Парижский шлейф - Диана Машкова

А с родителями отношения так и не наладились. Вернее, со стороны казалось, что все хорошо, но Настя многое теперь не могла им простить. Виделись они не чаще трех раз в год – Настя заезжала на день рождения мамы, папы и тридцать первого декабря. Конечно, они говорили изредка по телефону, и, когда было нужно, Настя отправляла к маме водителя с деньгами. Но личные встречи удовольствия не приносили. Настя отчетливо видела, как переменилось к ней отношение родителей с того момента, как она стала материально им помогать: отец наконец заговорил – после четырех лет молчания, мама то и дело заискивающе улыбалась и суетилась вокруг. Грустно. Может быть, конечно, они ее по-своему любили, но с самого детства она слишком часто слышала о том, как много в нее «вложили», как трудно было сделать так, чтоб «доченька ни в чем не нуждалась» и что поэтому, когда она вырастет, от нее должна быть «отдача». Сначала родители полагали, что «отдача» придет через удачное замужество, потом наступило разочарование, теперь вот – разумный баланс: «Ты нас содержишь, а мы не вмешиваемся в твою жизнь». Настя иногда с горькой усмешкой думала о том, стали бы родители и дальше брать у нее деньги, если бы знали правду об источнике ее доходов. И не находила ответа.

Тем временем клуб процветал. Настя быстро научилась управляться со своими подчиненными и неизменно лично контролировала работу заведения и все внешние процессы. Хотя, конечно, по многим вопросам помогала Лида, да и чем дальше, тем проще становилось. Со временем набралось десятков пять постоянных клиенток, которых Настя прекрасно знала: они и содержали клуб. Изредка появлялась новая гостья, – ее обязательно приводил кто-то из «стареньких», – и позже она тоже могла стать постоянной. Время от времени кто-нибудь из завсегдатаев пропадал: уезжали жить за границу, находили постоянного мужчину или переключались на проблемы подросших детей и народившихся внуков. Но посещаемость клуба тем не менее держалась на уровне. За ночь, в зависимости от дня недели и времени года, в клубе могло побывать от двух до двадцати гостей. Вполне достаточно, чтобы вести это муторное хозяйство и не отказывать себе ни в чем.

Одним словом, женский клуб давным-давно стал для Насти и источником дохода, и привычной работой, которая удачно заполняла все свободное время. Все равно его больше некуда было девать. О глупостях вроде «мести» или «возмездия» она уже давно забыла – не в таких стремлениях души кроется человеческое счастье. Это, понаблюдав за сияющим Стасом, за помолодевшей в замужестве с юным Артемом Элен, она теперь знала точно.

– Мы пришли, – Настя вздрогнула от неожиданно раздавшегося голоса Олежека и открыла глаза – так задумалась, что даже не слышала, как он вошел.

Олег с нескрываемым выражением блаженства на лице втянул за собой в кабинет молодого человека и прикрыл за ним дверь. Настя лениво взглянула на державшуюся за руки парочку…

…и обомлела. Перед ней, смущенно выдергивая руку из Олеговых щупалец, стоял Николай.

У Насти тошнотворно закружилась голова, все вокруг, кроме Николая, разом заплыло белесой дымкой, пропало. Она теперь отчетливо видела только ЕГО. Темные волосы, стройную фигуру, родное лицо. В глазах потемнело, ладони стали мокрыми, а лоб покрыла холодная испарина. Если бы она стояла, то точно осела бы прямо на пол – колени била мелкая противная дрожь. Настя непроизвольно прикрыла глаза, потом сделала над собой усилие и заставила снова посмотреть на вошедшего юношу: картина не изменилась.

Перед ней, рядом с улыбающимся Олегом стоял нахмурившийся Николай.

– Анастасия Петровна, это – Иван, – представил его Олег, «Николай» изобразил робкую улыбку и чуть заметно поклонился. – У него опыта работы нет, но…

В ушах у Насти стало горячо, сознание отступило. Дальше она не слышала ни единого слова, перед глазами плавали неразборчивые пятна, а Олег что-то говорил и говорил… Потом резко замолчал, молниеносно вытолкал Ивана за дверь и кинулся к начальнице.

– Анастасия Петровна, вам плохо?! – Он заметался, налил в стакан воды, поднес к ее губам, смочил под краном кулера белоснежный, с вышивкой, носовой платок, приложил к Настиному горячему лбу.

– Это все я, идиот, виноват! – причитал Олежек, не переставая. – Вы же сказали, что устали. Не надо мне было…

– Где он? – Настя, очнувшись, едва прохрипела эти два слова и раздраженным движением отбросила порхающие вокруг ее лица наманикюренные руки.

– Кто?! – Олежек вытаращил глаза.

– Нико… – она чуть не задохнулась, – твой Иван.

– За дверью, наверно. – Олег схватил со стола документы и начал обмахивать Настю. В любое другое время она словесно отодрала бы его за подобные вольности так, чтоб мало не показалось. Сейчас сил не было. – Да какая разница?!

– Догони!!! – Она снова оттолкнула его руки – бумаги веером разлетелись по комнате. – Вдруг он ушел?!

– Господи! – Олег бросился на колени, начал собирать документы, потом махнул рукой, выбежал за дверь. Настя жадно выпила стакан воды и, сжав руками виски, начала раскачиваться туда-сюда, словно в трансе.

– Вот, – Олежек втолкал испуганного «Николая» в кабинет. – Куда его девать?

– Посади на стул, – Настя с трудом взяла себя в руки, – и выйди!

Она успела подумать о том, что тогда, девять лет назад, Николай не застрелился, как сказал ей Стае, а с ним произошло какое-то несчастье. Может быть, он попал в катастрофу, может, потерял память и пропал. А теперь вот бог знает как оказался здесь. Но ее он, само собой, не узнает. Ну, конечно! Она безобразно изменилась – жизнь в самом эпицентре порока и душевной грязи не проходит бесследно! А вот он не постарел – даже, наоборот, отчего-то выглядит гораздо моложе. Боже мой! Что же с ним на самом деле было все эти годы?!

Олежек тем временем вытащил кресло на середину кабинета, словно готовил лобное место, толкнул в него «Николая» и стремительно вышел.

Закрыв за собой дверь, он с досадой сплюнул на ковер и прислонился спиной к холодной стене. Олежек чувствовал, что в кабинете начальницы сейчас будет происходить что-то важное – у него на эти вещи был отличный нюх. Поэтому не стоило далеко удаляться. Мало ли! Он приоткрыл дверь незаметно, до едва образовавшейся щелки, и тут же припал к ней натруженным ухом. Олежеку до зарезу нужен был компромат на Настю!

Достало пресмыкаться и бегать за ней, как мальчишка, – тем более что шефиня их совсем зарвалась: отравилась собственным всемогуществом и деньгами! Стрижет, сука, бабки со стриптизеров: чуть что – «штраф», чуть что – «уволю»! Совсем краев не видит – допрыгается скоро. Олежек такие вещи нутром чувствовал, не первый год он по клубам: среди ребят все полгода, что он здесь проработал, росло недовольство со скоростью снежной лавины. А он только рад был эти недовольства усилить: ругал хозяйку, называл жадной, рассказывал про свои несуществующие унижения. Он-то уж точно знал: как только вечно грызущаяся между собою братия объединяется ради мести в единое целое, спасайся, кто может! Ч-черт! Если б только не старая мокрощелка Лида из МВД, давно бы с самыми прогрессивными ребятами устроили девочке Насте «темную». Больше заступиться за эту дрянь некому. А он бы по справедливости занял ее место в этом клубе.