Стреломант. Дилогия (СИ) - Лекс Эл

– То что? – с любопытством спросила Ника.

Я пожал плечами:

– Как‑то захотелось сделать так, чтобы прана никуда не рассеивалась. И я просто решил попробовать… Совершить действие, обратное тому, что я представляю, когда заряжаю предмет своей праной.

– А что ты представляешь? – Ника склонила голову к плечу. – Всегда интересно было.

– Я представляю прану как заполняющий меня красный дым. – охотно принялся объяснять я. – Который клубится во мне и повторяет мой силуэт, а когда надо – вытекает из пальцев и проникает в предмет, который я хочу зарядить.

– Забавно. – тоже несмело улыбнулась Ника, кажется, уже забыв, с какой темы мы начинали. – А я представляю ее как кровь.

– Ну, это логично. – хмыкнул я. – Так а что там с поглощением чужой праны? Почему это так ужасно?

Раз я вывел Нику на более или менее спокойный настрой, в котором она уже вряд ли будет кидаться необдуманными словами, надо ковать это железо поскорее.

И мой план удался. Ника хоть и дернулась слегка, возвращая свои мысли на проторенный путь, но в ярость не пришла.

Вместо этого она вздохнула:

– Это ужасно. Просто ужасно. Это приближает реадизайнера к Собирателям. Это они собирают чужую прану и живут за счет нее.

– Но я не живу за счет нее. – я пожал плечами. – Я ее… Просто впитал, чтобы не привлечь даргов.

– Я понимаю, но это… Отвращение к Собирателям оно культивируется в нас с глубокого детства. Я просто ничего не могу с этим поделать, эта реакция, она происходит быстрее, чем я успеваю о ней задуматься.

Что ж, Ника в очередной раз нашла, чем меня удивить:

– Отвращение к Собирателям? Почему? Ты же сама говорила, что поезд в академию водят Собиратели!

– Слыхал про ошибку выжившего? – усмехнулась Ника. – Эта парочка Собирателей – уникальна. Других таких просто нет. Честно говоря, я даже не знаю, что происходит, когда кто‑то из них умирает от той или иной причины, и где руководство академии находит новых. В любом случае, они – исключение из правил. Подобных Собирателей в мире больше не существует.

– А какие существуют?

– Агрессивные, в основном. – очень серьезно сказала Ника. – Чрезвычайно сильные. Очень голодные. Потерявшие человеческий облик. Жаждущие новой праны.

– Погоди. – я прервал Нику, подняв ладонь. – Мы сейчас об одном и том же явлении говорим? О реадизайнерах, которые ушли за порог истощения?

– Да. – Ника кивнула. – О них самых. О тех, кому для дальнейшего существования необходима чужая прана. О тех, кто начинает нападать на других реадизайнеров и убивать их ради праны.

– А Кодекс?

– Кодекс не имеет над ними силы. – покачала головой Ника. – Ведь они перестают быть реадизайнерами, потеряв всю свою прану.

Вот так‑так… Стало быть, в этом мире помимо прочих мерзостей есть еще и неведомые Собиратели, которые жить не могут без того, чтобы не убивать других реадизайнеров. Причем, в прямом смысле… Надо взять на заметку.

– И что происходит тогда?

– Чем больше Собиратель поглощает чужой праны, тем сильнее он становится. Мало того – он начинает приобретать стойкость к тем рабочим телам, которыми пользовался поглощенный реадизайнер. Если этот процесс не оборвать в самом начале, убив Собирателя, он в теории способен приобрести стойкость вообще ко всему на свете.

– Значит, Собиратели живут в городах? – уточнил я. – И серийно убивают реадизайнеров?

– Нет, в городах они не живут, в этом и самое интересное. В городах их легко вычислить, ведь их отсутствующая прана фактически затягивает в себя прану всех окружающих, даже в те моменты, когда Собиратель не питается напрямую. Отследить начинающего Собирателя проще простого. Поэтому после одного‑двух убийств, накопив некоторый запас праны, они бегут из городов и селятся в пустошах.

– Это как? – не понял я. – А дарги? А скопии? А питаются они чем?

– Даргов они не интересуют, ведь у них нет активной праны, да и пассивной нет. Они сами, говорят, порой охотят на даргов и других животных, высасывая из них крохи пассивной праны, чтобы поддерживать собственную жизнедеятельность. Кроме того, Собиратели нападают на поезда, самолеты и машины экспедиционных групп. Об этом вообще лучше не говорить… То, что ты видел, когда на поезд напали дарги – ничто по сравнению с нападением одного Собирателя.

– Видела своими глазами?

– К счастью, нет. – Ника покачала головой. – Но деда видел. Рассказывал. Даже от рассказов мороз по коже.

– Ладно, не рассказывай. Лучше скажи, почему между городами до сих пор кто‑то путешествует, если все так плохо?

– К счастью, для того, чтобы реадизайнер стал Собирателем, долго сложиться воедино очень много факторов. – Ника стала считать, загибая пальцы. – Он должен уйти за грань истощения. Он должен не умереть при этом. Он должен остаться в сознании. Это такое редкое сочетание факторов, что за последние пять лет ни одного нового Собирателя зафиксировано не было. На самом деле, их всего около шестисот. По всей планете. По крайней мере, официально зарегистрированных.

– Они не размножаются?

– К счастью, нет. Лишенные активной праны стерильны.

Интересное замечание. Медики бы его оценили.

– И проблема Собирателей в том, что их нельзя пробить реадизом? Они стойки к нему?

– Не только. Чем больше праны поглощает Собиратель, тем сильнее он становится. Во всех смыслах сильнее. В некоторой ограниченной форме они даже способны пользоваться реадизом, но предпочитают решать вопросы силой, которая у них просто огромна. Как и ловкость. И сопротивление реадизу. В общем, Собиратель это… Собиратель. По‑другому его не назвать. Его даже перепутать с кем‑то невозможно – если ты увидишь Собирателя, ты поймешь, что это он.

– Ладно. – я кивнул. – Но теперь ты знаешь, что я поглощал прану Чингиза для того, чтобы не привлечь к нам толпу даргов.

– Я уже поняла. – вздохнула Ника. – Просто… Говорю же – голова включается позже рефлексов.

Вот и отлично. Она не заметила некоторых недоговорок в сказанном мной. Не заметила, что я не стал говорить о том, что не привлечь даргов – было лишь второй задачей, а никак не первой.

Мне надо стать сильнее. Если для этого надо поглощать прану других реадизайнеров – я буду это делать. К моему счастью, мне для этого даже не надо искать, кого бы убить – противника буквально сами прыгают на мои стрелы.

Я поднялся с земли:

– Раз с этим мы закончили, надо придумать, как нам теперь выбираться отсюда. А для этого было бы неплохо понять, откуда именно "отсюда" нам надо выбираться.

– Это да. – вздохнула Ника, поднимаясь тоже. – Закинул нас даргов выкормыш хрен знает куда…

Я еще раз огляделся, и снова не увидел ни одного дарга. Зато увидел кое‑что другое – где‑то далеко‑далеко, на самом краю горизонта что‑то металлически блеснуло. Что‑то длинное. Очень длинное. Длиной примерно как рельсы.

С учетом того, что на находились на небольшом, но все же возвышении, отсюда до горизонта, а, значит, и до рельсов, если, конечно, это были они, было примерно километров восемь. Но дойти до рельсов – это еще только половина дела. Даже четверть. Что‑то я сомневаюсь, что поезда в академию ходят хотя бы раз в сутки, а, значит, даже дойдя до рельсов, мы ни хрена не получим. Разве что количество возможных направлений движения сузится до двух, что тоже слишком много в отсутствие воды и еды.

Правда Ника, кажется, и не собиралась никуда двигаться. Она подозрительно прищурила глаза и медленными шагами мерила землю, воткнув в нее взгляд. Пальцы ее приподнятых рук выжидательно подергивались, словно она играла на невидимой арфе.

– Ты что делаешь? – спросил я после минуты наблюдений за Никой.

– Ратко… – невнятно пробормотала Ника. – Он же говорил…

– Да, поболтать он мастер. Был. – хмыкнул я.

– Нет же. – рассеянно ответила Ника. – Он говорил… Что не рассчитывал на двоих. Что перенес нас не туда, куда планировал.

– Было дело. – согласился я.

– Если это был подвешенный портал, то он не мог прерваться сам по себе. – продолжала бормотать Ника. – Правильно ведь? Правильно. Он должен был исчерпать вложенную прану и притянуться к ближайшему источнику.