вот это новость. Меня ждет дочка. Да и вас, наверно, кто-нибудь ждет?..

– Можно сходить в кино, это недолго.

– Дорогой мой читатель, зачем это?

– А то можно погулять. Не в смысле ухаживания, а просто так, вы будете держаться за мой рукав и плестись сзади.

– Я читала, что малознакомая женщина не должна держать под руку мужчину: вдруг он кого-нибудь встретит!..

– Мы пойдем по набережной и будем мирно беседовать о социалистическом реализме. Сегодня еще можно искупаться. Знаете, когда я случайно вспомнил вас на работе, у меня сразу повысилось настроение.

– Я рада…

– Тогда все. Что же мы решаем? В кино?

– Можно в кино.

– Или пошататься?

– Можно пошататься.

– Или искупаться?

– Или искупаться.

– Вы гений!

Но тут библиотекарша запнулась и опустила глаза.

– Простите за этот вопрос, может быть, он покажется пошлым.

– Спрашивайте.

– Или, может быть, это нескромно.

– Ничего.

– У вас есть жена?

– Есть. И страшно ревнивая. Но какое это имеет значение в данном случае?

– Для меня имеет.

– Я же не предлагаю вам отправиться в загс! Сходим в кино. В этом нет ничего порочного!

– Может быть.

– Но глупо же!

– Может быть.

Баклажанов пожал плечами и пошел прочь.

– А книги! Книги вы не будете брать?..

– В другой раз.

– Вот и весь разговор. Незадолго перед войной. В блокаду я сидела, закутанная вот так, возле буржуйки и выдавала книги. Тут и спала. Тут же и прочитала наконец всю свою библиотеку. Вообще поразительно, как люди читали во время блокады! Говорят, когда грохочут пушки, музы молчат. Категорически возражаю. Тогда-то как раз музы и говорят… Я долго берегла формуляры моих блокадных читателей…

Война. У кого отняла, а кому вернула. К нам с дочкой вдруг вернулся отец. Если бы он пришел здоровый, возможно, мы бы его и не приняли. Но он вернулся без руки. И мы стали жить втроем. Но это уж личное… Баклажанов тоже тем временем вернулся с фронта, а через несколько лет он уже был доктором наук. После войны он уже не посещал нашу библиотеку. Вместо него стала ходить жена, очень милая женщина. Они, видимо, жили дружно, во всяком случае, он полностью доверял ей выбирать книги: «Это мне, а это мужу». Но я считала, что Баклажанов – все равно читатель нашей библиотеки. Ведь формуляр-то заполнен на него… Один раз, году примерно в сорок девятом, он явился сам.

Входит Баклажанов.

– Здравствуйте!..

– Здравствуйте!

– Порядочно я у вас не был…

– Порядочно. Наверно, мы вас больше не устраиваем, фонд у нас небольшой… Что-нибудь хотите взять?

– Сегодняшнюю газету.

– Я знала, зачем ему газета. Там его ужасно ругали. Его фамилию писали даже с маленькой буквы. Когда он прочитал эту статью, я сказала:

– Простите, что я вмешиваюсь, но не стоит так переживать. Мало ли, какая у человека может быть неудача. От этого никто не застрахован.

– Нет, дорогая моя…

– Наверно, он забыл мое имя и отчество.

– Неудачи у меня не было. А пишут это бездарные люди, которым необходимо кого-то хватать и топить, хотя бы для того, чтобы о них думали: «Смотри, как трудятся! Молодцы, нужные люди!» Все это ложь с начала и до конца.

Он отбросил газету, но библиотекарша, расстроенная, прижала ее к груди.

– Этого не может быть. Кто-то же проверяет, есть же редколлегия.

– Вы идеалистка.

– Ну что ж, если у вас есть завистники – это тоже неплохо. Значит, есть чему завидовать. И Галилея обвиняли в ошибках, а потом спохватились.

– Спохватились через два столетия.

– Вы не Галилей, вы оправдаетесь скорее. Еще будете ходить в маститых, вам это надоест. Поверьте мне!

Баклажанов смотрит на нее молча. Потом он поднялся, поцеловал ее в щеку и ушел. Библиотекарша смотрит ему вслед.

– И я оказалась права. Сейчас Сергей Николаевич Баклажанов – всемирно известный ученый. Теперь и жена его перестала ходить за книгами. Наверно, обзавелись собственной библиотекой.

И снова, как бы отчитываясь.

– А время идет. Нас перевели в новое помещение, значительно увеличили фонд. Я, может быть, и забыла бы Сергея Николаевича – все уходит в прошлое, – если бы ко мне не явился его сын.

Словно вызванный ее воспоминаниями, появился сын Баклажанова.

– Здравствуйте!

– Можно записаться?

– Почему же нет. Паспорт есть? Заполните формуляр, только аккуратно.

Он заполняет.

– Ах, я сама бы могла заполнить за тебя формуляр. Баклажанов Игорь Сергеевич. Год рождения сорок четвертый, когда отец твой вернулся из госпиталя домой.

– Ваш номер 1616. Легкий номер, запомните?

Игорь усмехнулся.

– Попытаюсь.

– Что вас интересует?..

«Какой ты? Кто ты?» – хочется ей спросить.

– «Жизнь Эйнштейна». (Он озабочен, деловит.)

– Пожалуйста… (Она довольна.)

– Тьюринг, «Может ли машина мыслить».

– Выдана.

– Лавров, «Электроника и современность».

– Увы…

– Тогда все.

Ей хочется хоть немного задержать его.

– Вы можете взять что-нибудь из художественной литературы.

– Ну дайте там что-нибудь про шпионов.

– Вас интересует литература такого рода?..

– Какого же это рода?

– Скажем, примитивная в художественном отношении.

Поспорить Игорь не прочь.

– Тут хотя бы с первой страницы не становится ясно, чем все кончится. Три шашечные комбинации, которыми оперируют современные писатели…

– Вы имеете в виду всех писателей?

– Во всяком случае, большинство. Я их не читаю.

– Вы не читаете, потому что не умеете читать. Есть люди, которые не умеют слушать музыку.

– Виноват, вы читали Винера «Кибернетика и общество»?

– Нет.

– Видите – нет. Это пробел. Но я вас не обвиняю. В условиях громадного количества впечатлений, которые обрушивает на вас современная жизнь, интеллект стремится ограничить круг своих интересов… Что вы так на меня смотрите?

– Я смотрела на него, и какое-то странное волнение поднималось у меня в груди. (Сын Баклажанова с этой минуты перестает участвовать в действии, он – как бы воспоминание.) Как он похож и как непохож. Самоуверенный в том, чего не понимает, да и понять еще не может. И в то же время знает то, чего я не знаю да уже едва ли успею узнать. Я смотрела на него и не могла оторваться. Он запнулся, покраснел и не понимал, что со мной происходит. А мне хотелось сказать ему, не смейтесь, прямо словами Пушкина: «Здравствуй, племя младое, незнакомое!..»

1962

Г.И. Горин (1940–2000)

Писатель и драматург родился 12 марта 1940 года в Москве в семье военнослужащего. Окончил 1-й Московский медицинский институт им. И.М. Сеченова в 1963 году и несколько лет работал врачом «скорой помощи». Путь Горина в драматургию начался с сочинения сценок для студенческого «Клуба веселых и находчивых» (КВН), а с середины 1960-х годов он начал публиковать фельетоны, юмористические рассказы и скетчи, где остроумно высмеивал пороки «застойного» периода: засилье бюрократии, ложь и показной характер советского официоза. Сатирическая публицистика Горина пользовалась неизменным успехом, и в течение нескольких лет он заведовал отделом юмора в популярном в те годы журнале «Юность».

Как драматург Горин дебютировал в 1966 году, создав в соавторстве с А. Аркановым пьесу «Свадьба на всю Европу». Сотворчество двух сатириков оказалось плодотворным: созданные Гориным и Аркановым комедии в конце 1960-х – 1-й половине 1970-х годов имели большой успех («Банкет», 1968;

«Маленькие комедии большого дома», 1973; «Тореадор», 1973; «Соло для дуэта», 1975). Однако эти сатирические комедии были лишь прелюдией к тому драматургическому жанру, который стал любимым жанром Горина-драматурга в течение всех последующих лет – к тем философским притчам, которые и определили в конечном итоге уникальность творческого почерка автора.

Отношение критики к сценической притче в 1970-1980-е годы было неоднозначным. Раздавались голоса, что пьесы-прит чи чересчур сложны для восприятия, так как рассчитаны на публику с достаточно широкой литературной эрудицией. Однако такие упреки вряд ли можно назвать справедливыми, ведь Горин, наряду с другими драматургами-современниками, ощутил потребность общества в серьезных размышлениях над кардинальными, вечными философскими и нравственными проблемами, будь то комедия «Тиль» (1970), созданная по мотивам фламандского фольклора и романа Шарля де Костера; трагикомедия «Забыть Герострата!» (1972), в которой оспаривалось право разрушителя на историческую память; или пьеса «Самый правдивый» (1974) о бароне Мюнхгаузене, бесконечные выдумки которого оказываются интереснее и в сущности правдивее приземленной правды обывателей.