Евгений Мартынов. Белокрылый полёт - Юрий Григорьевич Мартынов

…Жизнь вспоминаем,

Чаи попиваем,

Добрые песни поём.

Из песни «Марьина роща»

Стихи И. Резника

«Видать, весёлый был артист…»

Композиция из воспоминаний друзей и соратников

Тема

– Видать, весёлый был артист? – остановившись у памятника, заставленного цветами и окружённого отнюдь не скорбящими людьми, вопрошает одинокий прохожий.

– Да, не грустный, – отвечает ему кто-то из нашей компании.

– Женя был светлым человеком. Ярким и очень талантливым.

– Как его песни, – негромко вторит отвечающему чей-то женский голос. – И так же, как в песнях, он в жизни мог быть и серьёзным, и весёлым, и очень заводным…

Многие, впоследствии становившиеся популярными песни своё публичное крещение проходили на творческих встречах издательских редакций с читателями, в частности на вечерах журнала «Крестьянка»

Прохожий выдёргивает из своего букета пару цветков и кладёт их на гранитные плиты памятника.

– А я как иду мимо, на могилу родителей, так всегда вижу здесь людей. Помнят его. Все проходят: и кто цветочек, кто конфетку – всегда положат. Не забывают.

– Извините, не выпьете с нами? Сегодня день рожденья Жени… Хотя бы чисто символически, – предлагаем мы незнакомому, но, по всей видимости, духовно близкому нам человеку.

– Разве что в память о славном артисте? – грустно улыбнувшись, соглашается тот, подходя вместе с нами к столу, стоящему напротив памятника (метрах в шести от могилы, с другой стороны аллеи).

– Ну, пусть земля ему будет пухом! – поднимая рюмку, несколько смущённо, со вздохом произносит наш новый сообщник.

– Давайте. А лучше, извиняюсь за добавление, пусть небо Жене будет обителью! – корректирует кто-то из нас, поднося к губам свой сосуд с крепким зельем.

– Да, это ещё вернее, – соглашаются все и дружно выпивают.

На несколько секунд смолкнув, мы быстренько, по-простому закусываем и прощаемся с нашим новым знакомым: мужчиной лет пятидесяти, стеснительным и якобы спешащим, не без колебаний согласившимся взять со стола бутерброд «на дорожку».

И снова, как до общения с милым прохожим, компания продолжает с улыбкой вспоминать былое.

Вариации

– А помнишь Женькины шутки, когда он после удачного худсовета или записи заходил в ресторан и сразу начинал швейцару вешать лапшу на уши: «Шмайзел дэ штрбхес ля маленький бойзл…» Тот сначала внимательно слушает, а потом растерянно спрашивает: «Что вы сказали?» А Жека в том же понтярном духе продолжает: «Санта дэ ля мбрэ люля кебаб дэ фуз…». У швейцара глаза – на лоб, бежит за метрдотелем: мол, знаменитый артист пришёл, не по-нашему чего-то говорит, кажется, про люля-кебаб спрашивает. Метрдотель, улыбаясь, здоровается, приглашает в зал, вежливо сажает нас за столик, а Женька ему серьёзно так вопрос в лоб: «Слябы у вас сегодня есть?..» Тот задумчиво отвечает: «Нет». – «А музумбала с марцифалями?..» Тот после паузы: «Не бывает такого». – «А мегага под спущёнкой или хотя бы бензотрабл с гавнйром каким-нибудь имеется?.. Может быть, осталось хоть немного говнядины-сриль или пердёлек на блевантйне?..» Наконец метрдотель под наш дружный хохот просекает, что его разыгрывают, и, тоже смеясь, говорит: «Для вас, Евгений, у нас всегда всё имеется, разве только кроме названных деликатесов. Заходите в любое время, вас будем рады обслужить по полной программе!» Такие вот выкидоны Женька выделывал. При всём при том, что люди вокруг сразу его узнавали. И уж никогда он не старался внешне выглядеть умнее и солиднее, чем был внутри на самом деле. После подобных «прибамбасов» все в него просто влюблялись, как в родного…

– Как в ребёнка, скажи точнее, – подхватывает разговор рядом стоящий. – Женя, правда, как все гениальные люди, был большим ребёнком, оттого и любил побаловаться, несмотря на свою серьёзность в творчестве и вообще в делах. Сколько раз бывало: звоню ему, он поднимает трубку – и таинственно-строгим тоном вещает что-то типа того: «Общество “Память” слушает, говорите…» Я ему в его же стиле: «Это Тель-Авидение вас беспокоит…» Мартынов, ещё не разобрав толком, с кем говорит, продолжает: «A-а, Утренняя пошлость, Песни гадов и рак-музыка?..» – «Совершенно верно, вам привет от Яшки Ёлкина и Мягкого Пениса» (то есть Яка Йоалы и, извиняюсь, Тыниса Мяги). – «Спасибо, а как там сейчас поживают Рэй Конюх и Женька-в-Ластах?» (то есть Рэй Коннифф и Джеймс Ласт) – «Лажа: у Конюха свиньи всё сено пожрали, а у Женьки один ласт акулы свистнули…» Корёжить голоса обоим становится невмоготу из-за разбирающего изнутри смеха, и Женька наконец узнаёт меня: «Здорово, Витя! Ты что – без дураков – в Таллине был, с Яком встречался?»

– …С Яком мы в 79-м году, помню, были у Жени, на Спасской, – жуя бутерброд, включается в воспоминанья следующий Женин соратник. – Тогда Йоала только что записал несколько Жениных песен. И, надо сказать, классно записал! Мы сидели за маленьким столиком, у рояля, и по этому поводу выпивали вчетвером: ещё Юра с нами был, что-то серьёзное в нотной тетрадке чертил и одновременно в компании участвовал. После очередного тоста вдруг откуда-то с верхнего этажа зазвучала всем известная мелодия «Шесть-тридцать» – так мы её называли. «Опять они! – закатывает глаза Яшка, возвращая неотпитый бокал на столик. – Нигде от них покоя нет!» Женька открывает окно, садится за рояль и во весь голос: «Над деревней льётся радостный мотив, девки провожают парня в Тель-Авив!» Потом резко обрывает свою песню и объявляет: «Заканчиваем кутить! Сейчас будем все на русскость проверяться: прыгать с балкона, со второго этажа на улицу. Если не разбился, значит, русский»… «А если разбился, – подхватывает Мартынов-младший, – значит, из тех самых… Одним меньше будет. Туда ему и дорога, прости господи». Як от смеха чуть не подавился, спрашивает: «Мне-то что делать? Я ведь и так не русский, а эстонец. Разобьюсь наверняка!..» «Нет, – говорит Женя, – не разобьёшься. Мы с тобой, Як, проверяться не будем, с нами всё ясно»… И, пристально глядя на меня, продолжает: «Но гишмалтизацию сейчас всё-таки проведём: вот с Жоркой разобраться надо. Пусть он проверится!»…

– И что, проверился? – спрашивают слушающие рассказчика. – Чем дело-то кончилось?

– Да ничем, – вступаю в разговор я. – Покричали в окно на верхний этаж, чтобы там прекратили свой «шабаш», а когда наверху всё стихло, мы им сами стали играть в четыре руки те же «Шесть-тридцать», «Хама-на-мыло» и «Братва, братва, купите бабе розы». Не забывая при этом тостировать за дружбу народов и интернациональную солидарность.

– …Что тут говорить? О Жене без улыбки трудно вспоминать. Давайте-ка поднимем чарки ещё раз за его солнечную память и такие же солнечные песни, – со вздохом предлагает Жора.

– Давайте, – подхватывают все и на несколько секунд смолкают…

– Я не забуду: были они с Яком на съёмках у меня в передаче, где-то в те же годы, – заговорил